― Какая разница, где я их взял? ― бормочу я.

Тодд задумывается на несколько секунд, после чего отрицательно качает головой.

― Не, мне без разницы. На самом деле, приятель, мне не хочется знать, где был этот пистолет, или у кого.

― Нет, не хочешь.

― Понял.

Он усмехается, заталкивая книгу обратно на полку и кивая в сторону гостиной.

― Пива хочешь? У меня есть парочка австралийских орехов, они сами свалились с растения. Оказывается, они падают на землю, и именно так их можно собрать.

― Только это занимает вечность, ― бормочет Сойер, когда я сажусь рядом с ним и открываю пиво, которое мне кинул Тодд. Смотря в окно, я вижу сияющие, как маяк в ночи, солнечные панели «Жемчужины», только в этот раз, это не приносит мне никакого умиротворения, зная, как я ушел оттуда и что оставил там человека одного. Я делаю большой глоток и устраиваюсь на диване поудобнее, наблюдая, как Тодд подносит молоток к одному из австралийских орехов, который все еще в кожуре, и пытается разбить его на кофейном столике. Орех откатывается от него, но он хватает его и кладет в трещину на деревянной столешнице. Слава богу, что этот стол они раздобыли во время одного из своих походов на свалки, находящиеся неподалеку от Санта Фе. Если бы это был один из моих столов, я бы врезал Тодду за то, что он посмел испортить дерево.

Орех трещит, разбрасывая кусочки скорлупы, которые летят на нас, словно осколки. Когда Сойер возмущается, напоминая брату посмотреть в интернете щипцы для орехов, я чувствую, как мой гнев рассеивается. С братьями Виллер нет никаких заморочек. Они такие, какие есть. Они забавные, простые, и они как раз именно то, что мне нужно, чтобы хотя бы на одну ночь забыть о Златовласке, если не навсегда.

Уже под утро я возвращаюсь в дом Наны. Все спят, и я этому рад. Даже несмотря на то, что сумасшедшие выходки братьев Виллер помогли мне забыть о Харлоу на некоторое время, я опять скучаю по ней больше, чем когда-либо, и как только закрывается дверь моей спальни, на меня накатывают воспоминания о последних двух ночах.

Мне потребовалась каждая унция моей воли, чтобы не развернуть грузовик в сторону «Жемчужины», когда я покидал дом братьев. В доме все еще горел свет, и хотя я не мог хорошо рассмотреть Харлоу, я видел движение в гостиной, прямо напротив цитрусового дерева. Интересно, о чем она в это время думала, чем занималась? Теперь я задаюсь вопросом, правильно ли сделал, что ушел от нее, поклявшись никогда не оглядываться назад? Хотел бы я вернуть время вспять и забрать свои слова обратно.

Тем не менее, Харлоу солгала, глядя мне в глаза, дважды солгала.

Когда я встаю под душ, словно обухом по голове, меня поражает мысль о том, чтобы стать отцом. Конечно, шансы малы. То есть, очень малы. Но что если она забеременеет? Скажет ли мне об этом Харлоу?

Глава 21

Харлоу

Мне требуется несколько часов, чтобы оправиться от гнева Дэкса, мишенью которого я стала. Я бы сказала, что он слишком бурно отреагировал, но, с другой стороны, я ведь задела больную тему, когда спросила его о матери, а после призналась, что чуть ли не совершила самоубийство в том самом месте, которое Дэкс построил в память о ней. Более того, я обманула его, сказав, что принимаю противозачаточные таблетки.

Наблюдая, как на небе появляются звезды, я прихожу к выводу, что он имеет полное право на меня злиться. Мне даже в голову не приходило, пока Дэкс не сказал мне об этом, но это оказалось правдой. «А как же он? Думала ли я о том, чтобы спросить Дэкса, как он относится к тому, чтобы стать отцом? Я вообще учитывала его чувства? Что если бы я и правда забеременела? Что бы тогда было?»

Но, конечно, я даже не учла его интересы, я была слишком ослеплена своей горечью, чтобы видеть что-то, помимо моих собственных потребностей. И Дэкс также прав в том, что я — эгоистка. Так или иначе, в моей голове проскальзывали мысли, что из-за всех моих лишений и неудач — выкидышей, смерти Маркуса, крушения брака и даже необходимости забросить свою карьеру, которой я посвятила большую часть своей жизни, — мир что-то мне должен. Только потому, что спасла столько детских жизней, я взрастила в себе эгоистичное суждение, что имею право на нечто большее, чем гонорары, которые я получала за свою работу. Кто, черт возьми, я такая, чтобы взымать плату с людей, которые совершенно не причастны к моим нью-йоркским проблемам? Почему Анита, Сара, Диами, Бенни... и, особенно, Дэкс должны отвечать за мои проступки?

