— Ты ли говоришь это, о владыка?! — в ужасе кричит гросс сардунский. — Ты ли отвергаешь своих преданных слуг и рушишь свою твердыню на земле, нашу святую гирляндскую общину?! Куда же пойду я теперь, отвергнутый отцом своим небесным, сирый и нищий духом?!

— Тебе, старый мошенник, по возрасту подойдет место смотрителя одного из музеев Гроссерии! А коли не хочешь, ступай в приют для престарелых! — насмешливо гудит бог.

Гросс чувствует, как что-то внутри у него оборвалось. Перед глазами у него поплыли разноцветные круги, к горлу подкатил комок. Он вскакивает на ноги, вытаращивает на бога дикие, исступленные глаза и визжит пронзительным, истерическим голосом.

— Ты бог-отступник! Ты не наш бог! Я проклинаю тебя!.. На, поражай, испепеляй меня! Покажи на убогом старце свою вселенскую мощь! Но знай: гирляндская религиозная община три с половиной тысячи лет обходилась без бога! Три с половиной тысячи лет не знала тебя и не нуждалась в твоей помощи! И она не отдаст без борьбы своей власти и своего положения! Не отдаст своих несметных сокровищ!.. Убей меня тут же, немедля, или же, если не можешь, оставь мой престол и уходи обратно в свое небытие!..

Бог молча, с неизъяснимым презрением смотрит на бесноватого старикашку. С каким удовольствием уничтожил бы он этого мерзкого, злого паука! С какой радостью он очистил бы единым мановением руки всю землю от хлипкой грязи и гнили преступного мракобесия!.. В эту минуту бог из Марабраны горько пожалел, что не дано ему настоящего всемогущества хотя бы на несколько минут!..

Зарывшиеся было носами в ковер, насмерть перепуганные священнослужители проникаются постепенно чувством полной безопасности и безнаказанности. Видя, что бог единый не поражает гросса и вообще не проявляет никакого гнева, они сначала приподняли головы, а затем, осмелев, встают с полу. Их глаза разгораются хищным огнем и с немыслимой жадностью ощупывают сказочные богатства божеской мантии.

А гросс, совсем обнаглев, размахивает витым жезлом и кричит богу прямо в лицо:

— Ты молчишь?! Где же твое хваленое всемогущество?! Где власть твоя над вселенной и человеками?!

— Нет у меня всемогущества! — сдержанно рокочет бог. — Я пришел к вам в образе человека и волю свою изъявил вам во имя человека. Но в ваших душах я не вижу ничего человеческого. Вы — ядовитая накипь истории! Вы — гнойный нарыв на теле прогресса! Не хотите подчиниться моей воле, что ж, не подчиняйтесь! Тем хуже для вас! Я еще даю вам возможность искупить вину и заслужить звание человека! Но бойтесь, трижды бойтесь того неизбежного часа, когда сам народ поднимется на вас! Он не будет приказывать вам, он вас просто раздавит, как давит тяжелый сапог крестьянина ядовитого тарантула!..

— Слава отцу моему небесному! Это не бог! — радостно возглашает гросс сардунский. — Это лжец, смутьян и провокатор! Это всего лишь побочный продукт марабранского чуда! Гей, служки! Позвать сюда моих храбрых гвардейцев!.. А вы, протеры и митрархи, гремы, синапы и абы, окружайте престол, хватайте этого лжебога и сдирайте с него мантию!

Во всем дворце святейшего собрания поднимается гвалт, топот, суматошная возня…

— Мантию, мантию с него рвите! А там уж мы прикончим его! — кричит гросс, воинственно размахивая жезлом.

Все ближе и ближе тысячная свора разноцветных волков. Зубы щелкают, из пастей вырывается горячее смрадное дыхание, белые, лиловые, желтые шкуры зловеще шуршат при медленных, настороженных движениях. Еще минута — и они со звериным ревом ринутся на свою жертву.

Но тут бог из Марабраны поднимается на престоле во весь свой рост, срывает с плеч тяжелую, сверкающую дивными алмазами мантию и, с ужасающей силой швырнув ее на самую середину зала, гремит подобно урагану, так, что раскачиваются хрустальные люстры и падают светильники перед священными знаменами:

— Нате, шакалы! Берите мое одеяние! А меня вам не взять!..

