====== Глава 12. О черном рояле. Соната №1. ======

Прошло уже несколько дней. Граф как раз прогуливался по своему Поместью, словно в последний раз. Он до сих пор не может привыкнуть, что вернулся сюда и теперь обнаружил, что жадно запоминает каждую пылинку. Дожил... Все раньше напоминало о боли, об одиночестве, о терзаниях и позоре, но сейчас это место выглядит убежищем, оно такое...родное. Мальчик тихо спускается по лестнице, изредка постукивая о пол тростью. Случайно поскальзывается и падает. Откуда-то издалека слышится возня и визг, непонятное лепетание немного истеричного голоса. В ту же секунду подлетает Мейлин, лицо её немного покраснело, хотя из-за больших очков ничегошеньки не видно. Она бегала вокруг, не решаясь притронуться к Графу. Сиэль поднялся сам, отряхиваясь; хорошо, что не упал в лужу! – Да что тут, черт возьми, происходит?! Мейлин! – Вскрикнул он. Нет, так совсем не пойдет. Если Граф будет давать поблажки так и Поместье второй раз сгорит, и фиг его потом восстановишь и Себастьян от рук отобьется! Мальчик замер на долю секунды, а вместе с ним и девушка, которая до этого бегала с тряпкой и что-то пыталась вытирать, катаясь по полу. Вот она, недостающая фигурка! Демон... – Прибери тут все и если еще раз подобное вытворишь, мало не покажется. Граф направился дальше, в сад. Его розы, любимые белые розы. Они были так прекрасны! Себастьян специально их подстригал каждый день, зная, что ему очень нравится любоваться чистотой этих нежных, но опасных цветов. Интересно, а сейчас он ухаживает за ними? Что он вообще делает?! Все так запутано. Граф присел на одну из скамеек. Из кабинета нужно было выбраться незамедлительно, потому что хотелось на волю. Сиэль проследил за летящей в синеве небесного моря птицей и невольно прикрыл глаза. Свобода – это тот покой, к которому он стремится. Месть, которая его держит, отягощает душу. Он это чувствует. Она становится такой тяжелой, такой... – Тяжелой... – Повторяет он вслух. Все пути перекрыты, он сам отрезал себе дорогу к свободе; он в клетке. И кто её откроет? Такие сложные вопросы, аж голова заболела. Фантомхайв поднялся со своего места и решил сделать еще круг, а после вернуться к делам. Расследование затормозило свой ход, полицейские ликуют, ведь им никто не мешает. Без Себастьяна все-таки плохо. Да, очень плохо. Готфрид хорошо справляется со своими обязанностями, где-то он даже лучше демона, но... его тепло такое чужое, хотя эта забота Графу приятна, но он не признает этого. Граф скучает по этим глубоким винным глазам, он хочет в них утонуть, эти руки в перчатках, которые касались его в самых интимных местах, эти черные волосы, это недовольство, когда Граф с кем-то сближается, ох! эта ревность, блистающая в горящих глазах, расцветая кровавыми розами. Это бледное лицо и издевка тонких губ... Как же этого не хватает! Он бы все вернул, но страх такой сильный, что меняет все плюсы на минусы. Граф вздыхает и направляется к Поместью, звонко стуча каблуками. Хватит ему раскисать, пора установить здесь мрак своей души и жесткость нрава. Что же, в конце концов, он за Хозяин такой, который распоясал прислугу и не смог совладать с собой, убежав от своего главного прислужника?! Возмущение, позорище! Хватит! Пора приступить к обязанностям и работе, которой накопилось выше крыши. С Себастьяном он разберется позже.

