- Разве обязательно быть чьим-то адептом, чтобы управлять магическими силами? удивился Алазар. - Конечно. - Это было настолько очевидно, что Лекс даже не нашел что сказать. Ты где этому научился? - Сам дошел. - Это как? - Одну книжку прочитал, другую... Потом подумал, что может быть и в самом деле магия существует. Начал экспериментировать, строить свою теорию. - Это похоже на изучение электродинамики при помощи домашнего термометра. - А на что похожа ваша магия? Возьмем кал летучей мыши, - загробным голосом Алазар передразнил рецепты заклинаний, используемых адептами Черта - бога огня. - Перемешаем пером совы, пойманной в полнолуние на кладбище... Тьфу! - Эти ритуалы оттачивались веками, - возразил Лекс. - Знаешь, на чем они работают? На вере сподвижников этой религии, да и вообще всех людей, верящих в этих богов. Думаешь, в сочетании пятницы и тринадцатого числа есть хоть какой-то смысл? - Никак нет, - вставил Сот. - Правильно, - одобрил Алазар. - Но в этот день действительно усиливаются магические способности, особенно у служителей огня, потому что все считают, что они должны усиливаться. Наложение векторов намерений. - Это не главное, - запротестовал Лекс. - Заклинания построены на цепочках ассоциаций и мистическом смысле вещей. - Все эти ассоциации искусственные, непонятно откуда взявшиеся и вообще бредовые. - Они расшифрованы в Великой Книге. - Читал я эту книгу. Таким образом я могу перешифровать что угодно во что угодно. Лекс собирался что-то возразить, но его перебил Сот: - Параноидальная шизофрения. Спорщики замолчали. - Да, - произнес Алазар. - Чтобы стать магом, нужно как следует сойти с ума. Вся магия построена на изменении восприятия мира, - выбивая трубку, подумал он. - Вполне естественно, что окружающие считают нас сумасшедшими. Более того, шизофрения по определению есть состояние мозга, когда восприятие отличается от общепринятого. Надо бы помалкивать, а я тут болтаю в присутствии одного неверующего и одного служителя огня. Хорошо, что Лекс еще ученик, он может все это бросить. А мне так недолго загреметь в психушку или, что еще хуже, привлечь внимание какой-нибудь стихии. Это все из-за пива. С Сотом зачем-то поспорил... Со стороны Алазара было вполне разумно опасаться нападения магов одного из орденов. В пантеоне Вализора богов было множество, и Алазар знал, что в храмах особенно популярных из них существуют небольшие тайные кружки магического искусства. Человек, однажды попавший туда, вернуться к нормальной жизни уже не мог, однако обретал немалую силу. Они недолюбливали магов-одиночек и стремились либо взять их под свой контроль, либо уничтожить. Алазар ощущал себя пока недостаточно сильным, чтобы им противостоять, и поэтому предпочитал скрывать свои способности. В его памяти еще свежо было воспоминание о Тхесси. Он познакомился с ней, когда она уже умела обращаться с магической энергией. Алазар показал ей некоторые свои изобретения, и Тхесси моментально усвоила их, быстро обогнав его в этом искусстве. Она не строила никаких теорий, она просто видела и чувствовала энергию мира. Это же так просто! - говорила она Алазару, когда теплыми вечерами они сидели на крыльце ее дома. - Почувствуй вокруг себя всю стихию, каждую ее клеточку и, в то же время, всю ее целиком. А потом лепи из нее, делай что хочешь. Когда она что-то создавала, ее зеленые глаза, казалось, светятся изнутри, а ее юное личико в такие минуты озарялось вдохновением и какой-то глубинной мудростью. Алазар мог часами смотреть на Тхесси, не в силах оторвать взгляда. Она ни от кого не скрывала своих способностей и с радостью помогала людям своим искусством. Но однажды к ней подошел священник бога света и долго рассказывал о благах ждущих всех, кто поклоняется Эру, завлекал в свой храм, а Тхесси, недолго думая, послала его куда подальше, потому что ненавидела фанатиков и не боялась никого и ничего. На следующий день ее прямо на глазах Алазара сбила повозка. Типичный несчастный случай: она шла по другой стороне улицы, увидела его и, улыбнувшись, пошла навстречу, но невидимая сила швырнула ее прямо под колеса. А ведь ей было всего шестнадцать лет. Печальные размышления Алазара прервал вернувшийся с пивом Злобный. Он долго рассказывал о своих приключениях, о том, как заметил стражника совсем недалеко от входа в подземелье и, чтобы пролезть внутрь, дожидался, когда тот отвернется, как заблудился в переходах и забрался на нижние этажи, куда-то там провалился, но пиво геройски спас, и как обнаружил выход из подземелий на нулевой этаж высотки. - Где он? - заинтересовался Лекс. - Знаешь где на