«Я очи знал, – о, эти очи…» Я очи знал, – о, эти очи! Как я любил их, – знает бог! От их волшебной, страстной ночи Я душу оторвать не мог. В непостижимом этом взоре, Жизнь обнажающем до дна, Такое слышалося горе, Такая страсти глубина! Дышал он грустный, углубленный В тени ресниц ее густой, Как наслажденье, утомленный И, как страданье, роковой. И в эти чудные мгновенья Ни разу мне не довелось С ним повстречаться без волненья И любоваться им без слез. 1851 «О, не тревожь меня укорой справедливой…» О, не тревожь меня укорой справедливой! Поверь, из нас из двух завидней часть твоя: Ты любишь искренно и пламенно, а я — Я на тебя гляжу с досадою ревнивой. И, жалкий чародей, перед волшебным миром, Мной созданным самим, без веры я стою — И самого себя, краснея, сознаю Живой души твоей безжизненным кумиром. 1851 «Не раз ты слышала признанье…» Не раз ты слышала признанье: «Не стою я любви твоей». Пускай мое она созданье — Но как я беден перед ней… Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе — Стою, молчу, благоговею И поклоняюся тебе… Когда порой так умиленно, С такою верой и мольбой Невольно клонишь ты колено Пред колыбелью дорогой, Где спит она – твое рожденье — Твой безыменный херувим, — Пойми ж и ты мое смиренье Пред сердцем любящим твоим. 1851 Предопределение Любовь, любовь – гласит преданье — Союз души с душой родной — Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И… поединок роковой… И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, грустно млея, Оно изноет наконец… 1851 «Она сидела на полу…» Она сидела на полу И груду писем разбирала, И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала. Брала знакомые листы И чудно так на них глядела, Как души смотрят с высоты На брошенное тело… О, сколько жизни было тут, Невозвратимо пережитой! О, сколько горестных минут, Любви и радости убитой!.. Стоял я молча в стороне И пасть готов был на колени,— И страшно грустно стало мне, Как от присущей милой тени. 1858 «Весь день она лежала в забытьи…» Весь день она лежала в забытьи, И всю ее уж тени покрывали. Лил теплый летний дождь – его струи По листьям весело звучали. И медленно опомнилась она, И начала прислушиваться к шуму, И долго слушала – увлечена, Погружена в сознательную думу… И вот, как бы беседуя с собой, Сознательно она проговорила (Я был при ней, убитый, но живой): «О, как все это я любила!» Любила ты, и так, как ты, любить — Нет, никому еще не удавалось! О господи!.. и это пережить… И сердце на клочки не разорвалось… 1864 «Я встретил вас – и все былое…» Я встретил вас – и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое — И сердцу стало так тепло… Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас,— Так, весь обвеян дуновеньем Тех лет душевной полноты, С давно забытым упоеньем Смотрю на милые черты… Как после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне,— И вот – слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне… Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь,— И то же в вас очарованье, И та ж в душе моей любовь!.. 1870 Николай Степанович ГУМИЛЁВ (1886–1921) Русский поэт, представитель Серебряного века, переводчик, литературный критик, создатель школы акмеизма «С тобой я буду до зари…» С тобой я буду до зари, Наутро я уйду Искать, где спрятались цари, Лобзавшие звезду. У тех царей лазурный сон Заткал лучистый взор; Они – заснувший небосклон Над мраморностью гор. Сверкают в золоте лучей Их мантий багрецы, И на сединах их кудрей Алмазные венцы. И их мечи вокруг лежат В каменьях дорогих, Их чутко гномы сторожат И не уйдут от них. Но я приду с мечом своим; Владеет им не гном! Я буду вихрем грозовым, И громом, и огнем! Я тайны выпытаю их, Все тайны дивных снов, И заключу в короткий стих, В оправу звонких слов. Промчится день, зажжет закат, Природа будет храм, И я приду, приду назад, К отворенным дверям. С тобою встретим мы зарю, Наутро я уйду, И на прощанье подарю Добытую звезду. 1905 |
