– А за что!? За, за, блин, какие залеты! Товар… прапорщик, – я задыхался от комка, подступившего к горлу, сотканного из ненависти и отвращения к этому человеку, и пропитанного обидой и безвыходностью ситуации.

Витек сильно сжал челюсти, пытаясь проглотить свой гнев. Наверное, от этой боли из его глаз едва не хлынули слезы.

– Я доложу командиру взво… вы не, не имеете права! – зарычал я, заикаясь.

– А хрен на воротник, не хочешь? Молчать! Я команду «смирно» не отменял! «Душара»! Вначале отстоите свои пять нарядов, а потом будешь докладывать хоть в Организацию Объединенных Наций и Папе Римскому.

Старшина хладнокровно удалился в свою каптерку, шаркая белыми меховыми домашними тапочками. Петя принял у нас оружие и посоветовал не лезть в бутылку с прапором. Ближе к вечеру встала непривычная для нас жара, мы отправились на умывальник, чтобы как следует помыться перед новой бессонной ночью.

Я обливаюсь артезианской ледяной водой и думаю, правильно ли я поступил, что проявил твердость характера и полетел в Афганистан. По сути, все мои действия и желания в последние три года, это упрямство и неподчинение воле родителей. Тогда становится ясно, я наказан за непослушание и своеволие. Но с другой стороны, что мне оставалось, отказаться от мечты попасть в десант? Если бы сейчас вновь стоять перед майором ВВС, из нашего военкомата, который пытался меня отвести в сторону от Афгана и вообще от ВДВ, слушать его точку зрения о том, что я лезу в пекло, и что я полный кретин, ничего бы не изменилось. Что мне было делать в Московском военном округе, подметать аэродромы или сидеть за пультом пусковой установки ракеты ПВО, тоска смертная.

Значит, мне остается делать выводы и терпеть, пока ситуация сама не развернется в благоприятную ко мне сторону. Кто же тогда этот человек, появившийся в моей судьбе в обличии старшины десантной роты. Может он злой ангел, искушающий меня сделать какой-нибудь непоправимый поступок? Да, это опасно и глупо. Самое главное в любых ситуациях – соблюдать хладнокровие и тупое спокойствие. Конечно, я не собираюсь перед ним ползать, но держаться нужно в рамках устава. Не сладко, конечно, все начинается, но я ведь был готов к этому. Внутри своего воображения я представлял картинки и похуже, ведь сразу было понятно, что мы летим сюда не на экскурсию по Средней Азии. Прапорщик нарушает все мыслимые нормы устава и ведет себя, как распоясавшийся пахан, нет, как оборзевшая «шестерка»! Под кем? Под ротным! Значит, командиру выгодно такое положение вещей, и он не будет разбираться и заступаться! Гм, а кто у нас контролирует роты, ясно кто, замполит батальона, а выше уже комбат. Очень хорошо, посмотрим еще, кто кого! Все в норме, все очень хорошо! И мне по-прежнему нравится в ВДВ! Я люблю свою дивизию и свою роту.

Витек весь вечер молчит. Он зол и не хочет говорить.

В боевое охранение мы заступили в полночь. Тихо, ветерок бежит по верхушкам кукурузы, луна освещает наш пост и, наверное, нас. Мой друг спрыгнул в траншею, облокотился спиной и затылком о край окопа и рассматривает звездное небо.

– «Архимед»! Папироса есть? – закричал Витек из траншеи.

– Не понял, ты уже в «деда» превращаешься, папиросу тебе! Знаешь, что солдату заменяет папиросу? Ха, и сигарету тоже!

– Ясно, ни хрена у тебя нет, «слон».

Витек наезжает на меня, видно совсем тоскливо парню.

– Такой же, как и ты! Боевой «слон»! Афганский вариант! Ха-ха! – обиделся я.

– Слушай, Одуванчиков, может его просто пристрелить короткой очередью? Вот он придет нас проверять, а мы его и положим! Пароль, мол, не знал, пусть потом разбираются!

– Разберутся, ага, лет по пятнадцать тюрьмы, на брата! Если честно, я подумал, все это фигня, даже интересно! Нам с тобой еще с «дедами» знакомиться. Может хорошо, что мы несколько ночей в наряде будем, – улыбнулся я.

– Ха, это не мы, это они с нами знакомиться будут, Санек. Вазелин приготовил, ха-ха? Ладно, я пошел, что с тобой говорить – курить у тебя нет! Эй, а ты тапочки его видел? – спросил Виктор и задумался.

