Но Питер пока ни о чем таком не подозревает. Он улетел в Нью-Йорк в понедельник, а накануне отъезда на меня обрушился буквально водопад всяких счастливых и безмятежных историй о нашей прежней жизни. Конечно, все эти воспоминания принадлежали ему. Сама я еще не в состоянии вспомнить хоть что-то. Но тем не менее я слушала истории с интересом и даже не противилась легкому поцелую в щеку, очень похожему на поцелуй на самом первом свидании. Та же нерешительность и смятение во взгляде. Он принес мне шоколадные батончики и ванильный пудинг, сказал, что это мои любимые лакомства. Лакомства показались мне вкусными. Не то чтобы восторг, но вкусные. Вполне возможно, подумала я, та прежняя Нелл, любила и более экзотические сладости, то, что ей действительно было по вкусу, но вслух я предпочла это не комментировать, а лишь поблагодарила его.

Итак, я лакомилась шоколадным батончиком, а Питер рассказывал мне о нашем первом свидании, кстати, довольно неуклюжем, по его словам. Мы оба были немного зажаты, не знали, о чем говорить. Словом, никаких общих интересов. Но тут он подошел к музыкальному автомату и поставил запись песенки «Сестра Кристин»[2]. И я невольно улыбнулась и рассказала ему о том, что в седьмом классе с ума сходила от любви к солисту группы Night Ranger. И тут мы оба немного раскрепостились, заказали себе еще по пиву. А потом, когда он пошел провожать меня домой, то начал целовать, и я то ли под влиянием выпитого пива, то ли по другим причинам даже отвечала на его поцелуи.

– Тебя можно покорить только через музыку! – прокомментировала по телефону на следующий день Саманта новость о моем перемирии с Питером. – У него ведь музыка в крови. Впрочем, как и у тебя самой. Помнится, всякий раз, когда мы устраивали в университете вечеринки под караоке, ты всегда была лучшей из нас. Отличный звук! – говорила ты, но ты и сама была на высоте! Твой голос, мощный, сильный, перекрывал любой звук. Что ж, поздравляю! С ним ты снова запоешь.

– А что ты скажешь о его музыке? – Я машинально ткнула пальцем в айпод, который лежал у меня на коленях. Воистину я стала с ним неразлучна: вечно с наушником, за исключением тех моментов, когда у меня брали анализы, делали инъекции или проводили какие-то другие реабилитационные процедуры. – Как я к ней относилась раньше?

– Понятия не имею! Ты не сильно распространялась о том, что тебе нравится, а что – нет. Знаю лишь, что поначалу она тебе вроде бы даже нравилась… даже восхищала… Но потом, со временем, ты утратила интерес…

В трубке повисает короткая пауза. Мне слышно, как Саманта кладет в рот очередную порцию своей любимой китайской лапши ло-мейн и попутно дает указания клиенту заполнить какие-то бланки. Бедняжка! Еще торчит в офисе.

– Честно! Не помню особых подробностей! – снова говорит она в трубку.

– Да и чего я к тебе пристала! – укоряю я себя. В самом деле. С какой стати люди должны обязательно помнить о нас то, что хочется нам!

Я снова возвращаюсь мыслями к Питеру. После того как он подробно изложил мне историю нашего первого свидания, он сделал еще одно признание.

– Хочу, чтобы ты узнала об этом именно от меня! – сказал он.

Однажды вечером я допоздна засиделась у себя в галерее. Готовились к открытию очередной экспозиции. А у нас с Питером участились в последнее время ссоры, почти на грани драки. Правда, почему и из-за чего мы ругались так часто и остервенело, он не помнит. Просто спорили, но яростно, как говорится, до посинения. Вот так все сошлось. Они с Джинджер как раз в этот же самый день успешно завершили свой очередной проект: музыку к рекламным роликам, в том числе и для рекламы новейших программ по оказанию бухгалтерских услуг. Надо же! Оказывается, они даже пишут музыку для рекламы бухгалтерских услуг, подумала я и даже переспросила, желая удостовериться, что не ослышалась. Словом, проект сдан, и они пошли отметить это событие в бар, расположенный в их же офисном здании. К моменту закрытия бара оба изрядно приняли на грудь. К тому же Питер был страшно зол на свою жену. А дальше все развивалось по традиционной схеме любой интрижки, которая завязывается на работе. Они вернулись в студию и занялись любовью прямо на полу. Но это было все, подытожил он свое признание.

