Остановились, все попрыгали с БТРа и из кузова моего ГАЗ-66, вылез и я. Что не говори, а очень красиво, да ещё высокий тростник по краям поляны, органично вписывает всё это как бы в естественную рамку.
Подошедший майор Захаров, мотнул головой на окружающий пейзаж: – Что.., красиво?
– Да, жалко фотоаппарат не взял.
– Ничего весной здесь ещё красивее, а на траве в бесчисленном множестве лежат королевские манго. На БТРе едешь и из-под колёс сок в разные стороны так и брызжет. Вот тогда и нащёлкаешься, а сейчас давай расставляй палатку вон там, так чтобы по максимуму тень была.
Расставить палатку, затащить туда всё имущество было делом минут в тридцать. Связью занимался начальник связи Юртаев, я же был пока свободен. Увидев, что бойцы как только выпадала свободная минута, бежали с мачеткой к тростнику, рубили его на несколько кусков, очищали и сосали сладкий сок, тоже сходил, вырубил себе и попробовал – приятная штука. Командование всё уже сидели на раскладных табуретах в тени палатки и наблюдали за моими манёврами, а когда я подошёл Подрушняк стал рассказывать, как он один раз попал на сафру.
– Ну ты, Цеханович, ещё увидишь это….. Недельки через две они начнут повсеместно поджигать поля с сахарным тростником… Во тогда заполыхает кругом…
– Поджигать, а зачем?
– Огонь – это один из элементов подготовки к сафре. Они выжигают все сухие листья, живность разную там – змей, скорпионов. Ещё говорят, не знаю насколько это правда, но когда огонь низовой идёт то якобы сок в тростнике более качественным становится. Ну, вот когда они всё выжгут, вот тогда начинается сафра. Выгоняют на поля всех, в том числе школьников и студентов и начинается рубка сахарного тростника.
– У них же комбайны есть. На хрен людей туда гнать в таком количестве? Я вот на картинках видел…
– Эээээ…, наивщина, – Подрушняк покровительственно и свысока посмотрел на меня, – всё это пропаганда. У них даже завод есть по выпуску этих комбайнов. Мы им, русские, построили. И они успели на всю страну, пока там русские специалисты были штук триста сделать. Мне один знающий кубаш рассказывал, что их сейчас так и осталось триста штук и завод только тем и занимается, что их ремонтирует. Поэтому людей и выгоняют на рубку тростника. Да и они с удовольствием идут – платят там хорошо. Смена обстановки, ну и так далее. Я как-то туда подъехал, а они все в саже, потные, грязные, целый день на жаре машут мачетками. Так вот к соку. На каждом участке стоят примитивные соковыжималки. Две здоровых шестерни на раме, рукоятка приварена к ним и жёлоб. Вот он подходит туда, суёт в шестерни ствол тростника и крутит рукоятку. Сок по жёлобу в посудину стекает – грамм триста-четыреста. Я тоже попробовал – сок сладкий и что удивительно охлаждённый….
В неспешной беседе, прерываемой сеансами связи с бригадой и идущими в пешем порядке подразделениями, прошёл час и почти одновременно поступили доклады от третьей и второй батарей. Просили машину для ослабевших на марше бойцов и послали меня.
В пяти километрах от района сбора, мне попались батареи, идущие навстречу. Жуков махнул рукой, чтобы я ехал дальше и ещё через пару километров наткнулся на сидевших в тени у дороги солдат, около которых стоял Серёга Мельников.
– Серёга, ты что ли ослабевший, – подковырнул товарища.
Мельников махнул рукой, как будто отгонял муху и мотнул головой на солдат: – Да вон…, молодёжь…, а я старшим остался. Розочек нахватали и идти не могут… Сейчас ухохочешься…
– Хорошо, давайте загружайтесь, – я махнул рукой бойцам и с огромным удивлением стал наблюдать за странными действиями солдат. Пару бойцов, стыдливо отвернувшись, поднялись с земли и спиной, спиной ко мне и к Мельникову, который подмигивая и еле сдерживая смех, кивал на солдат. Чуть сдвинувшись в сторону, с удивлением увидел причину стыдливости. Ширинки у них были расстегнуты полностью, всё хозяйство и причиндалы вывалены в наружу и поддерживались обеими руками, а сами солдаты двигались к машине в раскорячку.
– Серёга, чего это они? – Тихо шепнул другу.
