— Милая! — она говорит громко, некоторые посетители даже оборачиваются на них, явно с недовольством. — Я так скучала. — Эмма думает, что, может, мама действительно скучала, потому что обнимает она её сейчас очень крепко.

Какой бы плохой Оливия не была, она всё же её мама, и Эмме приятны такие искренние семейные моменты. Она любит эти моменты, поэтому обнимает маму и понимает, что тоже скучала по ней.

Они отрываются друг от друга, усаживаются за столик, и Оливия тут же хватается за свой бокал.

— Ма, ты серьёзно? — Эмма смотрит на неё скептически и качает головой. Она никогда не могла понять эту её привычку при любом удобном случае выпить за что-нибудь.

— Что?

— Сегодня понедельник. Пять часов. Убери вино.

— У меня хороший день, — Оливия делает глоток и только после этого отставляет бокал. — Так слушай, — она делает паузу и внимательно смотрит на дочь. Эмма думает, какое очередное малозначимое событие произошло с её матерью, что она сияет, как новогодняя ёлка. Она готовится услышать что-то вроде: «мне сегодня дали тридцать лет, представляешь?», но слышит только: — Я влюбилась.

Эмма смотрит на неё тридцать секунд, а потом заказывает глаза и вздыхает. Ну да, за это действительно можно было бы выпить, не будь это «Я влюбилась» десятым за год.

— Снова?

Мать хочет что-то сказать, но подходит улыбающаяся официантка с именем Нора на бейдже и вежливо интересуется, определились ли они с заказом. Оливия заказывает чизкейк и вино для Эммы. Она говорит, что вина не надо, только кофе, и устало потирает переносицу. На самом деле, она бы выпила, и желательно что-то покрепче вина, но завтра в девять утра ей нужно быть на работе. Это единственное, что её останавливает.

— Это другое, — говорит мама, когда официантка уходит, и Эмме снова хочется закатить глаза. Это она тоже уже слышала.

— Мам, ты говоришь так уже шестой раз. Только за этот год. А сколько таких «других» у тебя было до моего рождения, я даже спрашивать не буду.

— Ты можешь хотя бы сделать вид, что рада за меня? — мать хмурится. — Ты же моя дочь, — она говорит это, и Эмма удивляется. Она думает, что нужно отметить этот день в календаре, потому что Оливия сама напомнила, что Эмма её ребенок. Если повезёт, то такое случится снова только в следующем году. — Хотя я не уверена. Может тебя в роддоме подменили?

Смешной эта шутка никогда не была, но Оливия упорно продолжает так говорить каждый раз, когда Эмма показывает черты характера, не свойственные самой Оливии или поступает так, как её мать никогда бы не сделала. Тони тоже пытался шутить на тему: «А моя ли это дочь?», ведь она была совершенно на него не похожа, ни внешне, ни умом (что Старка очень сильно коробило первые года три), но он прекратил это дело после пяти напоминай Эммы о том, что тест ДНК ясно сказал, что Эмма Смит родня дочь Тони Старка. И второй тест тоже. И третий.

— В кого ты там влюбилась? — девушка старается перевести тему и спрашивает об этом несчастном ухажёре, чтобы мать не закатила истерику. — Митч?

— Майк. Митч был в позапрошлом месяце.

— Разве не в прошлом?

— В прошлом месяце был Марк.

Эмма окончательно запутывается и даже не собирается разбираться в том, какой на этот раз Майк-Марк-Митч завладел сердцем её матери. Она чуть не кричит от радости, когда подходит официантка с их заказом, потому что кофеин ей сейчас необходим как никогда. Она делает большой глоток, даже не обращая внимание на то, что напиток горячий. Но выбор мамы не даёт ей покоя, поэтому она интересуется:

— Ты их специально по именам подбираешь что ли?

— Нет, — Оливия слишком серьёзна, и Эмма понимает, что она не уловила даже намёка на шутку в этом вопросе.

— Боже… Ладно, слушай, я очень рада за вас с… Кто бы он ни был. Но я не вынесу, если ещё раз увижу, как вы…

— Звони перед тем, как собираешься зайти в гости, — она говорит это так, словно Эмма сама виновата, и это её злит.

— Это вообще-то и моя квартира.

