– Ну, ни хрена себе…. А какие тут ещё «дурные» традиции есть?

– Да, полно… Видел сегодня после развода шум был? Кубаш приходил и скандалил с нашими…

– Видел, только не понял – Чего он ругался?

– Тоже дебильная традиция. Этот кубинец живёт в своей касе за нашим расположением и ему принадлежит кусок земли там же. Наверно, видел там королевские пальмы растут. Во… Так вот есть такая традиция: в последнюю ночь перед баркой надо срубить пальму. Вот он и приходил… Опять бойцы порубали там пальмы.

– Да…, действительно, дебилизм…

– Это что… В Торренсе, начальник штаба дивизиона вообще рекорд поставил. Он выбрал молодой баобаб и каждое утро, за три месяца до барки, на зарядке бегал и рубил его. Самое опасное было, когда вот-вот оно должно было рухнуть. Ему приходилось чуть ли не во внутрь надрубленного ствола соваться. Он залезет – тюкнет и обратно. Постоит, послушает – Не трещит ли? И опять лезет. Тюкнет и бегом обратно. Завалил всё-таки. Вот это, действительно, дебилизм.

Мы пробыли на плацу до тех пор, пока все не уехали в порт и лишь потом уехали сами. Цикрович хотел на барку себе заготовить бананы, апельсины и мандарины. По пути на плантации, мы заехали в посёлок «Новая деревня», где проживали советские специалисты. В основном это были связисты, обслуживающие станции связи. В здешнем магазине Цикрович сдал ящик с пустыми бутылками из под пива, а взамен получил уже с пивом. Потом проехали по плантациям и когда заготавливали бананы со мной произошёл казус. Банановые деревья, высотой метра три-четыре, по существу были большой травой, на ветках которых и висели весомые, килограмм по пятнадцать, гроздья бананов. Их нужно было рубать стальной мачете и потом ветку грузить на машину. Вот я и рубил сочные ветки, обильно забрызгав каплями бананового сока военные брюки и рубашку. Увидев меня, Цикрович коротко матюгнулся: – Чёрт… – моя ошибка. Надо было тебя предупредить, чтобы рубил осторожно и не забрызгался…

– А, ерунда какая… Чего ты Игорь?

– Да не ерунда. Сок бананов не отстирывается, так всё в пятнах и будет…

– Да ну…, фигня…. Кинем в стиральную машинку, побольше порошка и как миленькие отстираются.

– Ну…, ну… – Как позднее оказалось, брюки и рубашку пришлось выкинуть. Даже универсальный, военный «растворитель» бензин не помог.

Прошло несколько дней, в течение которых я постепенно и плавно вошёл в рабочий ритм. Сходил помощником дежурного по нашему учебному центру, потом уже дежурным, после чего начальник штаба майор Захаров «торжественно» вручил мне Книгу нарядов.

– Всё, Борис Геннадьевич, теперь эту лямку тяни сам.

А тут пришла третья барка, на которой уходил Цикрович. Я не пошёл на плац смотреть на приезжающих, мне ещё рано на них смотреть, а задумчиво сидел в кабинете над списком экипировки разведчиков. В дверь постучали и на моё разрешение в кабинет заглянул посыльный по штабу.

– Товарищ старший лейтенант, вас на плац вызывают.

– Хм…, – закрыл рабочую тетрадь и с некоторой долей удивления отправился на плац, где царило многолюдство. Туда только что привезли багаж пришедших на барке и теперь погрузочная команда, вместе с приехавшими разбирались с ящиками и чемоданами. Походил туда-сюда, сетуя на себя, что не спросил посыльного – Кто меня вызывал? И уже собрался возвращаться в прохладу кабинета, как ко мне подошёл один из приехавших.

– Мне сказали, что ты – Цеханович? – С вопросительной интонацией произнёс высокого роста, ладно скроенный молодой парень.

– Да…, я.., – настороженно протянул, одновременно гадая про себя – Чего ему нужно?

– Мне в Одессе начальник пересыльного пункта твои ящики дал. Говорит, они опоздали…

– Ёлки-палки…, – обрадовался я, – а я уж даже и забыл о них думать. Вроде бы с ним договорился, а сомнения всё равно были. У него своих проблем мол хватает, а тут… Ну, майор…, ну молодчина…. Ты то сам куда идёшь? Да, кстати, меня Борис зовут, а тебя?

– Константин, тоже старший лейтенант. Сказали, что в какую-то «четвёрку». – Старший лейтенант протянул руку и мы обменялись рукопожатиями.

