Рик слушал все это, не ведя и бровью.

Увидев, что на него идет Джерри с твердым намерением надрать ему задницу, ученый вдруг расхохотался — чисто, от всей души, как будто смотрел что-то смешное по кабельному телевиденью…

Поймав двумя пальцами кулак зятя, он элегантным движением выкрутил ему руку и, услышав вопль боли, сказал:

— Я никому не позволю себе навредить, ясно?

В этом не было никаких сомнений.

В том числе и у Джерри, который, пытаясь освободиться от хватки, умолял:

— Отпусти! Делай все, что хочешь, только отпустииии!..

Хмыкнув, Санчез легким жестом отправил его на встречу с полом, где Джерри и остался, корчась от невыносимых страданий.

— Убирайся, — срывающимся голосом сказала Бет, вытирая слезы. — Я вызову полицию, если не уйдешь сейчас же!

— Ладно.

Морти ушам своим не поверил.

То есть как это — ладно?!

— Рик!..

Когда ученый обернулся, в глазах у него не было ничего, кроме пустоты.

— Вот и все, пес, — развел он руками. — Я пойду…

— Нет! — топнув ногой, Морти развернулся к маме. — Он не насиловал меня, слышишь? Я сам этого хотел!

Услышав это, Бет снова начала рыдать, схватившись за сердце, вот что-то ее было не очень и жалко.

— Сам. Всегда. С самого начала…

— Ложь!

Казалось, сама мысль об этом доставила Бет неимоверную извращенную радость.

— Эти его научные штуки… Он что-то с тобой сделал, Морти, он заставил тебя думать так, правда? Правда?! — подскочив к сыну, она схватила его за плечи и начала трясти так яростно, что застучали зубы, но Рик, перехватив ее руки, освободил Морти с коротким, но очень звучным, будто удар кнута:

— Хватит!

От затрещины старик увернулся легко.

— Ты больше не посмеешь и пальцем тронуть моего ребенка! Вон из дома! Морти, ни шагу из комнаты, пока эта сволочь не уйдет…

Крики боли и взрывы резали слух.

Поморщившись, Рик достал плеер, надел наушники и, подпевая дурацким подростковым песенкам, на которые он невольно подсел стараниями внуков, выпил еще.

— Йо-хо-хо, и бутылка рома… — к щекам прилила кровь, стало теплее, веселее, но проблемы от этого никуда не ушли.

Пол пещеры вздрогнул так сильно, что его даже немного подбросило.

— Д-да чтоб вас всех! — выдернув наушники из ушей, Рик вскочил и, вытащив особую гранату, которую вообще-то берег на особый случай, кинул ее так далеко, как только смог. — Чао, ублюдки!

И тут не дают побыть спокойно! Что дома, что здесь…

К сожалению, на Острове Соулмейтов образовалась разумная жизнь, а где разумная жизнь — там и война, поэтому ученый, не разбираясь, кто прав и кто виноват, решил избавиться сразу ото всех, дабы не портили место, где прошло уже миллионы лет Рика и Морти, своими глупыми разборками.

Кажется, граната подействовала — все затихло.

Возможно, даже на всей планете.

Злорадно рассмеявшись, Санчез отсалютовал бутылкой.

В этой самой пещере они с Морти встретили рассвет нового мира, а теперь он один наблюдает за его разрушением — как иронично!

Но за смертью всегда следует новое начало. Как человек науки, он понимал это лучше всех.

Предсмертная агония, последний вздох, гниение, разложение — все это ждет тебя рано или поздно, но жизнь не прервется никогда…

Рик уже был порядком пьян.

Но даже сейчас у него перед глазами стояло перекошенное лицо Бет, когда она кидалась в него его же собственными изобретениями.

Раньше в этом доме ему позволяли практически все — теперь же выгнали, как паршивую собаку, буквально ни с чем.

И пусть он это заслужил — Санчезу было глубоко плевать.

Он не мог позволить встать между собой и Морти никому. Даже родной дочери.

В конце концов, он уже когда-то бросил своего соулмейта, застряв на долгие годы в бесконечном космосе, и второй раз этому не бывать!

Здесь они были когда-то давно.

