========== Часть 1 ==========

В коридоре было холодно, словно в погребе.

За огромными окнами не было видно ничего, кроме верхушек деревьев, проглядывающих сквозь туман, будто мачты корабля — погода выдалась на удивление паршивой…

Зевнув во весь рот, Люмиус присел на каменный подоконник — сон все еще шел за ним по пятам, но поддаться соблазну и задержаться в кровати подольше он не мог, ведь расплата за это обещала быть суровой.

Задница у него была одна на всю жизнь, и подставлять ее под розги не хотелось — даже ради возможности как следует выспаться.

— Люм! Люм!

Знакомый голос заставил его повернуться.

— А, это ты… — сказал юноша с нарочитой досадой в голосе.

— Ты идешь на Построение? — пропустил шпильку мимо ушей его сосед по комнате.

— А у меня есть выбор? — язвительно поинтересовался Люмиус, слезая с подоконника.

— Действительно… Лучше поторопись, уже начинается!

— Ох ты ж!..

Выругавшись, он побежал на церемонию, от спешки едва не запутавшись в собственных ногах.

Подол школьной мантии хлопал по щиколоткам.

Чужие голоса отзывались эхом от каменных сводов замка.

Все ученики в едином порыве спешили в зал, по пути лихорадочно приглаживая волосы и поправляя одежду — на Построении всё должно быть идеально!

Кое-как спрятав свои непослушные длинные кудри под остроконечную шапочку — учителя, в отличие от самого Люмиуса, отнюдь не считали их красивыми — парень вместе со всеми вошел в “святая святых”.

Тут было еще холоднее, чем в коридорах.

Сквозняк задувал под штанины широких брюк и гулял по коже, заставляя волоски на ногах вставать дыбом.

Невольно поёжившись, Люмиус привычно пошел влево, туда, где строился его класс.

Рассчитаться по росту, замереть, руки по швам — и ждать…

Ждать, ждать, ждать!

Люмиус охотнее бы пошел на урок, чем занимался этой тягомотиной, но кто его хоть раз спрашивал?

И ради этого еще надо вставать ни свет ни заря!

Единственная хоть сколько-нибудь интересная вещь, что только могла случиться во время Построения, скромно ждала своей очереди под сценой — деревянная кадка, в которой лежали прутья, связанные между собой, словно в насмешку, розовой ленточкой с бантиком… И то — подобное зрелище вызывало радость, только если не ты становился его главным героем.

Преподаватели, будто сговорились, взяли моду опаздывать — хотя они-то, конечно, не опаздывали, а задерживались!

Еле сдерживая раздраженный вздох, Люмиус проматывал в голове все грядущие события.

Сначала — перекличка всех учеников из всех классов. Долго и скучно. Отметят отсутствующих, а затем будет осмотр. Учитель — хорошо, если попадется либеральный, а то некоторые могут придраться и к выражению лица — изучит чистоту и опрятность одежды, рук и лица, и если что-то будет не так, выдаст наказание на свой вкус… Следом откроют “черный список”, и тех, кого угораздило попасть туда по той или иной причине, выпорют прямо на сцене. И, наконец-то, церемония начнет идти к завершению. Причастие, молитва, исполнение гимна школы — и можно будет идти…

У Люмиуса немного кружилась голова.

Ему, мягко говоря, не нравилось, что ради Построения у них отнимают завтрак, но опять же — что он мог поделать?

Большую часть мероприятия он провел в полусне, из которой его ненадолго вывел “черный список”.

Тьфу, даже и тут ничего интересного — всего лишь несколько малявок получило по шесть ударов ремня каждый по рукам за то, что принесли в класс леденцы…

Вино в большой чаше, разбавленное настолько, что самого вина в нем оставалось от силы капель десять, пошло по рукам — несмотря на свою брезгливость, Люмиус пил наравне с другими хотя бы потому, что ему нравился этот слабый алкогольный запах.

Сразу после того, как опустевшая чаша вернулась к помощнику учителя, и он унес ее, наступила полная тишина.