нулевом этаже отхожее место? Так вот, между ним и лифтом есть маленький коридорчик, - объяснил Злобный. - Если по нему зайти за лифт, там будет решетчатая дверь, а за ней ступеньки, ведущие ко второму повороту отсюда. - Здорово! - обрадовался Сот. - Обратно там пойдем. - Ничего не выйдет, - ответил Злобный. - Дверь закрыта. - Зачем же ты тогда все это рассказывал? - Так просто. Алазар усмехнулся, открыл бутылку и, основательно из нее отхлебнув, подумал, что пиво - это, все-таки, хорошо. Под веселые истории и байки допив пиво, друзья посмотрели на часы и решили вылезать. До выхода добрались без приключений, снаружи никакого стражника не оказалось, так что, не считая перепачканной одежды, других жертв не было. - Дождит, - заметил Сот, отряхиваясь. - Да, мерзкая погода, - сказал Алазар, совсем забыв о споре. - Остановить бы сейчас этот дождик, - небрежно бросил Сот. - Ах, да... Попробуем. Алазар сосредоточился и запустил заклинание остановки дождя. А ведь вполне может оказаться, что это все самовнушение и галлюцинации, подумалось ему, - а все эксперименты - всего лишь совпадение, ведь даже для себя я не могу сказать, что видел неоспоримые доказательства существования магии. - Что-то он и не собирается заканчиваться, - ехидно сказал Сот. - Не мешай, - огрызнулся Алазар и попытался убедить себя, что магия есть, и что все получится. Но, даже запустив два дополнительных заклинания, он продолжал ощущать холодные капли, падающие на лицо. Компания медленно задвигалась к Академии. На полпути Алазар перестал стараться над остановкой дождя и размышлял, почему у него ничего не вышло. Сот не переставая ерничал над магией вообще и Алазаром в частности, Лекс изредка отпускал колкости в ответ, а Злобный подшучивал и над теми и над другими. Зайдя на факультет и убедившись, что уже поздно и никого там нет, друзья распрощались и разошлись по своим делам. В глубокой задумчивости Алазар вышел на улицу и по привычке остановил мерзкий дождь. Через несколько минут он понял, что сделал это и решил, что происходящему есть два объяснения: либо помешала та крупица сомнения, что зародилась в его душе при сотворении заклинания, либо поганец Сот все-таки смыслит в этой области, не зря же ему так везет в картах. Хотя, может быть, магии и вовсе нет, а дождь кончился сам по себе. Жалко, Зула еще нет, - мучаемый сомнениями, подумал Алазар. - Он бы точно внес ясность в это дело.

День второй. 21 мая 1998 от основания Вализора. - С тех пор, как мы связались с монстрами, от них одни неприятности. Алазар посмотрел на говорящего. Это был пожилой мужчина в костюме и шляпе, сидящий на соседнем месте. По всему было видно, что он очень торопится: он то и дело поглядывал на часы и, щурясь, смотрел вперед, пытаясь разглядеть, из-за чего произошла остановка. Алазар одним махом спрыгнул на землю и прошел вперед. Еще не дойдя до головы сороконожки, он услышал ругань наездников. В Академии студенты частенько вставляли в разговор крепкие слова, и Алазар уже привык слышать такого рода высказывания, но никто не мог выразить свою мысль с такой неуемной фантазией, как наездники. Через минуту прослушивания их речей, состоящих в основном из рекомендаций что кому и куда засунуть, у Алазара завяли уши. Из-за двух транспортных сороконожек конкурирующих фирм, загородивших друг другу дорогу, встало все движение на двух пересекающихся улицах, и к титулам владельцев этих сороконожек прибавлялись все новые неологизмы от волосатых слизняков до людей, совершивших деяния, которые не уместно здесь описывать. Дело шло к мордобою. Алазар вернулся на широкую спину сороконожки и принялся читать книгу. Торопиться ему было некуда, так как зачет кончился рано, а никаких других дел не намечалось. Сосед явно нервничал. - Народу нужен король с твердой рукой, - сказал он. - Уж он то очистит город от этих мерзких монстров. - Ага, - вставил Алазар, - и будете ходить через весь город пешком. - В наше время на нормальных лошадях ездили и не жаловались. - Ну конечно, в ваше время и воздух был прозрачнее, и вода мокрее... Идите пешком, если вам так не терпится. - Да у тебя, сопляка, еще молоко на губах не обсохло, чтобы мне указывать, вскипел сосед. - Как ты вообще смеешь защищать этих чудовищ. - Ты молодой еще, поди-ка сам побегай пешком, - поддержали его бабульки с заднего сидения. - За что твои отцы и деды воевали!? Не ужель за то, чтобы такие как ты теперь в город монстров приводили? Понеслось, - подумал Алазар и демонстративно уткнулся в книгу. - Книжку в руки взял, ишь, умного из себя строит! - Таких в болото надо отправлять, пущай-ка сами повоюют. Лапы