– Видел, конечно, а что? Стырить решил, ха? – засмеялся я от души.

– Устроился как дома, сучара! Бабу себе завел! Я ему покажу тапочки. Я ушел, – крикнул мне Витек. – Не спи, «слон», – прокричал он, уходя далеко влево по траншее.

– Есть, «рейнджер»! – в шутку крикнул я и пошел в противоположную сторону.

Я наслаждаюсь полным одиночеством и тишиной. Что-то стало тревожно, и я зашел в ДОТ. Из бойницы тридцать на двадцать сантиметров мне отлично виден кишлак с черными окошками. Меня совсем не видно. Мыслей нет, голова работает только на слух и зрение. Легкое чувство опасности становится привычным и даже приятным. Теплый стан спит, ни звука, ни шороха. Издали домишки – мазанки кажутся сахарными кубиками, сложенными друг на друга. Между домами начинаются узкие улочки. За глиняными заборами видны тени садов. Интересно, а если пойдет ливень и будет лить неделю, дома поплывут? Да, бедно живут афганцы, если все пойдет нормально, наши непременно помогут им построить новые дома, а может и новые города. Вот, Ташкент – красавец, а был таким же Теплым станом.

Эта ночь улетела в прошлое, началась третья. Дежурным по батальону заступил наш командир взвода, гвардии старший лейтенант Семенов. В полночь мы с Витьком снова на посту и меняем «дедов». Часовые скидывают с себя «пустые» «броники» и собираются уходить с поста, но мы пришли в своих, не подрезанных, тяжелых бронежилетах. «Деды» недовольно сплевывают в пыль, поднимают свои «свитера» и, закинув их на плечи, уходят быстрым шагом в казарму.

– «Архимед», ты самый умный, что ли? – закричал на меня Витек. – Я взял по твоему совету целый «броник»! «Деда» разозлил, надо было не выделываться, а брать у них. Теперь стой полночи в тяжелом! Ча, обстрел ждешь? Слышал, что они говорили, толку от этого «броника» мало! Только от осколка или ножа. От снайпера не спасет, и от «калаша» тоже. Еще получим за это, дюлей!

– Слышь, ты что, решил подстроиться под «дедов»? Скоро «броники» им подносить будешь! А, я понял, ты на них походить хочешь! Ну что ж, далеко пойдешь, Витя…

Я расстроенный ухожу на свой край поста. Витек, похоже, решил стелиться под «дедов», тьфу, урод… Ну, вот теперь и мы врозь. Виктор чувствует себя неуверенно в быстро меняющейся обстановке и ищет твердое плечо среди «черпаков» или «дедов». Я, напротив, не собираюсь ни под кого подстраиваться. Просто буду выполнять приказы и распоряжения командиров. Если «деды» по-доброму о чем-нибудь попросят, сделаю, а если попытаются унизить, получат отказ. Ха, но, если бить будут, одному или двум точно наваляю.

Среди ночи к посту со стороны казарм движется мужской силуэт, похоже, это офицер. Идет, чуть пригнувшись, старается ступать бесшумно.

– Стой! Кто идет! – заорал я и поправил автомат в удобное положение для стрельбы.

– Идет дежурный по части! – негромко отозвался человек и остановился. По голосу я узнал своего командира взвода.

– Три? – я запросил пароль.

– Семь, – тихо ответил офицер и подошел к нам.

– Не понял! Одуванчиков, Кинжибалов, вы что, третью ночь подряд в карауле?

– Так точно, третью ночь подряд! Дневальные по роте! Днем полы драим, ночью здесь торчим, в боевом охранении, уже привыкаем, жить здесь будем, товарищ гвардии старший лейтенант! – отчеканил я с издевкой.

– Все тихо? Спать не хочется? Смотрите, гвардейцы, не спать! «Духи» подойдут, вырежут вас и половину дивизии. За такое, вышка, по законам военной обстановки. А самое главное позор и презрение за смерть товарищей! А мы с вами где? – строго спросил Семенов.

– В Афгане, на войне! – пробурчал Витек.

– Да, в зоне боевых действий! «Броники» на вас хоть настоящие, или дембельские? – офицер на ощупь проверил наши бронежилеты. – Ладно, норма.

Через пару минут он, довольный, уходит. Во мне затаилась слабая надежда, что в следующую ночь мы будем спать в казарме. Семенов справедливый и упертый, он все поставит на свои места. Тихо и спокойно, без шума и пыли. Вот такой он, мой командир взвода.