Он рывком разворачивает мальчика на спину. Плошка, расплёскивая воду, летит на пол. Сжимая Генкины плечи, склоняется над ним, стараясь поймать уходящий в никуда взгляд.
— Ведь не прижилась ещё, не прижилась! Отдай! Мне! В душу!
— В душу, в душу, — шевелятся губы мальчика.
— Да! Мне, мне в душу!
— В душу, в душу.
Генка смотрит на Семёна, и губы его расплываются в безумной улыбке-оскале.
— А где она? — спрашивает Генка.
— Здесь она, здесь, — суетится Семён, ударяя себя в грудь.
— Гниль, — говорит Генка и смеётся, — одна гниль.
— Молчи, гадёныш! Нет! Отдай, отдай!
— Возьми.
— К-как?
— Сам.
Семён смотрит на Генку, а затем стягивает одеяло и склоняется над ним.
Когда возвращается Дик, Генка вновь лежит, отвернувшись к стене. А Семён точит свой охотничий нож.
— Опять за кшеками собираешься? — спрашивает Дик.
— Нет.
Дик заглядывает в тарелку. Мясо не тронуто.
— Я съем, что ли? Не пропадать же.
— Что за лесом?
— Нишего, — отвечает Дик с набитым ртом, — тихо.
— Это хорошо, — кивает Семён, откладывая в сторону точило и поднимая на Дика глаза.
Тот замирает с ложкой у рта.
— Откуда? — любопытствует он и падает на пол с торчащей из глазницы рукоятью ножа. Пару раз дёргается и затихает.
— Вот так, Штоц, теперь ты обратишь на меня свой взор?
Мальчик садится на кровати, смотрит на мёртвого Дика и улыбается.
— Я теперь никогда не стану прежним? — спрашивает он.
— Нет, — вытаскивает и вытирает нож Семён.
— Почему мне не страшно, почему не горько или не противно?
— Анестезия сердца, души.
— Она пройдёт?
Семён встречается с мальчишкой взглядом.
— Молись Штоцу, чтобы этого не случилось.
— Кару ты тоже убьёшь?
— Нет, она нужна мне живой.
— Зачем?
Мужчина ухмыляется.
— Увидишь.
— Она скоро вернётся?
— Уже на подходе.
— Откуда знаешь?
— Чую. Оденься и помоги убрать Дика.
— Здорово она меня покусала, — отмечает Генка, натягивая штаны и морщась от боли.
Они вытаскивают Дика из землянки и относят к дальним кустам.
— Может, прикрыть чем? — спрашивает мальчик.
— Не надо. От землянки не видно, и ладно.
Вернувшись, Генка забирается с ногами на тахту.
— Я есть хочу.
— Потерпи, Кара что-нибудь принесёт.
— Когда ты меня убьёшь?
— Никогда. Нельзя убивать дарителя.
— Дарителя?
— Ты отдал мне весточку.
По телу Семёна прокатывается сладостная дрожь, тёмным ледяным звоном отдаётся в сердце. Он прикрывает глаза от наслаждения.
— Убью тебя, и весточка прикончит меня. Теперь мы связаны, все повязаны и помазаны.
— Но она же не стала моей.
— Не стала и не принял — разные вещи. Она была твоей, ты её впустил, но полностью не принял.
— Хорошо, что она дала мне только одну.
— Сегодня она дала бы тебе вторую, — мальчик замирает, леденея, — а потом ещё и ещё, пока ты не сломался бы.
— А ты хочешь ещё?
— Да, я хочу забрать всё, всё, что есть у неё.
— Через меня?
— Через тебя не получится. Она придёт и так же, как Дик, сразу всё увидит. А вот и она.
Дверца распахивается, и спускается Кара с тесаком Дика в руке.
— Я тут наткнулась кое на кого в кустиках, — сообщает она ровным голосом.
Глядит на мальчика, на Семёна.
— Как ты посмел?!
В землянке веет ледяным мраком, два ножа сталкиваются в воздухе, высекая искры. Нож Семёна отлетает в сторону Генки, тот еле успевает увернуться.
Они борются без слов, лишь хриплое дыхание и рык вырываются из глоток. Семён лежит на спине, Кара сидит сверху, пытаясь выдавить ему глаза. Генка находит нож, соскальзывает с тахты и со всей силы вонзает его Каре в спину. Та застывает, раззявив вонючий рот, выворачивает за спину руки, пытаясь дотянуться до рукояти, и валится на Семёна. Тут же распахивается дверь землянки, и Гена видит незнакомого мальчишку с деревянным мечом в руках. Он ещё не успевает отметить необычность клинка, а тот уже пригвождает тела Кары и Семёна к полу, как бабочек или неизвестных науке человеконасекомых.
— Кто ты? — спрашивает Генка.
— Не узнаешь? — ухмыляется пацан, выдёргивая меч и брезгливо стряхивая с клинка кровь одним резким движением.
— Нет.
— Ладно, я Олег, друг Миши. Нам надо спешить. Выброс приближается, чую напряжение Тьмы за Забором, а Мишка там совсем один.
— Почему один?
— Разъехались все. Неспроста это. Думаю, враг готовит прорыв на нашем участке, чтобы поглотить город.
— Тогда бежим скорее!
Они выбираются на воздух. После вони землянки он кажется невероятно чистым и вкусным.
— Вот, держи, — Олег наклоняется, поднимает и протягивает Генке клинок, — твой, кажется, нашёл у тропинки. Неплохая работа.
— Да, мой, но не такой классный, как у тебя.
Олег улыбается.
— Если отобьёмся, я и тебе такой сделаю.
Они бегут изо всех сил, а в вышине рокочет Туча, притягивая взгляды давящей чёрной мощью.
Выброс застаёт их на подвесном мосту. Мир стремительно тускнеет, словно из него мгновенно высасывают все краски. Меч в руке Олега теплеет. Раздаётся оглушительный грохот удара и треск дерева.
Мишка стоит у Забора, когда на тот обрушивается сокрушительный удар. Одна из досок трескается, и чёрный вихрь колючих снежинок прорывается в мир. Мишка рассекает его мечом, но уже второй удар сотрясает Забор. Из образовавшейся щели выглядывает молочно-белый глаз. Мишка заряжает рогатку и стреляет в мутный зрачок, как в центр мишени. Оглушительный рёв, и третий удар ломает забор. Мохнатые, сотканные из тысяч снежинок лапы высовываются из дыры. Мишка с криком отчаянно бросается вперёд, поднимая меч, но тут из рокочущей Тучи сверкает и бьёт в землю у его ног молния. И мальчика отбрасывает прямо в когтистые объятия Тьмы. Его втягивает в пролом спиной вперёд. Последнее, что он видит, — бегущий и что-то кричащий отец-мальчишка.
========== 7. Всевидящий Штоц ==========
Дни, серые, одинаковые, бесконечные дни. Дом — школа — дом… и так до бесконечности. Серый дом, серая школа. Олег и Миша живут вдвоём. Им кажется, что они всегда так жили. Никто не спрашивает, где их родители, да и сами они не задаются этим вопросом. Если их нет, значит, они умерли, или уехали, или их вообще никогда не было. Разве так бывает? А какое это имеет значение? Никакого. Ни один из ответов не имеет значения. Всё одинаковое, всё серое. И люди серые. Мише так трудно бывает найти свой первый класс. Всё вокруг сливается в единую, однородную массу, попробуй что-то выделить, отличить. Труднее всего просыпаться и мучительно вспоминать, кто ты, где находишься и что тебе надо делать. Но есть репродукторы, они говорят, они указывают.