сороконожки с легким шуршанием зашагали по мостовой, и она двинулась вперед. Бабки продолжали, поддакивая друг другу, распинать нынешнее поколение на общественной морали. Алазар попытался их игнорировать, но это было не так уж просто. - Да отстаньте вы от меня, что привязались! - не выдержал он. Эта фраза вызвала новую волну негодования, и Алазара наградили новой порцией густых помоев. - Я все понял, - сказал он. Бабки вопросительно уставились на него, ожидая раскаяния. - Проблема нашего города заключается в том, что у нас слишком большая продолжительность жизни. Пока они осмысливали сказанное, Алазар спешно пересел на три ряда вперед. Пускай поварятся в собственном соку, - решил он, - а то еще побьют авоськами От конечной остановки сороконожки Алазар пошел пешком, еще раз оглянувшись назад. Блестя черным хитином на солнце, насекомое разворачивалось в обратный путь. На каждом из двух десятков сегментов умещалось по два сидения, защищенных от дождя гармошкой крыши. Гибкая и быстрая, сороконожка стала идеальным общественным транспортом, способным перевозить до сорока человек и вписываться в узкие повороты улиц. Уже почти полвека эти монстры верно служили человеку, но почему-то так и остались монстрами. Через десять минут ходьбы по лесистому пригороду, Алазар добрался до своего дома. За высоким забором среди раскидистых сосен виднелся уютный кирпичный дом, где он жил с родителями с самого рождения. Порывшись по карманам, Алазар обнаружил, что опять забыл ключ от калитки, и полез через забор. На солнышке перед крыльцом, вальяжно развалившись, его дожидался Зул - Привет, - сказал Алазар и присел на крыльцо. - Привет и тебе, Алазар, - сказал Зул, повернув к нему голову. - Как сессия? - Плохо. Уже вырос хвост, а скоро еще и крылышки прорежутся. - Я думал, что ваша сессия... - Шучу. Это такие идиоматические выражения, - пояснил Алазар. - Хвост - это задолженность по Высшей Алгебре, а крылышки - это грозящий мне вылет из Академии. Гоняют жутко, скоро совсем окуклюсь. - Как ты можешь так безответственно относиться к сессии! - упрекнул его Зул. - У меня от этого жизнь не зависит, - небрежно ответил Алазар. - Насколько я понимаю, зависит. Если ты, - Зул замялся перед следующим словом, вылетишь из Академии, тебе придется идти в армию. - Вот еще, выкручусь как-нибудь. - Тебе видней. Алазар поежился. К голосу Зула трудно было привыкнуть. Когда он начал говорить, Алазар сразу заметил, что этот голос очень похож на его собственный, но в то же время голос был очень мелодичный, как будто Зул напевал странную печальную мелодию. - А как у тебя дела? - спросил Алазар, наблюдая, как Зул подтягивает - Была новая экспедиция в Вельбуш, - Зул свернулся кольцами и положил голову на ложноножку. - Я только что оттуда вернулся. Никогда еще не видел такой красоты, как в древних пещерах. Никакие современные скульпторы не могут создать даже слабое подражание этим дворцам. Мне о них много рассказывали, но стоило ползти туда ради того чтобы увидеть это самому. Представь себе огромную пустоту в камне, вырезанную в форме правильного геоида, от которой во все стороны подобно щупальцам отходят боковые ходы, сплетающиеся вокруг зала причудливым лабиринтом. Одно передвижение по ним доставляет неповторимое эстетическое наслаждение. А какие в этих залах колонны! Они извиваются как тело зрелой женщины, я имею в виду, конечно, самок осов. Они, казалось бы, хаотично переплетаются, разветвляются и сливаются воедино, но, озирая весь зал с определенных мест, можно заметить тончайшие закономерности. А когда ползешь по одной из них, остальные как будто шевелятся, подобно... даже не знаю, с чем сравнить. - Подобно траве, - подсказал Алазар. - Ес! - Зул никак не мог отвыкнуть от этого слова. - Это действительно похоже на траву, растущую на поверхности, но только очень большую. И все это вокруг тебя движется, каждый стебель стремится куда-то в свою сторону и завлекает в свой неповторимый причудливый танец. А между ними висят прекрасные площадки волнистой формы, на которых, видимо, возлежали древние, предаваясь своим мудрым раздумьям, если я правильно выражаюсь. Ты даже представить себе не можешь, насколько приятно свернуться на этом ложе подле утонченной скульптуры оса, тело которого настолько прекрасно и поза столь изыскана, что дух захватывает. Древние были великими мастерами! - Что-то похожее на сказочный лес в камне, - сравнил Алазар. - Ес, похоже. Но каждый, даже самый маленький кусочек стены испещрен барельефами невиданной красоты. И, кроме того, там присутствуют и строгие геометрические фигуры. В центре