Тёмный лес начинается как раз за ненавистными всем мальчишкам дачами. Те располагаются за Старой рекой. Вдоль южного берега тянется город, а вдоль северного — дачи. Иногда, при большом таянии снега, речка разливается. Поэтому метров двести городского берега остаются пустынными, если не считать сделанных мальчишками футбольных полей с самодельными воротами и заливных лугов, на которых пасутся коровы да козы. Вдоль всех этих пустырей тянется глиняная дамба высотой в два метра, по дамбе идёт дорога, за ней начинается частный сектор старых кварталов города. Небольшие одноэтажные домики прячутся в глубине дворов, скрытые ветвями раскидистых вишен, абрикосов и оплетёнными виноградом заборами. На дачный берег можно перейти по подвесному мосту, с которого мальчишки с удовольствием ныряют, но это летом, а сейчас прохладный апрель. Или по высокому железобетонному мосту через реку, что находится за городом. Старая река впадает в судоходную Быструю реку. Полвека назад она ещё была вторым руслом Быстрой реки, а к городской пристани подходили речные суда. Но потом выше по течению, у областного города, построили гидроэлектростанцию. Затопив плодородные земли и несколько деревень, образовалось водохранилище, а Быстрая с буйным нравом река перестала соответствовать имени и даже обмелела. Так южное русло превратилось в старое, а на большом вытянутом с запада на восток острове между Старой рекой и Быстрой начали выделять землю под дачи. Но большую часть острова по-прежнему занимал Тёмный лес.

Ехать решают на Генкином велосипеде. Его купили прошлым летом, и выглядит он совсем новым, хоть Генка и объездил на нём всю округу. Он очень бережно с ним обращается.

Генка достаёт из-под кровати ножны, вкладывает в них меч и забрасывает за спину. Одну лямку перекидывает через правое плечо, а второй ремешок застёгивает на поясе. Подходит к двери, прислушивается. Из прихожей не доносится ни звука. Он манит Мишку и медленно, чтобы не звякнула, открывает щеколду. Мама, подбоченившись, стоит посреди прихожей и с победным ехидством взирает на мальчишек. Проскользнуть мимо без объяснений не представляется возможным.

— Ты ни-ку-да не пойдёшь, — раздельно сообщает она.

Генка лихорадочно соображает, что же делать. Напором не взять, и не драться же с ней, в самом деле. Тут вперёд выходит Мишка.

— Тётя Клава, отпустите его, пожалуйста. Мы немножечко, совсем чуть-чуть покатаемся и вернёмся. Вы ведь добрая и хорошая, пожалуйста.

Тётя Клава готова к бою, но никак не к такому повороту событий, и поэтому говорит первое, что приходит в голову:

— Он ещё мусор не вынес!

— Я сейчас вынесу! — обрадованно кричит Генка и мчится на кухню за ведром.

Ведро наполнено только наполовину, но это не имеет значения, ведь это их пропуск на волю.

— Пойдём, Мишка, — говорит он, вернувшись в прихожую.

— Нет! Он останется со мной, пока ты не вернёшься.

Генка прикусывает язык, чтобы не сказать, как мерзко брать в заложники детей и что так поступают только террористы и бандиты.

— Ладно, — цедит он сквозь зубы и выходит из квартиры.

— Ты мне ещё поугрожай! — кричит вслед тётя Клава, явно стараясь зацепить и разозлить сына.

Потом смотрит на Мишку, немного смущается и отводит взор. Но просто так сдаться она не может. Мишка тем временем надевает куртку и ботинки.

— Что за дети, что за дети, — вздыхает она, — никакой помощи от вас никогда не дождёшься.

Мишка, сопя, завязывает шнурки, понимая, что это явная провокация, что надо стоять и, потупившись, молчать, соглашаясь со всем, что она несёт, но как можно так обобщать?!

— Я папе всегда помогаю, — говорит он, выпрямляясь и стараясь, чтобы в голосе не было вызова.

Тут входит вернувшийся от контейнеров Генка. Он запыхался, потому что бежал.

— Вот! Бери пример с Михаила, такой маленький, а уже папе помогает. И живут они вдвоём, и неплохо живут. — Генка ставит ведро под раковину на кухне и возвращается. — Опять ты меня не слушаешь! Да что же это такое?! — Генка берёт Мишку за руку и спешит к двери. — Шапку надень! Шапку!

Генка хватает шапку и, вытолкнув Мишку на лестничную клетку, говорит:

— Может, ещё и шарф с валенками?

Тётя Клава взрывается, но Генка успевает захлопнуть за собой дверь. Смеясь, они с грохотом скатываются вниз по лестнице и выбегают во двор.

— Папа знает? — спрашивает Генка, выкатывая из сарая велосипед.

— Нет, но он сегодня поздно вернётся, он по пятницам всегда допоздна работает.

— А тебе дома одному не страшно, когда темнеет?

— Если очень страшно становится, так, что мочи нет, я беру диски с мультиками и к Светке в гости иду, что под нами на втором этаже живёт. Мы их вместе смотрим или играем.

— На раме поедешь или на багажнике?

— На раме, так лучше видно, — говорит Мишка и проверяет, хорошо ли держится во внутреннем кармане куртки рогатка и на месте ли боеприпасы — всё в порядке.

— Зад не отсидишь?

— А, — машет рукой Мишка, — у меня там одни кости, как папа говорит, отсиживать нечего.

Генка привязывает к багажнику ножовку. Мишка ловко запрыгивает на раму. Белая всклокоченная макушка оказывается у Генкиной груди. Он смотрит на неё и натягивает на Мишку свою вязаную шапку.

— У-у-у! — недовольно гудит тот.

— Не укай, а то мне от твоего папы попадёт, если ты заболеешь. Ветер знаешь какой холодный, особенно там. — По спине вновь бегут мурашки. Мишка прижимается к Генке. — Ладно, держись, поехали.

Летят двое мальчишек на велосипеде наперегонки с ветром. В небе собираются тучи. Сползаются над Тёмным лесом, ждут поживы. Загород. Глиняная грунтовка бежит под колёса. Пахнет холодной речной водой. Уже различим мост. Останавливаются. Мишка спрыгивает. Под порывами ветра мост скрипит и покачивается.

— Смотри, — говорит Генка, указывая в конец моста. Там нет части досок и зияет тёмный трёхметровый провал. — Наверное, сильными ветрами зимой сорвало, и ещё не починили.

— Как же мы переберёмся? — удивлённо и расстроенно спрашивает Мишка.

— По тросам перейдём, как все.

— С велосипедом?

— А чего? На плечо кину, и перейдём.

«А я?» — хочет спросить Мишка, но не спрашивает, потому что отступать нельзя, это тоже часть пути.

Мост скрипит, раскачивается под ногами, а тёмный провал становится всё ближе. Вот и последняя доска, а дальше видно, как текут внизу свинцовые воды. Генка подхватывает велосипед и закидывает рамой на плечо.

— Я пройду, а ты за мной.

Одной ногой он становится на железный уголок внизу, а рукой хватается за трос сбоку. Делает, раскачиваясь, шаг и перехватывается рукой дальше, ещё шаг. Мишке хочется закрыть глаза. Но с закрытыми глазами на раскачивающемся под ногами мосту ещё страшнее. Сжав кулаки и стиснув зубы, он стоит, напряжённый, и смотрит, как шагает Генка.

Генка перешёл, опустил велосипед и, улыбаясь, обернулся.

— Ура! Давай, Мишка!