В итоге Тобиас согласился с полной отставкой от роли «муж» и отказом от всех связанных с этим претензий (вроде одежды и еды), но обязался остаться нормальным отцом. Мать получала свободу от него и, соответственно, уменьшение забот. Няня же поклялась заботиться об Абигайл, как о собственном ребенке, взамен получив желаемого мужчину и весь комплект связанных с этим дел.

Когда взрослые вернулись домой, Северус был практически в отключке от усталости. Увидев любимого сына в полуобморочном состоянии, Эйлин мгновенно переключилась на него, обнимая и успокаивая, унесла в его комнатку в мансарде. Тобиасу же ничего другого не оставалось, как уложить спать дочь. Взрослые встретились на кухне, одновременно произнеся:

— Спит…

Собственно, это и было концом конфликта. Хотя потом не раз, вспоминая об этом вечере, каждый из них удивлялся поведению другого, да и своему собственному… считая это все же поводом для гордости.

Все случилось совершенно неожиданно, как и в прошлый раз. К сожалению, в субботний вечер: все были дома. Но ощущения были в этот раз абсолютно новыми: Северус почувствовал, как его начало потряхивать, а по телу пошли странные жгучие волны, жаркие и в то же время покалывающие изнутри словно бы иголочками льда.

Он успел выбежать из гостиной, где читал отец, но до прихожей не добежал. Волны вздымались все выше, он старался хоть как-то их сглаживать, сдерживать, но как только ему показалось, что это вроде бы удается, его словно разорвало изнутри…

На кухне, напротив которой все и произошло, вынесло окно. Картина была до ужаса похожей: такая же тлеющая занавеска, разломанные стулья, обгорелый стол, от скатерти на котором вообще ничего не осталось. Северус потянулся было к родителям, бегущим к нему, — и понял, что больше не чувствует их. Он не мог больше… да ничего не мог.

Дар исчез.

А дальше все пошло точно так, как было когда-то: взбешенный отец и кричащая мать, как будто они снова все выпали в ту, прошлую жизнь.

Но тут во всю силу зарыдала Эбби, оказавшаяся за разломанным стулом сбоку от стола. Родители замерли. Увидев на лбу девочки здоровую шишку, Северус похолодел, поняв, как опасно это было для сестры. Увидела это и мать. Охнула, посмотрела на сына… И впервые в жизни дала ему подзатыльник, так что у того брызнули слезы из глаз, он не удержался и сел на пол.

«Это не дежавю. Это катастрофа»,— подумал Северус. Ему казалось, что это конец.

Но вот он встретился взглядом с сестрой, и та моментально замолчала и встала, держась за руку отца. Тобиас замер. Ему хотелось прибить ко всем чертям этого мерзкого мальчишку-мага, но он не мог не поддержать любимую дочку.

А его красавица, сияя шишкой, сердито сдвинув тоненькие бровки и сжав крошечные кулачки, шла прямо на изумленную мать с таким сердитым выражением личика…

— Вявявя! — серьезно произнесла кроха. И снова повторила: — Вявявя!

И погрозила Эйлин пальчиком, окончательно введя родителей в глубокий ступор.

У Северуса до боли свело горло… Эта кроха, которую он только что чуть не убил, заступалась за него! Казалось, сердце сейчас разорвется от боли и вины. Мальчик с трудом смог вдохнуть и… разрыдался, ложась прямо на пол к ногам сестрички. А малышка, недолго думая, шлепнулась рядом и начала что-то лепетать, перебирая его волосы.

Первым пришел в себя Тобиас. Взглянул на детей, обвел взглядом разрушенную кухню, тяжело вздохнул, развел руками и… вышел прочь.

Эйлин встала на колени рядом с детьми и обняла их. Ей предстоял долгий серьезный разговор с сыном, раз он все-таки маг. И, судя по всему, очень сильный маг.

Но сначала… Она хотела заставить прибираться сына, но заметила его обожженные руки и хотела было бежать за палочкой, как в дверь позвонили. На крыльце стояла бледная Кэтрин:

— Эйлин, прости бога ради, у вас все в порядке? Мне показалось, взорвался газовый баллон! Может, чем-то помочь?

