- Надо глядеть в оба, - озабоченно произнес Виктор.
Еще днем Илья проводил невестку, жену и внучку в соседнюю деревню к тетке.
Леонтий, провожая мать, то и дело обращался к ней, что-то наказывал ей.
Высокая, с худым пожелтевшим лицом, мать не сводила взгляда с сына и, покачивая головой, вытирала фартуком влажные глаза. Переведя взгляд на мужа и неожиданно всхлипнув, сказала:
- Я прошу тебя, Илья, присматривай за сыном, мало ли что может быть. А ты, сыночек, будь осторожен, под пули-то зря не лезь, делай все с умом.
- Ну что ты, мама, я разве маленький. Вон ребята, насколько младше меня, а уже воюют, - ответил Леонтий.
- Ничего, мать, не волнуйся, мы там будем не одни. Ты сама-то береги себя, - сказал Илья. - Будут нас спрашивать, скажи, уехали промышлять в район, на заработки.
- Скажу, ладно, - тихо произнесла мать.
...А когда на деревню опустилась вечерняя мгла, Илья пригласил Виктора и Бориса в дом поужинать, чтобы потом вместе с ними и сыном Леонтием отправиться на партизанскую базу. Для предосторожности дверь в сенях закрыли на засов. Окон не занавешивали, но и огня не зажигали, за столом разговаривали вполголоса.
Борис сидел у окна, всматривался в темень улицы: партизанская жизнь давно приучила его к осторожности.
- Тихо! - сказал он вдруг и насторожился. За окнами послышались чьи-то шаги, а в глаза ему бросились силуэты с хорошо знакомыми рогатыми пилотками.
Виктор подскочил к нему и вскрикнул:
- По-моему, немцы!
- Может быть, это Антон - поляк-переводчик? По старой памяти он иногда заходит ко мне, как к бывшему старосте, - пояснил Илья.
В калитку раздался стук.
- Что будем делать? - с тревогой спросил Борис.
Стук в дверь повторился снова, но уже нетерпеливо и громко.
- Идите откройте дверь и с Леонтием постарайтесь проскочить в огород, - шепнул Виктор Илье Бугрову.
- Кто здесь? - громко спросил Илья.
- Открой! - прозвучал повелительный голос.
- А в чем дело? Что вам нужно?
- Не рассуждай, открывай немедленно, - грубо прозвучал тот же властный голос.
- Господин Антон, так это ты?
- Да, я - Антон, открывай.
- Так бы сразу и сказал, - притворно-равнодушно ответил хозяин.
В сени ворвались сразу трое, кто-то еще топтался на крыльце. Притаившиеся в избе слышали все, что творилось за дверью. Было ясно, что через какое-то мгновение им лицом к лицу придется встретиться с врагом.
Перешагнув порог, фашисты сразу же фонариками стали шарить по углам. Не обнаружив ничего подозрительного, они направились дальше.
Открывшаяся дверь заслонила партизан, замерших возле стены. "Что делать?" - лихорадочно пронеслось в голове Виктора, и он решил первым атаковать врага.
- Руки вверх! - крикнул он и в тот же момент дал короткую очередь из автомата. Грузно, со стуком упавшего оружия, скошенные пулями фашисты повалились на пол. Виктор с Борисом перебежали в переднюю комнату и залегли перед высоким порогом.
За окнами взвились вверх осветительные ракеты. Град пуль обрушился на осажденный дом, зазвенели разбитые стекла.
Борис в открытую дверь послал ответную очередь из автомата.
Бухнул взрыв, и в ту же минуту в окно влетела и шлепнулась на кровать бутылка с зажигательной смесью. Вспыхнуло белье. Огонь прополз по стене.
- Сволочи! - выругался Виктор. - Хотят нас изжарить.
- Ничего, не изжарят, пока мы живем... Только я весь в крови, сказал Борис и вдруг предложил: - Слушай, Витя, попробуй, подай команду от имени Антона о прекращении огня, может, выберемся... Не тяни, друг, припомни свой запас немецких слов.
- Хальт ан цу шиссен! Зи шиссен дох директ ауф унс! Геет дох хераус! (Прекратите стрельбу! Тут недоразумение! Вы стреляете по своим!) - громко прокричал Виктор.
У немцев, вероятно, возникло замешательство. Стрельба стихла совсем, и в ответ из сарая послышался какой-то крик, а затем ясный возглас:
- Господин Антон?..
- Пошли! - сказал Виктор и выскочил за порог.
Пробежав на ощупь двор, они упали друг подле друга и поползли в спасительную темь. Через четверть часа, усталые и запыхавшиеся, они приникли к земле. Позади окна дома уже наливались кровяным цветом пламени. Тревожная тишина вновь оборвалась. Огонь, судя по белым трассам пуль, велся по горящему дому.
- Боря, нам надо уходить, - шепотом сказал Виктор.
- Да, да, я готов, пошли, - ответил тот, с трудом поднимаясь.
Однако, не пройдя и сотни шагов, обессилевший Борис снова повалился на землю.
Виктор снял с себя рубашку, разорвал ее на широкие ленты и, стараясь остановить сочившуюся на груди кровь, туго перевязал Бориса.
- Витя, - приглушенным голосом сказал Борис, - не могу дальше идти, оставь меня здесь...
- Еще немного, дружище, скоро будет деревня, я найду врача, все будет хорошо, - успокаивал его Виктор.
- Нет, Витя, не думай обо мне, торопись к нашим, они ждут вестей... Если бы ты только знал, как я хочу жить... Но я чувствую...
- Что ты говоришь. Неужели думаешь, я оставлю тебя? Мы еще повоюем! быстро и твердо говорил Виктор.
- Нас могут догнать, так что тебе надо... ты обязан... - ослабленным голосом настаивал Борис.
- Я тебя здесь не оставлю, я понесу тебя, - упрямо ответил Виктор и, осторожно взвалив друга на спину, тронулся в путь. Шел медленно, стараясь не оступиться.
Широкое безмолвное поле уже осталось позади, когда в неясном, зыбком рассвете наконец обозначились притаившиеся среди садов темные избы. Виктор постучался в крайнюю избу. Калитку открыла пожилая женщина. Ничего не объясняя ей, Виктор молча вошел в избу и опустил обессиленного Бориса на пол.
- Есть ли доктор в деревне? - спросил он.
В голосе женщины послышался страх и сострадание.
- Нет, дорогой, нет, сыночек.
- Плохо. Занавесьте окна, - попросил он хозяйку. Затем вместе они устроили раненому удобную постель и укрыли его теплым одеялом.
Прошло немного времени, и раненый, закрыв глаза, заснул.
...К вечеру Борис почувствовал себя лучше и сам стал просить тронуться в путь. В сумерках хозяйка подогнала к дому подводу, на нее осторожно уложили раненого, прикрыв его соломой.
Над лощинами вихрились туманы. Было зябко. Понурая и усталая лошадь медленно потащилась по ухабистой дороге...