– Так это рядом с нами, соседями будем, ну а за багаж с меня причитается.

Константин показал ящики и через час я их выгрузил, но уже не к Васе Беспалько, а в одну из моих комнат в касе, уезжающего завтра Цикровича. На завтра я и запланировал переезд уже сюда.

А сначала надо было поучаствовать в ещё одной офицерской традиции. Отъезжающий вечером накрывает стол и все гуляют всю ночь, пока в четыре часа утра не подъедет машина за багажом. Загружают и дальше гуляют, в восемь сосредотачиваются на плацу, где это дело догуливают, а самые стойкие едут на корабль и пока идёт погрузка багажа, оформление отплытия, происходит последний судорожный рывок в прощании, – где – ПЬЮТ ВСЕ…. До самого отхода барки. Но это ещё не конец. Как только корабль отваливает от причала. Весь этот оставшийся пьяный шалман, мигом перемещается на набережную в самое узкое место входа в порт. Там через пролив, до возвышающейся на противоположном берегу крепости Моро, метров пятьсот-семьсот и барка проходит от набережной в метрах семидесяти-ста. И когда она проходит, все отъезжающие сосредотачиваются на левом борту и одновременный рёв в несколько сотен глоток накрывает все звуки городской жизни в радиусе пятьсот метров. А пока борт корабля медленно и величественно проходит мимо провожающих – ВСЕ ОПЯТЬ ПЬЮТ…. Ну, что поделаешь – такие мы РУССКИЕ….

Всё! Заменщик уехал и как таковой период вхождение в должность закончился. Я выпросил у Захарова день и к долгожданному облегчению четы Беспалько, полностью переехал в касу Цикровича. К вечеру, уже к своему облегчению и радости, чему способствовал и найденный багаж, мы уже полностью обосновались на новом месте. Было бы ещё в запасе часа три светлого времени, может быть и успел установить и кондиционер.

В касе помимо нас проживала семья старшего лейтенанта Руднова с нашего учебного центра. Он, жена и их сын пяти лет. Они занимали одну комнату, а мы расположились в двух. Сын в отдельной и мы с женой тоже отдельно. Сам Олег Руднов нам понравился. Спокойный, адекватный, дружелюбный, но вот его жена…. Ничего мы бы и не смогли плохого сказать про неё. Но.., в отличие от открытого Олега, она была закрытым человеком. Невысокого роста, шустрая, молчаливая и вечно недовольная всем. Недовольная внутри себя, испускающая волны неприятия нас как своих вынужденных соседей. Своё неудовольствие она выплёскивала на безответного мужа и вечно сопливого сына. Причём выплёскивала своеобразно, напоминая всегда сюжет одного мультфильма. Там тоже изображается супружеская чета, где муж-бревно, а жена-циркулярная пила. И вот она мужа-бревно постоянно дома пилит – Уооо-уууу-оооооОООО…, а как только тот выходит из дома на улицу так из инфантильного мужа превращался в бравого и нормального мужика, а возвращается домой после работы и по новой включается пила. Вот тут было одно к одному. Даже когда они ложились в постель, из-за стены было слышно неразборчивое пиленье Олега. А так мы не лезли к ним, они к нам.

Каса была старая, кубинская комендатура «Проблема» её видать ни разу не ремонтировало и я попытался сделать хотя бы лёгкий косметический ремонт, но не сумев ничего найти из материалов, бросил эту затею, тем более что нам сказали о скором переезде всех в новый дом в городок Нарроко. Но мне всё больше и больше нравилось моё новое жилище. У касы Васи Беспалько было довольно много открытого пространства, а вокруг моей толпились, затеняя дом и террасу пальмы, а сбоку рос молодой баобаб, толщиной полтора метра и, простирающий свои толстые и мощные ветви над моей касой и далеко во все стороны.

На службе тоже сложилось нормально. Я было хотел своих разведчиков взять на себя, но заартачился старший лейтенант Юртаев: – Боря, сейчас барочный период и они тебе на хрен не нужны. А вот начнутся занятия – тогда пожалуйста. До обеда они твои. А сейчас они мне нужны.

Действительно, если в Союзе уже давно начался учебный год, то тут только после прихода последнего корабля. А тот придёт только 3 января. Так что занятия по «Боевой готовности» начнутся только 7 января. И в этом плане я был предоставлен самому себе. Начальник штаба Захаров сказал – До начала учебного года вникай в местную обстановку, потом посмотрим, какую тебе задачу нарезать.