Аглае послышался тихий звон в ушах, успела заметить, как Ника совсем побледнела, дыхание стало редким, прерывистым.

– Какие ведьмы? – тихий шепот перешел в хрип.

– Все! Все перевелись. Вернее, перевели. Изжили уходящей властью, – без тени смешка ответил собеседник, и зрачки его стали темнеть.

Ника схватила Аглаю за руку. Муторно и нехорошо стало от взгляда Тимира.

– Мы пойдем.

– Вот так сразу? А мне казалось некоторое время назад, вы очень желали узнать о происходящем здесь. Кто–то даже не побоялся выйти за ворота в ночь.

Ника глянула на Аглаю. Бледность сошла с лица, заменившись желанием уйти, сбежать от неприятного собеседника.

– Я шарахаться от вас не стану. – Он пристально смотрел на Нику. И от этого взгляда было не по себе не только Нике, но и Аглае. Она разозлилась уже не только за свой страх, но и за Нику, внезапно занервничавшую.

– Чего же так? Не боитесь нас?

На бледном лице юноши растянулась тонкая улыбка презрения.

– Я? Вас? – Казалось, он сейчас засмеется. Не засмеялся. Улыбка сползла. Он протянул руку Нике. – Тимир. Мы вроде забыли познакомиться.

Ника снова покосилась на Аглаю. Что ей ответить? Аглае он был неприятен.

– Не бойтесь, я хороший.

– Тала так не думает, – осторожно шепнула Аглая.

– Тала! – Тимир кивнул. – Тала умная. Ее нужно слушать.

– Значит, мы пошли. – Ника потянула Аглаю за рукав. Но ее тут же перехватил Тимир. Пальцы крепко вцепились в тонкое запястье. Ника охнула.

– Мы не закончили…

Аглая ухватила парня за вторую руку.

– Не смей!

– Чего не сметь? Я пока ничего не сделал. А вот она сделала. – В потемневших глазах заплясали воронкой черные вороны. Они затягивали, увлекали. Воронье в небе поддерживало их криком. Аглае почудилось, что все вокруг стало заметно темнее. Разом посерело заходящее солнце. Пожухли травы. И лицо Ники стало темным, безликим. Будто жизнь оставила ее, и только в глазах плескался ужас, словно видела она перед собой не Тимира, а нечто страшное.

– Сила темная если свое возьмет, будет в неподчинении. Застонет округа, завоет от муки. Да ненадолго. Соглядатаи разнюхают, не жилец ты тогда, – звенящим шепотом в ухо парня повторила Аглая мрачное предзнаменование Талы. И сама содрогнулась, когда посмотрел на нее Тимир. Под потемневшими глазами залегли глубокие черные круги, не было ни радужки, ни век, только черные глазницы на бледном лице.

– Не то ты видишь. Ее не от меня спасать нужно…– он не договорил.

– Пусти! – отчаянно, зло прохрипела Аглая.

Тьма из глаз Тимира метнулась наружу. Аглая крепче вцепилась в удерживающую Нику руку. Заломило пальцы. – Пусти! – Тьма остановилась. Крутанулась воронкой. – Изыди! – захолодев от ужаса, хрипом выдавила Аглая первое, что пришло в голову. Тьма замерла. Посерела. Отхлынула от лица Тимира мертвенная бледность. Вокруг Аглаи снова заиграли краски. Окрасился багрянцем закат. Изумрудной зеленью поднялись вершины исполинов. И только трава так и осталась жухлой, словно выжгло ее солнце досуха. Рука Тимира, державшая Нику, ослабла. Аглая рванула ее в сторону. Тимир отшатнулся и безмолвно упал на колени.

– Бежим! – разнесся голос пришедшей в себя Ники. Она схватила растерянную Аглаю за руку и потянула. Аглая рванула следом. Пробежала сотню метров и остановилась. Оглянулась. Тимир продолжал стоять на коленях у поля. Его сотрясала крупная дрожь.

– Стой, Ника!

Та споткнулась от резкого вскрика, глянула непонимающе. В расширенных зрачках еще стояло то жуткое потустороннее, что видела она в Тимире.

– Только не говори, что собираешься ему помогать! Он же… он…– Ника задыхалась от ярости и страха.

– Тала сказала – нельзя, чтобы им сила овладела. Потому что темная. Всем плохо будет.

– Ты не видишь! Если есть в нем темная сила, то она им явно уже овладела!

Аглая нахмурилась.

– Он все же отпустил тебя.

– Повезло, – согласилась Ника и тут же покачала головой. – Второго раза может не быть.

Аглая была согласна с Никой. Только… Не в ее правилах бросать слабых. А Тимир сейчас был слабым. Аглая видела это, чувствовала на расстоянии. Она уверенно пошла к парню. Остановилась за спиной.

– Тим… Тимир, – боязливо прикоснулась к дрожащим плечам.

– Помоги мне! – едва слышное бормотание.

Аглая обошла его. Тимир с трудом приподнял голову. Лицо серое от напряжения. По лбу стекали капли пота. Он обнимал себя руками. Коса растрепалась.

