- Всю школу теперь занимают, а сколько их - не знаю, - ответила Марфа.
- А давно ли они живут у моей мамы? - переборов себя, спросил Виктор.
- С месяц, не больше, - сказала Марфа и в свою очередь спросила: - А кто тебе об этом сказал-то?
- Добрые люди, Марфа Петровна, - опережая Виктора, пояснил Горбунов и спросил: - Кто бы смог поподробнее рассказать нам о немцах? Может быть, Цыганюк?
- Что вы, он же фашистский холуй! Его теперь водой с ними не разольешь. Ездит по деревням, арестовывает подозрительных. В общем, подлец из подлецов.
- Значит, продался окончательно?
- Да еще как, со всеми потрохами, - сокрушенно сказала Марфа. - И пьет самогон, как самый последний забулдыга, не уступает Степану Шумову.
- А где же ее берет? - поинтересовался Горбунов.
- Находит, - ответила Марфа. - Вот и давеча, в сумерках, тоже потащил ее к себе. По-моему, и теперь еще пьет вместе со старостой и этим своим нынешним дружком полицаем Шумовым.
Горбунов вместе с Марфой подошли к окну. Сквозь пелену ночи чуть-чуть просматривался дом Натальи Бобровой, окна его не светились. Горбунов молчал и что-то раздумывал. Потом он сказал Виктору:
- Позови Бориса.
Виктор тотчас нырнул за дверь и через минуту вернулся вместе с товарищем.
- Давайте решим этот вопрос сообща, - сказал Горбунов и указал рукой в сторону дома Натальи. - Там, Боря, в этом доме, живет мой бывший однополчанин Цыганюк... Теперь он полицай. Занимается разбоем, грабежом, предает наших честных людей. Так вот, ребята, не захватить ли нам Цыганюка с собой, уж он-то наверняка знает и расположение, и число немцев.
- Такого гада лучше допросить на месте и пристрелить, - пробурчал Борис.
Горбунов задумался. А в это время с крыльца Натальиной избы спустился шатающийся полицай.
- Вот он, Цыганюк, легок на помине, - сказал Виктор, вглядываясь в темь.
- Нет, это Степан Шумов, - возразила Марфа, не отходившая от окна. Этого пьянчугу из тысячи других узнаю, сразу определяю.
Степан, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно плелся к дому Марфы. Остановившись напротив ее окна, он икнул и громко произнес:
- Чем черт не шутит, когда бог спит! А вдруг в темноте-то и приглянусь я ей. И все, вперед, Степан, смелость города берет, смелость, значит...
Он вплотную приблизился к окну и, уткнувшись лицом в стекло, стал пристально смотреть внутрь дома.
- Тише! - шепотом предупредил Горбунов своих товарищей, укрывшихся, как и он, в простенке между окон.
- Ворочается, бедная, в кровати, не спится одинокой, - донесся снаружи голос Степана, а затем послышался тихий стук в стекло.
- Кто там? - быстро отозвалась Марфа.
- Это я, Степан. Хватил я, Марфушка, через край первача, жгет внутрях. Открой, пропущу у тебя стаканчик кваску.
- Впусти, - прошептал Горбунов. - Мы спрячемся в чулане да послушаем, что он будет болтать.
Марфа вышла в сени и через минуту вернулась в дом вместе с полицаем. Перевалив через порог, Степан приглушенно спросил:
- Цы... сынок-то спит?
- Спит.
- Это хорошо, - удовлетворенно промурлыкал он. - Хорошо, что спит... А у тебя тепло, как в печурочке. Стыну я, кровь что-то становится не той, и жена плохо греет.
- Ты что, с жалобой на жену ко мне пришел, что ли? - недобро упрекнула его Марфа.
- На нее хочешь жалуйся, хочешь бей ее, все равно толку нет. Как была холодной сосулькой, так и осталась. И на зуб жестка, как старая кочерыжка.
- Сам-то ты пьяница горькая, пропитался весь самогоном. И несет от тебя, как от козла.
- Ну, не совсем уж как от козла, - равнодушно возразил Степан. - Зато сердце у меня играет, как у вьюноши. Увижу тебя на улице, посмотрю, так оно у меня и запрыгает. Внутри силища поднимается... И откуда только берется?
Марфа рассерженно ответила:
- Пройдоха ты, Степан!
- Ей-богу! Хочешь перекрещусь? - И он в темноте помахал рукой перед своим лицом. - Вот и сейчас, прохожу, а самого, как магнитом, так и повело к тебе, думаю - дай зайду. Поди, скучно, бедной. Где у тебя здесь кровать-то? Давай побалакаем.
Марфа отступила к окну.
- Не подходи ко мне, иуда! Иди вон. Холуй ты немецкий. За кого ты меня принимаешь?!
- Подождите, не гоните его, Марфа Петровна. Теперь и мы с ним поболтаем, - внезапно раздался в темноте голос Горбунова, а тихо выскользнувшие из чулана Виктор и Борис, схватив Степана, вывернули ему руки назад.
- Ой! - громко простонал Степан.
- Не ори, сволочь, а то суну в горло мочалку, - предупредил его Горбунов.
- Пусти-те... что вам от меня надо?
- Молчи. Отвечай только на вопросы.
- А кто вы?
- Партизаны.
- Ой, пощадите, - заскулил полицай.
- Будешь отвечать на вопросы - там посмотрим.
- Пожалуйста, отвечу... все что знаю, пожалуйста.
- Знаешь размещение немцев в селе? - спросил Горбунов.
- Знаю, хоть я и пьяный в дрезину.
- Ничего, мы тебя быстро протрезвим, - сказал Виктор.
- Где проживает командир карательного отряда? - спросил Горбунов.
- В доме ветпункта.
- Фамилия и звание командира?
- Майор войск эсэс, Бломберг.
- Где размещаются секретные карательные посты?
- Знаю, их два поста.
- Сможешь показать по схеме?
- Немного протрезвлюсь, нарисую вам и схему.
- А что ты скажешь о Цыганюке?
- Сволочь, хуже, чем я. Закоренелый изменник.
- Вот ты как заговорил, словно по писаной бумаге! И хмеля твоего я что-то не очень чувствую, - удивился Горбунов.
- Говорю, как умею, истинный бог, от всего сердца.
- Ну, ну, пусть будет так. А где сейчас Цыганюк?
- Спит мертвецким сном, - мотнул он головой в направлении дома Натальи. - Дрыхнет на сене, а староста в избе.
- Надо бы наведаться, - предложил Борис. - Самое время.
- Якова Ефимовича оставьте, - твердо сказал вдруг Степан.
- Ах ты, фашистская нечисть, ты еще учишь, кого карать, кого помиловать! - возмутился Горбунов.
- Тогда вздернем его вместо старосты, - сказал Виктор.
- Нет, друзья, трогать их пока не будем, - возразил Горбунов. - Мы еще успеем осудить их. А сейчас пошли, пора. Этого соловья прихватим с собой, - указал он на Степана.
Степан попытался было воспротивиться, но Виктор с Борисом быстро справились с ним.
- Неужто вы так и пойдете голодные? - забеспокоилась Марфа. - Выпейте хоть молока.