Здесь украли у этого мира первый поцелуй.

Программа перерождения была запущена, и на костях и радиоактивной пыли начала образовываться новая жизнь.

Потом, конечно же, Рик приведет сюда Морти.

Навешает мелкому лапши на уши, что предыдущие обитатели этого мира уничтожили себя сами, и, быть может, они и в этот раз станут первыми… возможно, не только в поцелуях.

Но, пока этого не случилось, старик уснул пьяным на полу пещеры, обнимая пустую бутылку, под рокот волн в океане — безмолвную песню опустевшего острова…

Эта ночь была душной и беспокойной.

Сна у Морти не было ни в одном глазу, и, глядя в потолок пустыми глазами, он тонул в горечи, что разъедала его изнутри.

После того злополучного дня, когда стены тряслись от криков, летали во все стороны вещи и повсюду стоял резкий запах вина, все изменилось.

На семейной консультации у психолога, доктора Вонг, он молчал принципиально, обронив всего несколько слов, ведь ему нечего было сказать.

Доктор Вонг сказала, что он, видимо, слишком травмирован и пока не готов говорить, и Морти не спорил — думайте все, что угодно, только отстаньте!

Травма? Какая, к черту, травма может быть от того, что ты любишь своего соулмейта?

Разве что, если твой соулмейт — аморальная эгоистичная скотина, не ценящая в этой жизни вообще никого, но это уже совсем другой разговор…

Никто ему не поверил.

Почему-то все думали, что, раз Рик гениальный ученый, ему по силам симулировать чувство, не подвластное никому.

По силам убедить родного внука, что они предназначены друг другу судьбой.

Они поставили под вопрос даже подлинность метки у него на животе!

Парень не знал, смеяться ему или плакать от всего этого.

Иногда взрослые поражали его своей тупостью.

Сегодня после ужина к нему подошел отец и, неловко переминаясь с ноги на ногу, попытался “поговорить по душам” — у Морти зубы сводило от того, как Джерри пытался его подбодрить словами вроде: “Этого урода уже нет рядом, тебе нечего бояться! Все будет хорошо!”

И от чего ему казалось, что папа даже на большом расстоянии от Рика говорил о нем с каким-то затаённым страхом?

Конечно же, Морти сделал вид, что ему был очень важен этот разговор, и, дождавшись, пока Джерри с чувством выполненного долга уйдет, он долго плакал, зарывшись лицом в подушку, чтобы никто не услышал.

А сейчас у него даже плакать не получалось.

Сон не шел.

Мальчик остался один на один со своими мыслями, что было, конечно же, тем еще испытанием.

Опуская веки, он подумал о космосе, что теперь навсегда для него закрыт. О планете, на которой женят всех и со всеми, о космической тарелке, собранной из мусора, о белом халате, запахе перегара и о сухих широких ладонях, и о хриплом голосе, зовущем в приключение невесть куда, он так отчетливо раздавался в голове, что, казалось, сейчас, вот прямо сейчас…

— Эй, пес!

Морти резко открыл глаза.

Тьму комнаты разогнал зелено-желтый свет портала, и Рик, протягивая к нему руки, сказал подозрительно дрожащим тоном:

— Иди сюда, недомерок…

Дважды просить было не нужно.

Он не помнил, как ноги донесли его до деда, но это чувство, когда у него получилось, обняв этого старого безумца, дать волю слезам, отпечаталось в памяти еще надолго…

— Я… я д-думал, т-ты меня б-бросил!

— Ты че, ёбнулся, что ли?

Пожалуй, другие слова были бы излишни.

— Пошли…

Парень даже не спрашивал, куда — хоть на край света!

Выйдя из червоточины, они оказались в… гараже.

Сначала Морти даже не понял, что не так, а потом до него дошло.

После того, что случилось, мама лично разнесла и уничтожила все, до чего только смогла добраться — но здесь все было в полном порядке!

Сведя брови, он обернулся к ученому — а тот, странно улыбнувшись, подмигнул ему и непривычно ласковым жестом стер остатки слез со щек…

Звон и грохот заставил их обоих подскочить.

Бросив в угол грязную лопату, Саммер заявила с каменным лицом, отряхивая руки от земли: