Во-вторых, когда Ленька злился, он сильно выпучивал глаза, да так, что они вылезали из орбит и покрывались розовой сеточкой сосудов. При этом уголки его рта ползли вниз, обнажая в неестественном оскале желтоватые зубы, голова наклонялась вбок и замирала, а руки выламывались неестественным образом. Его пальцы тряслись, а он судорожно перебирал ими, словно по струнам невидимой гитары или арфы, доставляя себе неудобства и (вполне возможно) легкую боль. Такое случалось с ним редко, но все же случалось.

После таких вот «припадков» я не могла с ним общаться по нескольку дней. И даже сидела отдельно. Ленька не надоедал и знал: рано или поздно тоска по общению возьмет свое, и я вновь займу место на задней парте рядом с этим чудаком. Справедливости ради отмечу, что на меня он так злился лишь пару раз, в основном эти припадки случались не по моей вине. Но находиться с ним рядом… Это была одна из величайших мук того прекрасного времени. Когда он в первый раз так перекосился, я даже не знала, что делать! Его слюни брызгали мне в лицо, а мое собственное сердце застучало где-то в ушах. Я хотела бежать, но подумала, что он просто меня убьет.

Впоследствии выяснилось, что Ленька вполне безобиден и ни на кого не кидается, но находиться с ним в такие моменты рядом от этого приятнее не стало. Именно тогда я возненавидела его всем сердцем. Так и родилась наша крепкая дружба: моя явная влюбленность наложилась на эту гнетущую ненависть и неприязнь, и вуаля – мы прекрасные друзья.

Поэтому к Верке я не ревновала, а просто интересовалась и совала нос не в свои дела. А отношения у Леньки с Веркой были своеобразные.

4

И вот наступил момент, когда что-то щелкнуло, занавес упал, и всем стало наплевать друг на друга. Именно тогда Верка перестала быть такой заразой и начала открыто общаться со мной. Она даже пыталась затащить меня в эту Городскую тусовку, но мне было там некомфортно и тесно. К тому же то, что они называли «Городской тусовкой», больше походило на пьянствующих школьников и попытку внушить себе реальность этого Города, как чего-то большего, чем простое захолустье. Верка это скоро поняла и перестала пытаться, зато активно начала навязывать свое общество нашей маленькой компании.

– А он тебя гадюкой называл… – задумчиво и почти театрально произнесла я, сидя на большом камне у старых переживших войну домов.

– Он дурак, но страстный дурак. Я хочу проверить теорию.

– Какую?

– Первого секса.

– Понеслось…

И Верка начинала рассказывать о том, что в одной книжке прочитала: мол, первые интимные отношения обязательно должны быть с тем, кого ты не любишь и где-то даже терпеть не можешь. А все потому, что вероятность того, что ты проживешь всю свою жизнь с этим несчастным, крайне мала, а вернее, сводится к нулю. А ведь для юной девушки очень важно не разбить свое нежное сердце такой роковой ошибкой, чтобы в дальнейшем спокойно переживать расставания, обманы и предательства, ровно до того момента, пока не встретится тот самый, единственный и неповторимый.

Я слушала все это, уткнувшись носом в свои джинсы и вдыхая их пыльный аромат. Верка продолжала тараторить и приводила все больше и больше аргументов в пользу такой вот авантюры.

– А смысл в чем?

– Как в чем? – Она удивленно заморгала своими красивыми глазами.

– Ну, зачем это все, если ни ей, ни ему это, собственно, и не нужно?

– Ну так, природа… гормоны…

– Феромоны! Я вот чего, Вер, не понимаю… Вот если это все правда, то на бедного Леньку должны открыть охоту практически все девушки нашей школы.

– А может, он и рад будет! – съехидничала Верка, явно пытаясь меня задеть.

– Плохо ты знаешь моего Волосатика.

– Мо-е-го-о! – передразнила Верка и достала «Pall Mall»

В этот момент пришел Ленька. Голова его была обрита наголо, он глупо улыбался и тупил глаза. Я вскочила с камня, а Верка выронила желтый «крикет».

– Я тут… Дайте закурить.

И мы дали.

Кашляя, Ленька курил свою первую сигарету и неуклюже вертел ее длинными пальцами. Лучи солнышка бегали по его здоровой, розоватой лысине.

Мы молчали.

Помню, уже потом, почти перед самым концом моей нормальной жизни, он рассказал нам всю правду. Естественно с Веркой у них ничего не получилось, да они и не пытались, зато наша троица стала неразлучна… но только не в дни дежурства.

5

Тогда мы с Веркой второй раз подряд напросились в дежурные и, расставляя в столовой тарелки с желтоватым супом, не могли говорить ни о чем, кроме как о Ленькиной жизни.

– Так значит, ты не знала?

– Да, честное слово! У нас сложные отношения были, я их до конца и не понимала. Это теперь все по полочкам стало, а тогда…

– Небось напридумывала себе…

– Напридумывала. – Я поставила еще несколько тарелок и аккуратно положила хлеб рядом. – Я бы хотела все вернуть. Не знать. Это эгоистично, но тогда все казалось каким-то… таинственным, что ли…

– Это с непривычки.

– Ты о чем?

– О чем? О парнях, конечно. Опыта у тебя мало…

Это в Верке меня раздражало больше всего. Она активно пыталась приклеить к себе статус этакой роковой девушки, рано повзрослевшей и видавшей виды. Но все это было неправдой, и дальше мелодраматических фильмов с легкими эротическими сценами сама она не заходила, но вот покрасоваться любила. То специально размажет помаду и взъерошит волосы перед зеркальцем пудреницы, будто после утомительной ночи любви сразу прибежала в школу. То уронит из сумочки упаковку специфических резиновых изделий…

Это действовало на нервы. Не то чтобы я в свои шестнадцать чувствовала себя ребенком, просто мне не хотелось выставлять свои желания и потребности на общее обозрение.

А в Верке ощущалось полное отсутствие этих желаний, и именно поэтому (видимо, чувствуя себя слегка ущербной) она настойчиво выставляла свою фальшивую испорченность напоказ.

– Так значит, все оказалось очень прозаично…

– Более чем, Вер! – Я остановилась и серьезно посмотрела на нее. – Я за него боюсь.

– Не бойся. Все через это проходят.

Я знала, что она вновь лукавит, и сама еще не испытала этого опустошения после разрыва со свой «половинкой». Но сейчас меня интересовали не ее загнанные в современные рамки комплексы, а мой бедный Ленька.

А дело обстояло так.

6

Два года назад Ленька познакомился в чате с одной милой особой. Они обменялись фотографиями, и все закружилось. Долгие переписки, откровения, рассказы о своей семье, цифровые слезы и даже редкие звонки. Проблема была небольшая, но достаточно серьезная.

Мари Ледяная (фамилия была не настоящей, на самом деле она была обычной Мариной Бабуркиной, но Мари Ледяная звучала, безусловно, куда лучше) – в общем, Мари жила в Казахстане, и встретиться им с Ленькой было суждено лишь через пару лет, когда одному из них стукнет восемнадцать. Своего совершеннолетия первой достигала Мари, а значит именно она и должна была совершить небольшое путешествие.

Целых два года они планировали совместное будущее. Ленька копил деньги, закупал гречку и макароны, чтобы быть готовым ко взрослой семейной жизни на съемной квартире в нашем Городе. Он даже дневник вел, в котором зачеркивал дни до приезда Мари. В этом же календаре он обвел красным дату их планируемой свадьбы. Мари должна была привезти с собой красивое синее платье, в котором она отгуляет свой «казахский» выпускной и, собственно, станет женой нашего Волосатика.

Но отношения – это тяжелый труд, даже если это отношения на расстоянии.

Целый год Мари была идеальной девушкой и мечтой Леньки, но после начала меняться, объясняя это приближающимися экзаменами и недовольством «мамки» ее скорым отъездом.