– Разрешите идти принимать меры? – громко отчеканил Семенов.

– Чем сейчас заняты ваши курсанты? – мягко спросил полковник.

– Провожу занятия с взводом! Правила радиообмена, телеграфный ключ, прием, передача…

– Хорошо, продолжайте занятия. А я хотел бы посетить столовую, посмотреть, что на обед у батальона, – улыбнувшись, сказал полковник, и посмотрел на рядом стоящего майора.

– Есть! – старший лейтенант отдал честь, развернулся и направился к выходу.

Майор Падалко проводил Семенова уставшим и укоряющим взглядом. Промах, залет.

После обеда сержанты нашего взвода стояли у «удава» в канцелярии, а мы наводили в тумбочках и кроватях генеральную уборку и вытрясали свои пыльные одеяла на спортгородке. Цибулевский ходил мрачный два дня, потом выдохнул и забыл.

Началась парашютно-десантная подготовка батальона с ежедневными тренировками на десантном городке.

Прошел месяц, как мы приняли «Военную Присягу», и наша служба вошла в полную силу. И все же, мы еще не были настоящими десантниками, впереди у нас были зимние прыжки с парашютом. Прыжок с армейского самолета с оружием в составе настоящего боевого подразделения, что это для молодого человека? Экзамен на зрелость и мужественность или шикарное приключение. Ни то и не другое, это доверие получить символ доблести и отваги от богатырей «Русичей», меч истинного воина. Обретение смысла существования мужчины в эпоху ожидания войны. А еще это шанс не погибнуть в третьей мировой, словно баран в жертвенном костре, а уничтожить одного или нескольких врагов, осмелившихся поднять ядерный меч на твою Родину. В общем, «батя»⁴⁶ – генерал Василий Маргелов все учел. Да, мы смертники, но не простые, а падающие на голову врага с неба и стремительно вступающие в бой. Смелые, наглые, отважные, но иногда нежные и ранимые. Мы лучшие солдаты – «Воздушно-десантная гвардия СССР» и должны доказывать это каждый день.

В нашем батальоне не оказалось ангара для укладки парашютов, поэтому все происходит прямо на плацу. Комбат вышел на крыльцо своего двухэтажного барака на краю Каунаса, где жил со своей семьей еще до Афганистана и продолжает жить по сей день в ожидании новой квартиры. Первый сухой и солнечный день с начала декабря, солнце бушует в высоких облаках. Натуральная Швейцария.

Комбат вернулся в свою квартиру, набрал по телефону дежурного офицера батальона и отдал приказ.

– Капитан, слушайте! Сегодня, прямо сейчас, все роты на укладку! Парашюты готовим, через две недели надо прыгать, «кровь из носа»!

– Есть, товарищ гвардии полковник! Доведу до командиров рот! – отчеканил капитан.

– Сразу после завтрака пусть начинает первая, через два с половиной часа вторая и дальше! Чтобы до десяти вечера все купола уложили! Все другое отменить! Все занятия только по укладке парашютов.

– Есть, выполняю! – через минуту дежурный обзвонил всех офицеров и передал приказ.

Офицерская служба в ВДВ во многом строится на личной инициативе самих офицеров. В голове командира сосредоточено многое: полевая выучка, безопасность при стрельбах и тренировках по рукопашному бою с оружием. Полноценное питание курсантов, борьба с неуставными, но это ерунда, знакомая почти каждому общевойсковому командиру. У десантного «бати» все только начинается. Нужно обучить каждого солдата теории и практике совершения прыжка с парашютом с любого самолета или вертолета, в любых метеоусловиях и любых широтах земного шара. Уложить правильно вместе с рядовым его «купол». Малейшая небрежность или ошибка и солдат погибнет. А где гарантия, что кто-то не струсит в самолете и не упрется рогами, как телок в дверях. В этом случае выброска парашютистов из самолета прекращается, но, если труса все же выпнули из салона, он может разбиться или потерять сознание в воздухе. Всего и не перечесть. А ведь с батальоном или ротой нужно прыгать самому. Как это не смешно, но кости с возрастом скрипят и побаливают. Нужно снова прыгать, доказывать себе и всем в пятисотый раз, что ты все тот же супермен, а не развалина с богатым боевым опытом. Стареющий офицер десантник остро чувствует постепенное прощание с небом. Оно неминуемо и часто катастрофически внезапно. Поэтому, каждый сопротивляется до последнего, как раненый и свободный сокол, падающий в штопор. Да, это особые люди, офицеры, повенчанные с небом и влюбленные в него до смерти! Им снится небо. Даже в Афганистане, среди вонючей пыли, пропитанной запахом баранов и верблюдов, им снится зеленая трава на площадке приземления, а в голубом высоком небе россыпь белых куполов – его гвардейцев.