И тут Эйлин озарило: сын запомнит это надолго, если лечить его магловскими средствами!

— Кэтрин, у тебя есть мазь от ожогов? Баллон цел, но взорвался газ под кастрюлей, сын хотел помочь и открыл его слишком рано, а я не заметила.

Через час дети уже спали, а обе женщины, быстро прибрав самое грязное на кухне, пили чай. Такую картину и застал недоумевающий отец семейства, спустившись за тем же чаем: кроме него, нечем было успокоить нервы, а сейчас это было необходимо. Увидев, как жена с его любовницей мирно пьют чай, мужчина почувствовал себя более чем странно.

Наполнив себе самую большую чашку, Тобиас ушел наверх и задумался над тем, не дойти ли ему до бара. Но тогда придется отвечать на вопросы обеих женщин… И если Эйлин он мог теперь особо в расчет не принимать — какое ей дело, он больше не ее мужчина, — то Кэт…

“Обложили”, — подумал он.

— Тоби! — позвала Эйлин.

— Чего тебе?

— Дождь начался, возьми зонт и проводи Кэтрин, пожалуйста!

Эйлин сама собой гордилась. Одной фразой она решила множество проблем: избавилась от раздраженного мужа и его вопросов (уж теперь он точно вернется только утром), выпроводила соседку, смотревшую на нее виноватыми коровьими глазами, и могла наконец-то спокойно привести в относительный порядок кухню. Главное, никого не пускать туда и хорошенько запирать дверь примерно с недельку. И сходить все-таки за краской.

Женщина поднялась в спальню сына и грустно вздохнула: тот спал, сжавшись в комочек, словно пытался спрятаться. Разговор еще предстоит…

Северус думал. Он не ощущал ни малейшего присутствия своей магии и не мог пробиться в Чертоги Разума. Впервые за много лет он чувствовал себя беззащитным ребенком, а значит — слабым, зависимым. Это было просто отвратительно.

Но он жил. И что-то надо было делать дальше… При нем остались лишь его знания и новая, только развивающаяся магия.

Наконец, пришел сон, избавивший от раздумий, вины, ответственности, и мужчина нырнул в забытье как в избавление — хоть и недолгое, всего лишь до утра.

Черноволосая девочка лет пяти, громко хохоча, бежала к нему, распахнув руки. Вот она уткнулась в его живот и подняла золотисто-карие глаза:

— Север, а мы на качели пойдем?

— Эбби… Да, конечно… — неужели его сестра скоро станет такой?

Мужчина огляделся. Он стоял на ступеньках крыльца в свой сад… В Чертогах!

— Северус, вставай, — услышал он голос матери и сразу почувствовал, как болят руки. За ночь повязки присохли, и убирать их было больно, даже с помощью материного колдовства. Он осторожно попробовал ощутить ее ментально… Получилось!

Эйлин, расстроившись от того, что магловская мазь так плохо действует, сняла боль и почти залечила сыну ожоги, но вовремя спохватилась и оставила небольшие следы, намотав на руки свежие бинты. Благо, Кэтрин принесла сразу и много.

— Неделю будешь так ходить! — строго сказала она.

Сын улыбался…

— Чему ты радуешься?

В ответ тот только пожал плечами.

Мать подняла его на час раньше, чем обычно, и пока все спали, они успели о многом поговорить. Точнее, говорила Эйлин, а он только слушал или иногда делал вид. Ему объяснили все, что надо знать маленькому волшебнику… А он в это время сумел все-таки вернуться частью сознания в свои Чертоги. Но вот одновременно с этим почувствовать мать — уже не смог. Все же дар не исчез… Видимо, на него так подействовал стихийный выброс магии. Но с этим уже можно работать!

— Что?

— Ты как будто уснул, Северус! Ты хоть все понял, что я тебе объяснила?

— Да…

— А о чем я попросила тебя сейчас?

— Э?

— Подогрей сестре кашу, я пошла ее умывать!

Когда мать снова вошла в гостиную с сестренкой на руках (на кухне завтракать было пока невозможно), Северус с трепетом посмотрел на малышку. Шишки не было и в помине, видимо, мать все убрала. Эбби солнечно заулыбалась во все четыре зуба и потянулась к брату.