— Ты съехала, — напоминает ей мать. — Четыре месяца назад, — когда она говорит это, девушка вспоминает, что за эти четыре месяца появилась в старой квартире всего лишь раза три и сильно из-за этого не страдала. Сама ведь сказала маме, что та может теперь делать, что хочет, только пусть не говорит Тони, что Эмма съехала. — Оставила меня совершенно одну. Променяла свою любимую мамочку на парня, — Оливия уже начинает откровенно издеваться. Она улыбается, смотря на свою слишком серьёзную дочь, и делает ещё глоток вина. — Он конечно красавчик, но…

— Мама, — Эмма резко прерывает её, выставляя руку вперёд. — Не надо, — она мотает головой, а тон её голоса звучит предостерегающе, но это не останавливает Оливию.

— Почему мы не можем поговорить о нём? — она искренне возмущается и вполне серьёзно настроена разузнать у дочери, почему та прячет своего жениха от неё. Они встречаются год или около того, Оливия не уверенна, но, по её мнению, время для знакомства с родителями уже пришло. — Ты вообще собираешься нас знакомить? Сколько ты ещё будешь прятать своего Капитана?

— Вечность, пожалуй, — девушка бубнит эту фразу себе под нос и отпивает кофе. Мама молчит, а значит, она не услышала, что Эмма сказала. — Он занят.

Мама снова начинает что-то говорить, но девушка пропускает её слова мимо ушей, пьёт кофе и смотрит на телевизор, висящий на стене прямо напротив неё. Новости сообщают, что кто-то опять что-то взорвал.

Оливия резко дергает дочь за руку, и только после этого её внимание возвращается к матери.

— Я говорю, может, пригласите меня на ужин?

— Стив сейчас не в городе… — Эмма устало прикрывает глаза и тут же замолкает, когда слышит знакомое имя, доносящееся со стороны телевизора.

…Джеймс Бьюкенен Барнс. Он же Зимний Солдат и агент ГИДРЫ, причастный ко множеству терактов и заказных убийств с политической подоплекой.

Она застывает, не в силах что-либо сказать или сделать. Знакомое имя в одном предложении со словом «убийство» по телевизору абсолютно шокирует её и выбивает из колеи.

Баки. Стив уже долго ищет его. Он тратит на это много сил, но результата нет. Не было до этого дня. Сейчас о Баки говорят в новостях. Это плохо. Его будут искать, если уже не нашли, а Стив, как обычно, захочет его защитить. Эмма понимает, что он попадёт под раздачу, и это явно не закончится хорошо.

— Мне нужно идти, — она соскакивает со своего места, хватает сумочку и, даже не попрощавшись с мамой, убегает из кафе.

***

Эмма звонит Стиву четырнадцатый раз, когда заходит в Башню Мстителей. На первые два звонка он не отвечает, а потом и вовсе отключает телефон. Это её не столько настораживает, сколько злит. Она снова набирает его номер, когда сталкивается с отцом прямо на входе.

— Ты выбрала не лучшее время, чтобы навестить своего отца, — он даже не останавливается, проходит мимо, и Эмме приходится идти за ним. Голос в трубке сообщает, что абонент недоступен. — Забегай через недельку.

Она убирает телефон и прибавляет шагу, чтобы догнать Тони. Он отмахивается от неё, как от назойливой мухи и спешит сесть в свою машину. Эмма не дает этого сделать, преграждая путь.

— Слушай…

— Я с тобой, — она перебивает его, даже не дав договорить слово. Стоит, серьёзно смотрит и уже готова ответить на отказ. Ей плевать, что отец будет говорить, она знает, что он летит туда, где сейчас Стив. Она не останется дома, пока её парень в другой стране будет пытаться неосознанно себя убить.

— Конечно, — Тони кивает и двигает её в сторону, открывая дверь машины. Эмма так поражена тому, что отец даже не возражает, что не может ничего ответить. — Если так хочешь посетить Европу, то бери отпуск, и как-нибудь устроим тур. Можешь даже свою маму взять.

Она садится в машину на заднее сидение быстрее, чем он успевает завести её.

Эмма может и не похожа ни на одно из своих родителей, но кое-что от них ей всё же досталось. Упрямство.

— Я серьёзно, — она проглядывает между передними сидениями и смотрит на отца. — Я еду с тобой. Куда мы кстати…