В Поместье тихо. Светло-светло, аж противно! Никого нет...а, нет, показалось! Раздаются крики и из-за поворота, со стороны кухни несется Бард, весь черный, как черт. Что-то живо кричит, следом выбегает Мейлин с тем же ведром, что была ранее, Финни, чуть ли не с колодцем. Граф устало прикладывает три пальца ко лбу и следует дальше. И когда эти трое угомонятся? Надо Себастьяну накостылять за то, что привел этих бестолочей в поместье. Вечно они что-то, да чудят. Хотя... он не лучше. Привел этого седого жнеца, у которого самое малое – раздвоение личности, а большее – склонность к дурачеству и излишняя болтливость. Он поднимается этажом выше и идет по коридору. Где-то далеко слышатся звуки рояля. Кто-то в комнате музыки исполняет неизвестное Сиэлю произведение. Мальчик замер около двери, вслушиваясь в приятные звуки. Звуки яркие, четкие и невольно представляются крепкие, длинные пальцы, ловко идущие по клавиатуре. Где-то резкая, заставляющая невольно нахмуриться, нота выделяется среди общего музыкального хаоса и несет легкую, подобно ветерку, мелодию. Потом стиль меняется и переходит на гром басов, что-то напряженное. В груди все остановилось, сердце так и подпрыгивает, замирает. Такого еще не было с Сиэлем и он вслушивается, слово какая-то сказка зачаровала ребенка в ожидании финала. Это дождь, так охарактеризовал граф этот отрывок произведения. Все громче, барабаня, раздавались ноты. И тут все достигает пика, а потом затихает... Где-то в натянутой, звенящей тишине раздаются тихие ноты, такие печальные, словно затоптанный цветок все равно цепляется за свое существование, протянув солнцу свои нежные, израненные лепестки. Солнце его обжигает, но и дает надежду, силу... Сиэль вдруг испугался. Он даже не думал, кто может играть. Но сейчас на ум приходит только один ответ. Себастьян. Страшно и радостно. Он обязан зайти! Он Хозяин, он не должен трепетать перед своим слугой, кем бы он ни был! Он сам призвал его и теперь трусит даже взглянуть своему Аду в глаза. Обязан туда зайти. Рука тянется к дверной ручке, сердце на миг останавливается. Шаг... Фантомхайв видит не черные растрепанные волосы, бешеные алые глаза, которые светились в ту ночь, на балу. Да черт побери, он видит даже не Себастьяна. Граф громко цыкнул, ругая себя за трусость. Спиной к нему сидел Готфрид. Его высокий хвост серебряных волос спускался к пояснице. Полная неподвижность, а пальцы замерли на клавишах. Вот, звуки истончаются и исчезают, и только тогда Гробовщик снимает педаль, следом плавно убирает руки. Поворачивается к “своему Господину” и чуть виновато опускает глаза, только на миг, потом в них загорается яркая зелень. Сиэль коротко хмурится, зная, что над ним сейчас будут шутить и никак этот поток бреда не остановить. Еще один минус дворецкого-Гробовщика. – Вижу, вы ожидали увидеть кого-то другого. Я прав, “Мой лорд”...Хи! – Тихо говорит он и Сиэль злобно сверкает глазами. Гробовщик тут же поднимает руки в примирительном жесте. – Молчу-молчу! – И что с того? Твою болтовню я уже слышать не могу, поскорей бы Себастьян... – Что? Поскорей бы вернулся?! – Тон голоса меняется и мужчина полностью поворачивается к собеседнику. – Все в ваших силах. Он вернется по первому зову, все зависит ТОЛЬКО от вас! – Да много ты понимаешь! – Гордо дергает головой граф, вскидывая подбородок. Глаза блестят от злобы, а с языка так и хочет сорваться язвительная фраза, чтобы побольнее задеть за живое. Тихая ухмылка и Готфрид срывается с места, так быстро, что трость Сиэля глухо ударяется о дорогой ковер. Жнец схватил мальчишку за горловину застегнутой рубашки и та затрещала. Сиэль схватился за напряженные руки, которые буквально подняли его над полом. Заглянул в жесткое лицо Гробовщика, в темную, разбушевавшуюся зелень глаз. Лицо его было так близко, а увернуться или отступить никуда нельзя, он в ловушке. – О-отпусти, н-наглец! – Прекрати, Сиэль! – Властно зашипел Гробовщик и вырывающийся мальчик замер. Он назвал его по имени, значит сейчас этот самый “Господин” получит нагоняй. – В жизни приходится расплачиваться за ошибки. Ты призвал демона, он твой, так повелевай им. Ты поставил плату, у тебя