– Смотри, смотри на того, – Серёга кивнул головой на третьего солдата. Тот тоже встал, но стоял и не двигался с места. Ноги тоже в раскоряку, ширинка застёгнута, но поза, в которой он стоял, говорила уже о проблемы с задницей. Солдат сделал неуклюжий шаг, болезненно поморщился, потом ещё шаг и новая гримаса на лице – и так, чуть не плача он подошёл к кузову, куда ему помог забраться водитель ГАЗ-66.
– Серёга, что хоть случилось?
– Те, двое с яйцами, натёрли трусами розочки до крови и идти могут только когда яйца в руках несут.
– А как можно трусами так натереть кожу? Я первый раз такое вижу.
– В Союзе, конечно, такое не увидишь, особенно у тебя на Урале. А здесь, когда человек потеет быстро. Это ж молодняк, который осенью прибыл. Так вот трусы становятся мокрыми и противоположная штанина трусов, от той где все причиндалы болтаются, начинает скатываться до самой промежности и сдавливать там кожу. Если идёшь один, можно остановиться и всё это дело расправить, правда через некоторое время снова скатается и снова придётся останавливаться. А тут идёшь в составе колонны, когда тебя подгоняют и ты не должен отставать, вот так и происходит. А у третьего…, он натёр задницу. И майки точно также скатываются и могут натереть уже подмышки. Тоже бывает у кого волосы между ягодицами жестковатые… Чтобы избежать в условиях тропиков на таких длительных маршах, таким надо слегка промежность вазелинчиком, как это не смешно, немного пройти.
Серёга хитровато посмотрел на меня: – Повезло тебе, что ты сегодня на машине. Тоже ведь мог влететь.
Я беспечно махнул рукой: – А…, я плавки ношу, не прошёл бы этот номер. Ладно, поехали…
Завёз солдат к штабной палатке и там их высадил. Они сели в тени баобаба и ими занялся наш медик, а майор Захаров отослал с Мельниковым в батареи.
– Иди с Мельниковым, посмотри, где районы батарей и как они их приводят в порядок. Потом придёшь, доложишь…
Районы оказались совсем рядом. Если идти по дороге то это будет метров семьсот, а напрямую через тростник всего триста метров. Здесь уже кипела работа. Бойцы махали мачетками, вырубая мелкий кустарник, заполонивший выкопанные капониры под технику за прошедшие полгода. Офицеры кучковались и с наслаждением покуривали, делясь впечатлениями от марша. В первой и в моей батарее всё было нормально. Бойцы закончили рубку и теперь растелешившись до трусов и плавок сушили на горячем солнце обмундирование, готовясь двигаться обратно. А вот район третьей батареи накрывали волны зловония.
– Что тут у вас за херня? – Выскочив из облака зловония, я подошёл к смеющимся офицерам третьей батареи. Те стояли в сторонке и следили, как солдаты по очереди подбегали к капонирам. Рубили с минуту здоровенные кусты и убегали к чистому воздуху, чтобы отдышаться.
– Так что тут у вас так воняет? Гавно что ли раскопали?
Офицеры рассмеялись: – Ничего, ничего, Боря, вот ещё немного послужишь и узнаешь что такое «Смерть европейца», а сегодня… вон иди к тем кустам и запомни их. А когда их увидишь – не трогай. Всё кругом завоняешь и сам провоняешь.
Закрыв нос пальцами и дыша широко открытым ртом, я подошёл к порубленному кустарнику и осмотрел ветки. Одну из них поднял и сильно нюхнул: – Блядььььь…., ну и вонь…., – бросил ветку и метнулся к сослуживцам, которые встретили меня подколками.
Отсмеявшись вместе с ними, я спросил: – А что про «Смерть европейца» говорили? Что это за фигня?
Снова смех и новые подколки: – Узнаешь в своё время, но это фигня. На мужиков не особенно действует, в основном на баб. А вот «кубинка» – этого ты никак не минуешь. А вот эти кусты увидишь – не трогай. Пока их не трогаешь – они не воняют. А как рубить начинаешь, так вот эта вонь и идёт.
Обойдя весь район, я вернулся на поляну к штабной палатке. К этому времени подъехал на машине командир взвода обеспечения прапорщик Киреев, привёзший на весь дивизион обед. Как только дивизион отобедает, так сразу же пойдём обратно.