С ревом и визгом кидаются осатаневшие священнослужители на сказочные сокровища бога и, сбившись в гигантский, неистовый клубок, принимаются с остервенением вырывать друг у друга драгоценные алмазы.

А бог, оставшись в простой крестьянской одежде, подбоченивается по-богатырски и, глядя сверху на дерущихся священнослужителей, разражается грозным весельем:

— Го-го-го! Га-га-га!!! — хохочет он громоподобно, потрясая белоснежной гривой. — Столпы беспорочности! Светильники боголюбия! Образцы благочестия и нравственности! Сосуды добродетелей!.. Го-го-го!..

Он спускается с престола и брезгливо отшвыривает ногой остолбеневшего гросса:

— Прочь с дороги, сморчок паршивый! Ррраз-давлю!!!

И с гордо поднятой головой направляется к выходу. Весь поглощенный жутким зрелищем грызни священнослужителей из-за алмазной мантии, гросс сардунский только теперь пришел в себя.

Он поворачивается в сторону ниши за престолом:

— Огонь! Огонь! Огонь!

Но бог благополучно уходит, а зеленый луч из аппарата «ММ-222» так и не появляется.

— Ведеор Браск, скорее! Жгите его, не то, он уйдет! — кричит гросс уже в открытую.

— Держите его! Ловите его! Уйдет! — вопит гросс, убедившись, что Куркис Браск исчез вместе с аппаратом.

На призыв гросса откликнулся лишь протер-секретарь. Скатившись с балдахина, он с лицом, перекошенным от ненависти, кидается за богом, как взбесившийся пес.

У самого выхода из зала протер настигает его и хватает за рукав крестьянской блузы.

Слегка обернувшись, бог взмахивает железным кулаком и обрушивает на лицо протера страшный удар. Дернув бородкой, секретарь сына божьего отлетел в самую кучу своих дерущихся коллег. Здесь, под ногами озверевших священнослужителей, он и нашел свою бесславную гибель…

Очутившись за рекой Лигарой, бог полной грудью вдыхает свежий утренний воздух и облегченно смеется:

— Ох-хо-хо! Прав был Дуванис! Живой бог никому не нужен: ни простолюдинам, ни попам!.. Ну, ладно, будем действовать по-другому!..

Когда в конференц-зал ворвался наконец вызванный гроссом отряд гвардейцев из его личной охраны, здесь все еще продолжалась свалка из-за алмазов.

Бравый протер-генерал в белоснежном мундире, прибывший во главе гвардейцев, приказал своему отряду разнять дерущихся, но гросс резко остановил его:

— Где смутьян, безбожник и самозванец?! Догнать! За ним! Обыскать дворец! Закрыть все выходы! Закрыть мосты! Живей! Шевелитесь! — разбрызгивая слюну, визжит гросс сардунский.

Протер-генерал хватается за кобуру пистолета и, увлекая за собой гвардейцев, стремительно убегает прочь.

— Кто там есть?! Монахи! Служки! Скоты! Сюда! Сюда!!! — надрывается гросс, размахивая жезлом.

Вбегает несколько желтых и зеленых сутан, с белыми как мел лицами.

— Пожарных сюда! Живо! С брандспойтом! С водой! Скорей, пока они не загрызли друг друга!!!

Пожарники, словно они стояли тут же, в коридоре, и ожидали высочайшего распоряжения, не более чем через минуту появляются в конференц-зале. Они быстро и ловко тянут за собой три пожарных рукава.

Пожарные дружно берутся за брандспойты. В свалку ударяют три упругие холодные струи.

В первую минуту раздаются лишь негодующие вопли, но борьба не прекращается. Вскоре, однако, холодная вода начинает оказывать свое действие. Сражающиеся сначала по одному, а потом и целыми группами разбегаются по углам и прячутся в нишах. Последними расползаются раненые. На поле битвы, в лужах воды и крови, остается около дюжины мертвых тел. Среди них и тело протера-секретаря.

Но удивительнее всего то, что посреди этого кровавого побоища лежит совершенно неповрежденная голубая мантия бога из Марабраны. Видно, крепко ее задумали бедные хлеборобы, что даже общие усилия тысячи с лишним священнослужителей не смогли одолеть и порвать ee! Омытые струями воды, ее чудесные алмазы по-прежнему сверкают при свете люстр морозным, сказочным блеском…