— Хм, а вот это уже залёт, Скромнов, — говорит он и садится вплотную ко мне. — За такое я и наказать могу.

Из-за прилипшей пробки даже отодвинуться не получается. От него, как от отца, приятно пахнет табаком и какой-то туалетной водой с холодным ароматом.

— Боишься меня?

Не успеваю я мотнуть головой, как его рука накрывает моё бедро у самого паха. Я гляжу вниз и чувствую, как его палец размазывает стёкшую сперму. Вскидываю глаза и встречаюсь с ним взглядом.

— Что это там?

— Н-ничего, — пищу я.

Он отодвигает мою руку с «Восставшим из ада».

— Не понял, — говорит он и начинает, как ненормальный, ржать.

Я слюнявлю пальцы, пытаясь отклеить и оттереть прилипшие к головке салфетки, а он валится на парту и угорает, сотрясаясь всем телом. Так, блин, обидно! Подтягиваю штаны и со всех сил сжимаю очко в надежде успеть отодрать пробку, пока он не смотрит, но куда там.

— Не спеши, — останавливает он меня, беря за руку. — Я, знаешь ли, давно тебя заприметил. Мне как математику нравится твоя пунктуальность, систематичность, верность выбору и процессу. Ты всегда садишься на одно и то же место, и знаешь, что я сделал? Смотри…

Он достаёт из кармана айфон, заходит в ВК и включает видео с названием «Мой ученик!)))))))». Вид, как будто камера смотрит из какого-то ящика. Сверху и снизу обзор закрывают деревянные плоскости, а между ними какой-то пацан с турборежимом наяривает член. Рука так и мелькает, размазываясь во времени и пространстве. И всё это шальное непотребство под вздохи Энигмы, перемежаемые рубиловом из Рамштайна, достигает апогея к фееричной концовке барабанной дроби, последнее бац, и выстрел из «пушки».

«А он творчески подошёл к процессу. Интересно, он во всём такой новатор?»

Сердце моё колотится, как у колибри, перед глазами расплываются тёмные круги. Мама говорит, что это от недоедания, питаюсь якобы как попало.

«В обморок только не грохнись! А, нет, не получится, ты ж на колу сидишь!»

Я цепляюсь взглядом за его шевелящиеся губы и будто через заложенные ватой уши слышу:

— Ты же не хочешь, чтобы все узнали, что это именно ты?

Мне кажется, что меня сейчас стошнит.

«А я тебя предупреждал — не рассказывай про мух, а то станешь одной из них».

— Чего… чего вы хотите?

— Для начала покажи мне мастерство своих рук, — произносит он и расстёгивает ширинку.

«Убери эту счастливую лыбу с хари и сопротивляйся!»

— Ни за что на свете вы не заставите меня вам отсасывать и подставлять жопу под ваш огромный и голодный хуй, чтобы вы ебали меня до изнеможения прямо на этой парте!

«Нихера себе ты заговорил, где только таких словечек нахватался, матерщинник?»

— Так вот чего ты хочешь, — задумчиво произносит Пал Палыч, нервно растягивая петлю галстука, встаёт, спускается вниз и запирает дверь.

========== 4. Единорог, девочка-акробатка и белый кролик ==========

Я смотрю на неотвратимо приближающегося физика, как маленький пушистый крольчонок на огромного и страшного удава, который хочет его не просто съесть, а ещё и извращённо надругаться. Защищаясь, выставляю вперёд ладони с растопыренными пальцами и молю:

— Пал Палыч, а может, не надо?

— Надо, Петя, надо, — отвечает он, как по канону.

— Я девственник, — автоматически вырывается у меня отработанная фраза.

— Что-что? — спрашивает он в некотором замешательстве. — Скажи-ка это ещё раз, только шёпотом.

— Я девственник, — громко шепчу я, ничего не понимая, но, видимо, понимает моя жопа, потому что резко сокращается, до боли сжимая пробку.

— Та-ак! И кто это тут использует моё доброе имя в интимно-корыстных целях? Моя сероглазая огненная киска?

Тёмные круги перед глазами расцвечиваются фейерверками разноцветных хвостатых искр.

— Ты, кажется, расстроился, что я прервал тебя на самом интересном месте. Что ж, сейчас у тебя будет возможность рассказать всю историю до конца.

Он, как маленького ребёнка, берёт меня под мышки и начинает поднимать. Благодаря сжавшемуся очку пробка остаётся во мне.

— Что это был за звук? — спрашивает Палыч, разворачивая и заваливая меня спиной на стол, и тут мой телефон разражается призывным жужжанием. Я выворачиваю голову и тянусь к сотику. — Потерпят, — говорит Палыч, отнимая трубку, — как и ты.

— Отдайте, это по работе, а не то меня уволят, — плаксиво выпрашиваю я.

Палыч окидывает меня взглядом, в глазах мелькает сочувствие, и протягивает трубку.

— Алло, здравствуйте! — говорю я жизнерадостным тоном, расплываясь в улыбке.

Физик поджимает нижнюю губу, уважительно кивает и, показав большой палец, стаскивает с меня штаны вместе с кроссовками.

— Розовый единорог? Простите, а сколько вам лет?.. Да, вы правы, не моё совершенно. Вы маленькая девочка, верящая в сказки и в то, что гномы не сношают Белоснежек, а я большущий злой единорог…

Палыч раздвигает мои сопротивляющиеся колени. Удивление, изумление, глумливая улыбочка сменяют друг друга на его лице. Я кривлюсь от боли и сжимаю зубы, когда он вытаскивает уже сроднившуюся с жопой пробку. Он наклоняется ниже, под стол, и я ничего не вижу.

— Как вы сказали? Розового окраса? А… Я большущий злой единорог розового окраса с огромным хером, что задевает головнёй пшеничные колосья и оттого возбуждается в погоне за вами… за тобой ещё сильнее. Зубами я срываю с тебя любимое кружевное белое платьице, что сшила матушка перед тем, как её снасильничали и растерзали в лесу серые волки. ВолкИ?.. И растерзали серые позорные волкИ. И подлизываю тебя между ног большим, слюнявым и шершавым конским языком, а ты совершенно голенькая убегаешь по золотому пшеничному полю дальше, чувствуя холодящую влагу между ног, разведя в стороны руки, как крылья дивной птахи, а над головой бездонное голубое небо. И ты взлетаешь в него, насаженная, как на кол, на рог единорога.

Между моих ног, как рожа зубастого клоуна из «Оно» Кинга, появляется физиономия безумного Палыча, ко лбу которого прилеплена на присоску анальная пробка.

«Делайте, что хотите, а я в этом участвовать не буду!»

Я еле сдерживаюсь, чтобы не впечатать ему пяткой в харю.

— Я кручу тебя на роге, подкидывая вверх, ты виртуозно делаешь сальто и вновь насаживаешься на остриё, кровища так и хлещет, заливая мои чёрные звериные глазища с длинными пушистыми ресницами.

Дьявольская единорожья морда Палыча приближается к моему лицу.

— Оближи, — говорит он и тычется вонючим кончиком пробки в мои сомкнутые губы, — а то будет больно, — и я открываю рот.

— По сторонам от скачущего единорога появляются маленькие эльфики… Что? Тоже розового окраса?! И скандируют: «Юлька! Юлька! Юлька!»