Плохо же я знаю тебя, Питер!

– Я тебя прекрасно знаю! – воскликнула в трубку Саманта, снова включив меня в наш с ней разговор.

– Ты так думаешь? – Я пожала плечами в ответ, будто Саманта могла увидеть это по телефону.

– Да! Знаю! Знаю, что тебе нравилось думать, будто Питер надежен на все сто.

– Но, по иронии судьбы, он оказался надежен всего лишь на девяносто девять! – язвительно пошутила я в ответ.

– Да! – тут же согласилась она со мной. – В тихом омуте… сама знаешь… Внешность обманчива! Но вы – пара! Вы были парой, во всяком случае!

– Это комплимент? Или как?

– Я – твоя лучшая подруга! И это не только комплимент! Это – правда!

– Получается, что музыка нас не связывала. Тогда что еще? Что делало меня счастливой? Чем я вообще занималась в свободное время? Когда не было работы?

Она молчит. А я думаю почему. Не знает, что сказать? Или тщательно обдумывает ответ?

– Полагаю, только работа.

– Думаешь?

– Если честно, не знаю! По правде говоря, мы ведь с тобой, когда пересекались в последнее время, то просто трепались обо всем на свете. Ничего серьезного!

– О чем трепались?

Перед моими глазами встает образ той унылой особы, которая изображена на обложке глянцевого журнала под названием «Пипл». Маловероятно, что люди с таким постным выражением лица умеют «просто трепаться».

– О чем, о чем! О моей мачехе, к примеру. Или о твоей матери. О моей работе, о том, как я сплю… О твоей сестре. Словом, обо всем понемногу. – Я слышу тяжелый вздох на другом конце провода. – Знаешь, мне только что самой пришло в голову! Как же мало мы на самом деле говорили с тобой о том, что делает нас по-настоящему счастливыми.

– А что я тебе рассказывала о Рори? – спрашиваю я, пропуская мимо ушей реплику своей лучшей подруги о счастье. – Может, жаловалась на нее? Обижалась?

Саманта весело смеется в ответ.

– Иногда мне кажется, что это даже хорошо, что у тебя отшибло память. Честное слово! Чистый лист бумаги! Все сначала! Ну и отлично! Может, и были между вами какие стычки. Откуда мне знать? Кавалеров, к примеру, не поделили. Обычное дело между сестрами. Такая форма родственной конкуренции, что ли. Наверняка ругались по работе… разные подходы к обустройству галереи. Придирки всякие… Ты же у нас дотошная, а она меньше вникала в мелочи. Ты была сдержанной, а она, напротив, взрывной и открытой. Словом, огонь и вода, инь и ян.

– Не думаю, что мы такие уж противоположные! – не соглашаюсь я.

– Вот я же и говорю! Хорошо, что ничего не помнишь! Здорово даже! – кричит она в трубку и убегает на какую-то летучку. – Чего не помнишь, того и не было! – обнадеживает меня на прощание подруга.

Сразу же после доктора Мэчта, который удалился, обрадовав меня дарованием свободы и тем, что разрешил вернуться к своей младшей сестре и к мужу, словом, снова погрузиться с головой в прелести семейной жизни, а заодно и узнать наконец, почему я однажды играла на гитаре для Питера, так вот, следом после доктора в палату просовывается через дверь голова Джейми.

– У меня для вас новости! – начинает он прямо с порога.

– У меня для вас тоже! – отвечаю я.

– Знаю! Вас отпускают домой! – Он широко улыбается, но как-то немного покровительственно.

– Еще бы! Вам бы да и не знать! – раздражаюсь я и закрываю глаза.

– Издержки профессии: быть в курсе всего.

Я слышу, как Джейми плюхается на стул, стоящий рядом с кроватью. Открываю глаза, когда он уже сидит.

– Итак, моя новость для вас уже и не новость. А ваша новость о чем?

– «Портреты американцев»!

– «Портреты американцев»? – непонимающе вопрошаю я.