Просто выжить, выскочить из этого замкнутого круга, не понимая за какие грехи их давно списали на военные потери. По сути, все они смертники, рабы, первой в мире страны, строящей развитой социализм на костях своих юниоров.
Мы же, напротив, десантники из Литвы – «белая косточка, голубая кровь десанта», избалованные морским ветерком с Балтики, лыжными прогулками и выходом в увольнение, в Каунасский музей чертей, к примеру. Мы – счастливчики, готовящиеся служить в «ГДР», Москве, Пскове, Рязани, Туле, в Иваново, или еще в каком-нибудь другом добром русском городке. Мысли об Афганской командировке для нас – экзотика, сулящая продолжение приключений в «курортной зоне». Мы – лабусы, не понимающие и не признающие манеру общения ферганцев, и по этой причине они не знают, как же нас приручить, как заставить всего бояться. По этой же причине я не сопротивляюсь жесткому обращению «дедов», уважая их тяжелый опыт и внутреннюю солдатскую усталость, их пожелтевшие белки глаз, будто от местной пыли, которая внутри них.
Мы просто пока не поняли куда попали, что уже пять дней мы стоим на краю пропасти под названием война. Для нас эта увлекательная игра, где пули летают, но конечно не попадают, а враги не реальны и добры, словно мы в гостях у прекрасной сказки «Тысяча и одна ночь». Наш детский мозг не хочет принять то, что это не русская сказка о доброй щуке, но древняя сказка востока, где калиф или падишах с легкостью рубит головы своим слугам, женам, наложницам, подданным, рабам и военнопленным – неверным. Где дикие племена враждуют друг с другом до последней капли крови и не хотят подчиняться ни своему королю, ни грозному завоевателю.
Горнист разбудил спящий городок десантной дивизии. Солнце появилось внезапно и уверенно поползло наверх. Ночная прохлада улетучивается вслед за ночью. Бесчисленный отряд лягушек и черепах прячется в трещинах и расщелинах бесконечных горных перевалов. Мы выбегаем на зарядку. Форма одежды – голый торс. Редкий день, когда вся дивизия отдыхает от боевых действий и с азартом и мальчишеством устремляется на пробежку. Мы бежим батальон за батальоном по огромному кругу нашей дивизии. Где-то за танковым батальоном, десантники выбегают за ограждение городка и уже бегут по окраине Кабула. Местные пацаны выбегают из домов и что-то кричат нам вслед, похожее на дерзкое и оскорбительное. Незамужние девушки выбегают из своих мазаных домиков подхваченные азартом увидеть невиданное и недозволенное зрелище, и потом, поймав несколько сотен взглядов молодых жеребцов, закрывая лица руками, скрываются в дувалах62. На краю этой улицы стоит вооруженный до зубов наш бэтэр. Мы обегаем его и возвращаемся обратно в городок дивизии. В усилители по всему городку кричит Валерка Леонтьев: «Ну, почему, почему, почему? Был светофор зеленый, а потому… что был он в жизни влюбленный!» Смешная городская песенка и под нее прекрасно бежится. Словно мы в Москве, где-нибудь в Сокольниках. Видно начальник по физической подготовке дивизии человек с большим чувством юмора. После кросса батальоны переходят на шаг и располагаются на гимнастическом городке «полтинника». Кто-то из солдат запрыгивает на брусья, кто-то виснет на перекладине. Разведрота занимает сектор для отработки элементов рукопашного боя. Они лупят ногами и руками по автомобильным покрышкам, подвешенным на цепи бревнам, отпускают тумаки и «калабахи» своим «слонам», потом начинают качать их тут же на камнях. Разведчики выделяются ростом и накаченными мускулами. Взгляды и движения их резки и нервозны. Волос на головах практически нет. На плечах у всех «дедов» наколки, указывающие на их принадлежность к «Спецназу ВДВ». Наши «дедки» даже не смотрят в сторону разведчиков.
– Петя, эй, а что мы не идем колеса пинать, – спросил я своего «комода».
– Хочешь дюлей от разведчиков схлопотать? Это у них быстро! Я смотрю, ты смелый стал! Мало мы вас ночью воспитывали, сегодня значит добавим.
– Есть, товарищ гвардии сержант! Всегда готовы! – с издевкой ответил я.