Будто в синхронном танце, все ученики сложили вместе ладони.

Люмиус был рад, что хотя бы его мысли закрыты от других.

Ведь то, о чем он молился, было низко, недостойно… неправильно.

В корне неправильно.

— Гимн!

Музыки у них не было.

Лишь множество нестройных голосов, пропевающих заученные строчки…

Послушание, смирение, любовь к труду и к школе — о чем это они?

Может, этот гимн — про какую-то другую школу?

Люмиус пел вместе со всеми, не веря ни единому слову, слетающему с его губ.

Живот урчал все громче и громче, но, слава богу, этого не было слышно.

Как же он был счастлив, когда этот балаган закончился!

***

Класс наполнялся людьми.

Тихо переговариваясь, ученики занимали места за кафедрами.

Гервин демонстративно перебрался куда подальше от Люмиуса.

Костеря последними словами вредного соседа по комнате, юноша, тем не менее, старался сохранить лицо.

Ну ничего, это он еще припомнит!

Рядом с ним садиться никто не хотел — но не то чтобы Люма это расстраивало, наоборот, он даже был рад, что ни один идиот, к которым он причислял процентов этак девяносто от всего класса, не беспокоит его своим присутствием…

Однако, неожиданности так и подстерегали его.

Последний зашедший ученик, ни говоря ни слова, сел с ним рядом, и вид у него был такой, будто вся аудитория — его вотчина.

И притом — какой это был ученик!

Среди всех идиотов безусловно выделялся один — богатенький верзила по фамилии Горковски. Бестактный, наглый и беспросветно тупой — этих качеств было вполне достаточно, чтобы добиться определенного веса в школьном обществе…

И рядом с Люмиусом сейчас сидел никто иной, как личный омега этого персонажа.

Сколько раз он ни видел этого юношу — до сих пор не знал его имени, только прозвище — Волчонок.

И дано было оно неспроста.

Хрупкий, невысокий и хорошенький, как фарфоровая кукла, этот парнишка смотрел на всех и каждого с недоверием и злобой, хамил, огрызался, и единственным, с кем он общался не сквозь зубы, был Горковски, которого рядом, как ни странно, сейчас не наблюдалось.

— Чего уставился?!

Люмиус аж подскочил от испуга.

— Н-ничего… — пролепетал он, примирительно поднимая руки, и Волчонок, смерив его презрительным взглядом, отвернулся.

Звонка на урок еще не было.

Люм чувствовал себя, как на иголках.

Каким козлом бы ни был Горковски, на его месте он бы точно задал взбучку такому омеге, чтобы показать, как надо вести себя в обществе…

— А где твой альфа?

Волчонок повернулся к нему с таким видом, будто не мог поверить в его наглость — “как он посмел задавать мне вопросы!”

— Болеет, — все-таки последовал ответ, и Волчонок, пододвинув к себе конспект, бездумно перелистнул исписанные страницы. — На самом деле, конечно, нет, он просто прогуливает! Лукреций, прикрой меня, Лукреций, дай списать, Лукреций, к ноге…

Передразнив своего господина, Лукреций снова перестал обращать на Люмиуса внимание.

На его тонкой шее, едва прикрытой воротом рубашки, виднелась блестящая серебряная кромка ошейника, исписанного узорами магических рун.

Да, хозяин-придурок — это та вещь, которую и врагу не пожелаешь!

Но Люмиус смотрел на ошейник не только с сочувствием к его обладателю, но и с жадным любопытством.

Интересно, каково это — подчиняться?

Ему тут же представились сильные руки, сжимающие его в объятиях… наматывающие его волосы на кулак и притягивающие голову к…

В паху болезненно повело, и полет фантазии пришлось остановить.

Такие желания сами по себе были ненормальны.

Люмиус страшно боялся, что однажды кто-то о них узнает.

Он не хотел, чтобы его называли распутным, недостойным человеком — и просто не человеком…

Но это влечение крепко засело в нем, и от него некуда было деваться!