Я так и не увижу зеленую траву под сапогами, мы будем прыгать зимой в глубокий и мокрый прибалтийский снег. Пока первая рота укладывает парашюты на плацу, мы бежим в учебный корпус. Семенов впереди, два курсанта несут сумки с парашютами. За два часа взводный хочет рассказать нам, что же за зверь такой «десантный людской парашют Д–5».

Мы столпились у столов, где командир разложил всю систему десантирования солдата ВДВ. У меня замерло сердце, все интересно и фантастично, словно перед нами амуниция космонавта-инопланетянина. Командир удивленно посмотрел на нас и спросил.

– Вы что первый раз видите купол, воины?

– Я уже видел и прыгал два раза! – ответил один курсант.

– Не понял? Остальные, почему молчат? – удивился взводный.

– Мы не прыгали, вот и молчим, – гаркнул взвод.

– А, жулики! В ваших анкетах я читал совсем другое. Ладно, все ясно, будем учиться с нуля. И прыгнем все. Не слышу, десантура, бодрого ответа!

– Так точно, товарищ командир, прыгнем все! – ответили мы хором.

После обеда наш взвод рванул на склад хранения людских парашютов. Здесь требуется уточнить, что склад именовался именно так, ведь в случае объявления боевой тревоги солдаты и офицеры должны непременно прибыть к складу людских парашютов, а не парашютов для десантирования автомобильной и гусеничной техники.

Нас встречает добродушный гвардии старший прапорщик Валерий Закидухин. Он вездесущий, когда речь идет о десантировании и отвечает за все шелковое и железное, что относится к нашей небесной подготовке, в том числе и за парашютную вышку и «крокодил»⁴⁷. Он всегда улыбается в огромные черные усы и рассказывает разные небылицы и истории из своей службы. На его парадном кителе блистает знак парашютиста инструктора с цифрой «1000». Вот он – фанатик неба, влюбленный в него как в счастье и преданный ему, как своей матери. Он немного прихрамывает и ходит медленно. Мы не знаем, что у него с ногой, кто говорит, что это еще с Чехословакии, но, скорее всего, с Афгана, где он был инструктором по прыжкам у афганских спецов «Коммандос».

Наш «Семен» доложил Закидухину о прибытии взвода для получения парашютов. Так положено, ведь здесь вотчина и царство старого прапорщика. Мы вошли внутрь. Склад парашютов – не просто вещевой склад. Это дом, где живут хранители солдатских и офицерских жизней. На деревянных стеллажах в четыре этажа стоят большие сумки цвета хаки. Каждая сумка опечатана, тщательно закрыта. Усатый прапорщик ходит с большой амбарной книгой между стеллажами, прикидывая, откуда бы нам выдать парашюты. Взводный ходит за ним.

– Начнем, может быть, товарищ гвардии старший… – поторопил Семенов прапорщика.

– Сейчас, лейтенант, не гони коня, старый он уже. А, вот отсюда берите, здесь хорошие парашютики, всего-то восьмилеточки, новье, можно сказать, – улыбаясь, сказал прапорщик.

– Ничего себе, новье, – потер нос Семенов.

– Конечно, новые. Вон там, в угловых стеллажах старички лежат, по тринадцать годков отпрыгали. Ничо, нормальные, еще не подводили, – уверенно ответил Закидухин и поставил отметки в своем журнале.

Цибулевский командует и двое курсантов по лесенке забираются на верхние стеллажи и аккуратно спускают сумки с парашютами. Мы строимся на тропинке перед складом, у каждого из нас за плечами сумки со спящими в них куполами. Усатый прапор важно закрывает склад и вешает на него огромный амбарный замок – символ нашей свободной и гордой страны. Граница на замке, склад парашютов на замке, враг не пройдет. Потом он с важным видом разминает старый кусок пластилина в больших ладонях, шлепком прибивает его к деревянной табличке и, пропустив в нем две веревочки, ставит свою алюминиевую печать.