– Помоги!

– Даже не думай! – перехватила ее руку Ника. Аглая холодно отстранила ее.

– Я могла бы не думать и там, у болота.

Ника закусила губу.

Вместе они помогли Тимиру подняться.

– Где твой дом? – как можно громче спросила Аглая, превозмогая боль в горле.

– Домой нельзя, – прошептал он. – Там мать… Изгонит…

Аглая воззрилась на парня. Какая мать? Что значит – изгонит? Тала говорила…

– Приемная! Килла, – он едва шепнул и повалился на руки Аглае. Ника успела подставить плечо.

– К нам точно нельзя. Меня хозяйка и так не сильно любит…

– Тала. Она не выгонит, – кивнула Аглая на бесчувственное тело Тимира. – Здесь его нельзя бросать.

Ника заглянула в лицо юноши.

– Алька, куда мы с тобой попали?

Аглая пожала плечами.

– Не знаю. Но нужно как можно скорее отсюда выбираться.

Тала намочила тряпку в глиняной чаше, наполненной вязкой жидкостью, и протянула Аглае.

– На сердце положи. А ты заставляй пить, – она кивнула Нике, держащей у губ юноши кружку с питьем. – Чернь на время выгонит. Вот же навеяло. Недаром воронье с утра кричало, беду зазывало. Чтоб их…– Она вздохнула. Наклонилась над Тимиром, приоткрыла одно веко, заглянула. – Закончилось спокойствие. – Знахарка отошла, накинула на плечи платок. – Вы пока присмотрите за ним. А я к главе.

– Он не хотел, чтобы Килла знала. – Аглая посмотрела на Талу. Та сокрушенно вздохнула.

– А что делать? Тьма вокруг него, в нем ужо сидит. Сейчас не скажу, а опосля вся округа от делов поляжет, кому каяться буду? – И воззрилась на Аглаю. С вызовом, с трепещущей надеждой, словно грех тот она на себя может взять. Брать на себя грех Аглая не хотела, как и каяться за судьбу округи. Ей бы свои горести разгрести. А хозяйка стояла, глядя выжидательно. И Аглая кивнула: иди.

Тала перекрестилась перед дверью и скользнула в ночь. Тявкнул, провожая хозяйку, пес, забормотал спросонья петух на плетне, заквохтал и тут же успокоился. За поселком завыли волки.

Аглая посмотрела на Тимира. Он глухо стонал, пальцы судорожно хватались за простынь, рвали ее и тут же отпускали в изнеможении. Иногда он поднимал руки, проводил ими по воздуху, словно дугу рисовал, тогда на кончиках пальцев появлялись темные пятна, и шла от них черная радуга. Он начинал биться в кровати, ронял ладони, мял в припадке одеяло. Открывал глаза – темные, сумрачные, водил ими по избе, ища что–то, но натыкался взглядом на Аглаю, вздрагивал и отключался. Дрожали закрытые веки, тонкие губы безмолвно шептали.

– Алька, как думаешь, помрет? – тихо спросила Ника и, насилу приоткрыв Тимиру сжатые зубы, влила в него несколько капель варева из кружки.

– Может, и помрет, – пожала плечами Аглая. Жалко не было. Было страшно. И маетно. Нехорошо на сердце. Вспоминалось серое Никино лицо и губы… Аглая была готова поклясться, та что–то шептала. Теперь же смотрела, и на лице ее, как и у Аглаи, не было жалости. Как же вышло, что вот так быстро они стали жестокими? А ведь Тимир ничего дурного им не сделал. Даже наоборот, Нику спас… А может, не жестокость то, а страх?

Топ, топ – из угла. Аглая покосилась на звук. Ника, проследившая за ее взглядом, взвизгнула и выронила кружку. По одеялу расплылось грязно–желтое пятно.

– Руки–то крюки, – проворчал старичок–карлик, грозя Нике крючковатым пальцем.

– Алька!

– Он безобидный, – буркнула Аглая, пытаясь ладонью стереть с одеяла пятно.

– Еще как обидный! – старикан подставил к кровати табуретку, начал забираться на нее. Справился с нелегким делом, вытянул короткие ноги перед собой. – Меня просто нужно уметь обидеть, а там… Ух! – Он махнул рукой, та запуталась в бороде, старик покачнулся на табурете, стремясь слететь головой вниз. Ника успела подхватить его и посадить обратно. Карлик отряхнулся. Отвесил Нике поклон. – Благодарствую! – Полез на кровать. Встал на грудь Тимиру. – Чего у нас вышло–то? Ух ты! Как оно… Жрецом наречен, если повезет. – Карлик плюхнулся на живот и начал тянуть ноги к табурету. Ника подхватила старика, водрузила на плоскость. – Извольте снова отблагодарить, юная леди! – И тут же прислушался. С улицы доносился вой. Многоголосый, дикий, заставляющий ежиться и озираться в темное окно. А нет–нет и поглядывать на божницу, шепча одними губами: «Защити!»