Однажды утром какой-то маленький уличный воришка схватил гроздь бананов и удрал со всех ног. Сара побежала за ним, но не смогла догнать. Когда она пришла домой и рассказала, что случилось, мадам Кокуи была очень, очень недовольна. Мадам Кокуи накричала на Сару и обвинила ее в том, что она продала бананы, а на выручку купила себе сладостей. Напрасно Сара уверяла ее, что бананы стащил маленький воришка. Мадам Кокуи никак не могла успокоиться, ничего не хотела слышать. Она здорово отметелила Сару, заперла ее и оставила без ужина. А еще пригрозила: "В следующий раз отколочу тебя еще сильнее и запру на весь день без еды".

Следующий раз случился назавтра. Как всегда по утрам, Сара вышла из дому, неся на продажу бананы. Но тот же маленький воришка пришел опять с целой оравой приятелей, сцапал гроздь бананов и удрал. Сара бросилась его догонять. Его приятели, такие же маленькие воришки, только этого и ждали. Стоило Саре отойти, как они наложили лапу на все ее бананы (наложить лапу - значит завладеть, забрать себе, так сказано в "Ларуссе").

Сара была в отчаянии. Целый день она проплакала, а когда увидела, что солнце склоняется к горизонту и скоро пора будет купать младенца, она решила просить милостыню. Чтобы отдать мадам Кокуи деньги за бананы. Но, на ее беду, люди в автомобилях оказались не очень-то щедрыми, и денег набралось слишком мало. Когда стемнело, она нашла себе место для ночлега среди тюков под навесом лавки Фара.

Назавтра она опять стала просить милостыню и лишь к концу следующего дня собрала достаточно, чтобы рассчитаться с мадам Кокуи. Но было уже слишком поздно: она отсутствовала два дня и две ночи и теперь не могла вернуться домой. Мадам Кокуи просто убила бы ее, да-да, наверняка убила бы. Она продолжала просить милостыню и уже начала привыкать к своему новому положению, и ей казалось, что так жить лучше, чем у мадам Кокуи. Она даже нашла место, где можно было помыться, придумала, где хранить собранные деньги, а ночевала она по-прежнему среди тюков с товаром, под навесом лавки Фара.

Там ее заметил один господин и вскоре пришел с ней познакомиться. Он был очень ласковый и сострадательный (сострадательный - это значит, что он делал вид, будто сочувствует бедам Сары). Он угостил ее конфетами, разными другими сладостями. И Сара доверчиво пошла с ним в безлюдный район портовых складов. Там он вдруг сказал, что сейчас будет заниматься с ней любовью, но аккуратно, чтобы не причинить ей вреда. Сара испугалась, закричала и попыталась бежать. Но он был проворнее и сильнее, он догнал ее, схватил, бросил на землю и изнасиловал. Он так старался, что Сара потом осталась лежать на земле, как мертвая.

Ее отвезли в больницу, а когда она очнулась, стали расспрашивать о родителях. Она рассказала об отце, но не стала упоминать мадам Кокуи. Отца Сары стали искать и не нашли. Он был в плавании; как всегда, он был в плавании. Сару поместили в сиротский приют, который держали монахини, на западной окраине Монровии. Она была там, когда в Либерии разразилась межплеменная война. Пять монахинь были убиты, остальные, не дожидаясь продолжения, быстренько смылись. Чтобы не подохнуть с голоду, Сара и четыре ее подружки занимались проституцией, а потом стали маленькими солдатами.

Вот и вся история Сары, которую мы бросили на съедение муравьям, маньянам и стервятникам (согласно "Словарю лексических особенностей", маньяны - это очень-очень прожорливые черные муравьи). Их ожидало великолепное угощение. Ньямокоде (паскудство)!

Все деревни, какие встречались на нашем пути, были пустые, совсем опустевшие, брошенные жителями. Так всегда бывает при межплеменных войнах: жители бросают деревни, людское жилье, и прячутся в лесу, где живут дикие звери. Диким зверям живется лучше, чем людям. Фафоро!

Входя в одну такую брошенную деревню, мы заметили двух парней, которые сразу пустились наутек, точно воры, и скрылись в лесу. Мы погнались за ними. Так полагается при межплеменной войне. Когда видишь кого-то и он вдруг убегает, значит, этот "кто-то" хочет тебе навредить. Надо его поймать. Мы побежали за этими парнями, стреляя на бегу. Но они не показывались. Мы стреляли долго и без перерыва. Грохот был жуткий, можно было подумать, что это Самори вернулся и опять воюет (Самори - это был такой вождь малинке, в давние времена он долго сопротивлялся французским завоевателям, и его солдаты очень много стреляли). Валахе (клянусь Аллахом)!

Среди маленьких солдат был один чудной парнишка, которого все называли Хитрюга Кик. Капитан Хитрюга Кик все делал по-своему. Мы остановились у обочины и стали ждать, а капитан Хитрюга Кик зашел в лес и повернул налево, чтобы отрезать беглецам путь в деревню. Хитро придумано. Но вдруг мы услышали взрыв, и Кик закричал. Мы прибежали к нему. Он подорвался на мине. Зрелище было удручающее. Кик визжал как свинья, которую режут. Звал маму, звал папу, ругался и плакал. Правая нога у него превратилась в месиво и держалась на лоскутке кожи. Смотреть было страшно. Он весь был в поту, он скулил: "Я сейчас сдохну. Сдохну, как муха". Нерадостно было видеть, как такой вот парнишка собирается на тот свет. Мы наспех соорудили носилки.

Кика отнесли в деревню. Среди солдат был один бывший фельдшер. Он решил, что раненую ногу надо срочно ампутировать. Кика уложили на солому в одной из хижин. Троим здоровым парням с трудом удавалось держать его. Он орал, отбивался, звал маму, но несмотря на это ему отрезали ногу до колена. Да, до самого колена. Ногу бросили собаке, которая пробегала мимо. А Кика прислонили спиной к стене хижины.

А затем мы начали обыскивать хижины. Одну за другой. И очень основательно. Жители разбежались еще раньше, когда услышали непрерывные автоматные очереди, которыми мы оглашали лес. Мы были голодны, надо было найти еду. Мы увидели цыплят, погнались за ними, поймали, свернули им шеи и зажарили на углях. По деревне бродили козлята. Мы и их убили и зажарили. Мы брали все, что только можно было жевать. Аллах не оставляет без пищи ни один рот, созданный им.

Мы обшаривали все углы и закоулки. Мы думали, что в деревне никого не осталось, совсем никого, но, к нашему изумлению, обнаружили в кустах двух славных малышей, которых мама не успела захватить с собой, когда убегала без оглядки (то есть поспешно и не раздумывая, как объясняет "Ларусс"). Она упустила их, и они спрятались за изгородью, в кустах.