– Э-э! Одуванчиков, ты чо-о веселый такой? Смотри у меня, солдат, а ну запрыгнул на турник! Двадцать раз начал подтягиваться…
Я висну на перекладине и к своему удивлению кое-как, но делаю одиннадцать подтягиваний. Видно жаркий климат идет мне на пользу. Прибалтийский жирок исчезает, а мышцы становятся более эластичными. Витек смог подтянуться пятнадцать раз. Он свысока смотрит на меня, каков герой. Разведчики уходят, некоторые закуривают. Молодые разведчики, понурив головы, плетутся следом. Ха, а ведь я или Виктор могли попасть запросто и к ним. Радисты нужны в каждой роте. Нет, братцы, мой «комод» Петя и Миша Калабухов мне нравятся больше. Разведка это реальные «рэксы»! Звери!
«Деды» дают сигнал, и мы занимаем сектор рукопашки. Я выбрал себе бревно, обмотанное грубой веревкой, и стал молотить по нему кулаками и локтями, впадая в полное остервенение. «Что со мной происходит, может, выходит то, что нужно оставить в прошлой жизни, навсегда? Мое детство? Или делаю очередную попытку настроить себя на жесткую реальность, в которую я попал по собственной инициативе и безрассудству. Ведь если я сейчас не настроюсь на волну военной обстановки, то меня просто может все это уничтожить, как физический объект». Дембеля заметили мою злость, но не подали вида. Я немного запыхался и пока переводил дух, заметил одного парнишку, с которым учились в Каунасе. Он с улыбкой направлялся ко мне – это был мой приятель Славка Четкин
– Привет, Санек, ты что ли, я тебя не узнал! – крикнул он. – Ты так на бревно взъелся, будто это душман! Ха-ха! Ты где, как устроился? – Слава был доволен и спокоен.
– Славик! – обрадовался я. – Наконец-то, одна родная мордашка появилась! Я во второй роте нашего батальона. Мы радисты-переносники. Главное, что с Александром Семеновым в одном взводе.
– А, я понял, это ваш взводный, который летел с нами в Афганистан.
– Ну да. Он по ходу сам не ожидал попасть взводным в роту переносников. Ехал как командир в роту командно-штабных машин. А ты сам-то, в какой роте, быстрей рассказывай! Как у вас «деды», боевые? – спросил я и стал торопиться.
– А чо, «деды»… нормальные «деды». Попал я в ремонтный взвод, будем радиостанции ремонтировать, которые повредятся во время боевых. О, взводный у нас прикольный, анекдоты нам вечером рассказывает. Мы ржем. Ха, кадр, в общем, прапорщик Д-д-д-дрозд! – засмеялся Славка и запрыгнул на ближайшие брусья.
– Взводный прапор? Что за фамилия у него странная? – поинтересовался я.
– Фамилия обычная – Дрозд. Просто, когда он говорит, то сильно заикается, контуженый на всю голову. Его машина подорвалась вдребезги, а он цел. Дали ему «За Отвагу». Осталось ему здесь полгода, потом предупредили, что сразу спишут из ВДВ, из-за сильного заикания. Он не хочет, поэтому пишет рапорт, чтобы еще на два года в Афгане оставили. Даже расплакался, кому я, говорит, нужен такой на гражданке. Даже учителем в школу не возьмут, или завхозом. Мужик хороший, добрый. Прикинь, Санек, он мечтает здесь познакомиться с афганочкой и остаться жить здесь с ней. Если, конечно, Афган станет новой республикой в составе СССР.
– Слушай, а наш прапорщик, он же старшина роты, тоже контуженый – после подрыва, но тут все наоборот. Диагноз – псих и садист. Мы с Витьком его ненавидим.
– Да, со старшиной вам не повезло. Посмотреть бы на него, – сказал Четкин и ловко спрыгнул с брусьев.
– Нет, ерунда, пустое… тут все сложнее, абсолютно чужая страна, воздух не такой как в Фергане… Я в смысле – присоединить к Союзу, – поразмыслил я и продолжил, – Славик, а «деды» молодых бьют, то есть вас? – спросил я в надежде услышать горькие вещи и посочувствовать другу.
– Какие «деды», во взводе всего восемь десантников из них нас молодых трое, еще два «черпака». Вот и осталось три «дедушки», они ребята технари, все сержанты. Им надо нас всему научить, а самим свалить на дембель. Дрозд неуставные разборки тоже не любит.