Мне должно быть стыдно за себя, и мне стыдно.

Я рада, что не топлю свой стыд в вине, как делала это одиннадцать ночей назад. Я усмехаюсь в темноте своим мыслям. Трудно поверить, но прошло уже одиннадцать дней с тех пор, как я чуть не нажала на курок, покончив со всем. И из-за кого? Из-за мужчины, которому я позволила полностью стереть мое чувство собственного достоинства, потому что ему нужно было кого-то подавлять. «Недоросток Джефф». Я снова смеюсь. До этого момента я даже не думала о нем, была слишком занята, проживая насыщенную жизнь с Дэксом и узнавая о себе столько нового: о том, чего желаю, о том, что я имею, и о том, кем я являюсь, помимо всех этих профессиональных титулов, которыми обладаю. Возможно, мне стоит отпраздновать это новое развитие бокальчиком вина.

Но это не единственное, чем мне нужно гордиться. Разве я оставила бы позади ту женщину, которая вышла через входные двери с пистолетом в руках, решив вышибить себе мозги, если бы не рациональная часть ее мозга, которая наконец-то достучалась до нее? Я даже могу сказать, что теперь едва узнаю ту отчаянную дамочку, и, возможно, поэтому мне стоит навсегда остаться здесь, в «Жемчужине», чтобы, в каком-то смысле, похоронить ту часть себя, не спуская курок по-настоящему. Но также я понимаю, что сейчас я нахожусь здесь из-за Дэкса, который так сильно пытался быть для меня мужчиной, даже, несмотря на то, что в итоге он сорвался, назвав меня стервой и сказав, что мне стоило прикончить себя в Хэмптонсе.

Сказано было жестко, но Дэкс прав. Джефф даже не обратил бы внимания на тот беспорядок, который я бы оставила после себя. Он бы просто перенес свадьбу куда-нибудь в другое место. Тем более, в таком случае Джефф бы получил все, чего когда-либо желал получить от меня — недвижимость в Хэмптонсе и все остальное имущество, что было в моем распоряжении. Официально он до сих пор является моим мужем, имея, таким образом, право на половину моего имущества, но, видит Бог, я уже отдала намного больше, чем та часть недвижимости, которую Джефф так желает получить.

Размышляя обо всем этом, я начинаю собирать вещи, радуясь тому, что не взяла слишком много для этой поездки. Если я останусь здесь, то боюсь, что буду искать Дэкса и снова выпрашивать у него прощения. Но я не могу позволить себе такого, я уже это делала, а он ушел от меня. И он имел полное право уйти. Мне так сильно хотелось забеременеть, что я солгала о своей контрацепции первому идеальному донору спермы, с которым переспала. «Донор спермы». Грубо называть его так, потому что Дэкс намного больше, чем просто носитель члена, имеющий к тому же большое сердце, которое не сразу разглядишь, но только из-за этих, сказанных им слов я могу оправдать его уход.

Я знаю, что сбегаю, точно также как сбежала после того, как Джефф подал на развод, и после того, как Оскар Палетьер, генеральный директор Общественной больницы Миллера, сообщил, что совет директоров собирается уволить меня, потому что они опасаются за мое психическое здоровье после смерти Маркуса. Я даже не придала значения тому, что они не потрудились подтвердить доказательствами свое заявление. До тех пор, я безо всяких затруднений выполняла все свои обязанности в качестве хирурга-трансплантолога. Но Джефф пригрозил, если я останусь, то он уйдет из Совета и перейдет в другую больницу.

Оскар, как друг, сообщил мне об его угрозе, в конце концов, все мы крутились в одном коллективе, и еще, я часто обедала с его женой, Дианой. Но я знаю правду. Оскар рассказал мне обо всем, потому что был другом Джеффу. Он даже не собирался заступаться за меня, сказав Совету о моих достижениях, или о том, что Сенатор Кингстон отдал свое предпочтение мне, а не Джеффу. Как и все наши общие друзья и знакомые, он выбрал, на чей стороне ему лучше остаться, когда Джефф подал на развод. Не то, чтобы из-за меня это решение было сложным. У Джеффа есть обаяние, которое у меня почти отсутствует, и поэтому мой муж решил показать миру, какая я отчужденная, поскольку в душе я до сих пор еще неуклюжий приемный ребенок, который везде чувствует себя лишним.