каждого из залов, как правило, находится правильный многогранник, назначение которого до недавнего времени разгадать не удавалось. В общем, человеку сложно все это представить, ведь вы видите мир глазами, а не эхолотом. Нужно чувствовать объем, чтобы понять красоту дворцов древних. Сейчас попытаюсь изобразить, - Зул сорвал травинку, смазал ее с помощью одной из своих желез, странным образом изогнул и высушил. Потом проделал то же самое с десятком других и переплел их, воткнув в землю. В центре сооружения он поместил сухой лист, изогнутый в форме колышущегося на ветру флага. - Нет, это не сравнится с тем, что я видел там. - Он поводил носом вокруг сооружения и раздраженно смахнул его хвостом. - Постой, постой, - сказал Алазар. - А как же такая конструкция может держаться столько веков, если она из глины, пусть даже очень плотной. - Нет, - ответил Зул. - Все это в известняках. - Как? В верхнем слое известняков, где по твоим же рассказам располагаются жилища самых знатных персон? - Наоборот. Ниже того обширного глинистого слоя, где живет основная масса осов, есть еще один слой. Но он гораздо тверже обычного известняка. Обычно, ос не может продолбить даже нормальный известняк, но в нем есть пещеры естественного происхождения, проточенные водой. На той глубине, где располагаются города древних, ни о какой воде и речи быть не может, тем более, эти формы слишком затейливы, чтобы быть карстовыми пещерами - Вероятно, это доломиты, - предположил Алазар. - Может быть. Я не знаю этого слова. Как-нибудь я принесу тебе образец почвы из Вельбуша, если, конечно, смогу отковырять. - А как же древние осы смогли построить такое? И вообще, откуда они взялись? - Разве я тебе еще не рассказывал? Это очень старая легенда. Она гласит, по давным-давно, тысячи две лет назад, а может и больше... - Две тысячи лет назад как раз был основан Вализор, - перебил Алазар. - Так вот, - продолжил Зул. - Тогда наши предки пришли из океана и основали колонию в глубинах этих берегов. Были они совсем не похожи на нынешних осов, живущих под землей, а напоминали, скорее, сборщиков пищи, которые и поныне живут в океане, снабжая провизией весь подземный город. До сих пор эта цивилизация ставит наших ученых в тупик, но ясно одно: кок раз тогда и появились древние пещеры. Почему они были заброшены и ходы в них закопаны, мы не знаем. Только сейчас мы находим, да и то совершенно случайно, входы в Вельбуш. - Как же они могли строить дворцы в доломитах, если были совсем не приспособлены для жизни на суше, в смысле под сушей? - В том-то и заключается открытие, сделанное последней экспедицией, в которой я участвовал. Исследуя один из залов, мы очень скоро обнаружили, что во всем там есть закономерность: в изгибах колонн, в расположении скульптур и лежал, в барельефах, в боковых норах. Несколько дней мы сидели и пытались привести все к единой закономерности, но каждый раз, когда нам казалось, что найден ответ, лабиринт колонн сам приводил нас к новому факту, не укладывающемуся даже в самую продвинутую гипотезу. Так бы мы и ползали туда-сюда, ворча друг на друга, если бы я не начал напевать одну дурацкую песенку, когда полз по одной из колонн. Даже не знаю, почему я свистел именно эту песню, скорее всего повороты стебля складывались в ее ритм. А потом, немного изменив мотив, я вдруг понял, что все вокруг танцует вместе со мной. То есть все эти архитектурные изыски оставались неподвижными, но создавалось впечатление, что они извивались вокруг меня, как бы аккомпанируя, а стебель, по которому я полз, поворачивал вместе с моей песней. Когда я запинался между тактами незнакомой мелодии, барельеф подо мной подсказывал следующий такт, а оказывающаяся прямо перед носом скульптура показывала следующее мое движение. Это была музыка в камне, понимаешь? Древние создавали все это так, чтобы им везде сопутствовала застывшая музыка. Каждый зал - отдельная тема, а вместе - грандиозная подземная симфония. Зул мечтательно возвел голову к небу и, мерно ею покачивая, начал тихонько насвистывать несложный мотивчик. - Ну и, - заторопил его Алазар. - Это и есть открытие? - Нет. Весь фокус заключался в том, что когда колонна привела меня к шестидесятиграннику в центре комнаты, что-то произошло. Внутри него что-то лопнуло, и он раскрылся, как пищедобыватель перед транспортником. - Как цветок? - переспросил Алазар. - Не знаю. Вот так, - Зул изобразил ложноножками лепестки распускающегося бутона. - И там, внутри, лежала на блюдечке с голубой каемочкой разгадка всех этих проклятых древних тайн. Это был хрустальный шар, размером вон с тот кустик.