есть цель. Что же ты бегаешь? Я помню Сиэля Фантомхайва, который горел желанием и жаждой самой страшной мести, шел к цели через трупы, не заботясь о людских жизнях. “Есть то, что никогда нельзя забывать” – напомни, чьи это слова! Ты забыл, что видел демона раньше; ты забыл, что рядом исчадие ада, что его душа черна и в нем только желание убить, унизить и высмеять, втоптать в грязь, опорочить позором, а потом... – Замолкни! – Заверещал Сиэль, что было мочи, зажмуривая глаза. – Ты забыл... – Руки разжались и мальчик упал на колени. – А почему ты забыл? – Ничего я не забывал! И рот свой закрой, не забывай с кем разговариваешь! – Злость так и ходила, лицо раскраснелось, хотелось кричать во всю глотку. Он и вправду ничего не забыл...просто, он... – Я – вам, Граф, ничегошеньки не должен. Если честно, я могу в этом же тоне разговаривать с Королевой. Я мертвец, живущий среди других уже не одну сотню лет и вижу души насквозь. – Гробовщик упорно стоит и смотрит на мальчика, что все еще продолжает неподвижно сидеть на полу. Он ответ знает, однако, от этого лучше не становится, только намного хуже. – Это вы забываетесь... Так почему? Если ты не можешь ответить на свои вопросы, или даже не так. Если ТЫ не можешь их даже задать, то это сделаю я и непременно услышу ответ. В противном случае, мне придется вас убить. – Ч-что ты несешь!? – Сиэль начинает слабо трепетать, ведь голос у Готфрида довольно жесткий и совершенно не тянет на шутку. – Вы сбегаете от демона и он имеет полное право поглотить душу, то есть она станет черной. А работа жнецов состоит в том, чтобы уничтожать души. Я хочу, чтобы вы не страдали. – Какой тебе от этого толк? Страдаю я или нет. – Грязно выплевывает мальчик и его подбородок тут же вздернут, а крепкие пальцы больно сжимаются, заставляя зубы неприятно загудеть. Грозный взгляд синего глаза, но зелень не отступает, лишь темнеет в бурлящей злости. Мужчина до невозможного зол, зол на Графа. Последние дни все происходило так быстро и ужасно, что серебристоволосый позволял этому борзому щенку обращаться с собой много грубее, чем требовалось. Сегодня он решил немного выпустить пар. Он лет триста уже не играл на рояле и тут его затянул этот черный блеск, эти белоснежные клавиши и кристальный звук. Он нашел рукописные ноты, так много. Это было одним большим произведением, целым и просто восхитительным. Мир музыки его захватил, но это все осыпалось острыми осколками в небытие, когда дверь распахнулась и вошло ходячее бедствие. Гробовщик на миг замер, увидев в самом конце нот легкую пометку: “Для Моего Господина”. Он не хотел ругаться с Сиэлем, но раз уж пошло, значит так надо было. Здесь еще сказывалась накопленная по крупицам злоба, за такое пренебрежительное обращение. Он не слуга! И никогда им не будет! Но перед ним стоял не Граф Фантомхайв, Цепной Пес Королевы, перед ним стоял мальчишка, забывший кто он, зачем существует и кто его окружает, пора бы напомнить... – Никакого. – Безразлично, но резко бросает тот и Сиэль вдруг видит его во всей красе, которая раньше не замечалась. Сердце замерло. Перед ним предстал Легендарный жнец, жесткий, беспощадный, отчаянный и никогда ничего не забывающий. Шрам его сделался заметнее. У нас остаются шрамы, чтобы мы не забывали, у него он на самом видном месте и такой безжалостный. Каждый Божий день Готфрид смотрится в зеркало, глядя на шрам, который тут же начинает болеть, вспоминает свою войну, отчаяние, злобу, свою ошибку и полыхающее отчаянной местью сердце. Так он стал жнецом, с помощью слепящей злобы и страха остаться одиноким. Эта его ошибка. Его наказание – существование. Он не отправился следом за женой и сыном, на небеса, на покой, а остался волочить свое жалкое существование, воя от отчаяния и одиночества, от воспоминаний. Душа его изнашивается и становится прозрачной. Этот мальчишка, Сиэль, призвал демона и продал душу, Готфрид увидел свою судьбу, в судьбе этого мальчика, только этот Граф будет вечно гореть, хотелось спасти его, но... Но этот дерзкий характер и холодная рассудительность заставили Гробовщика наблюдать и он, в тайне, восхищался им. Он знает, к чему идет и не боится, а сейчас... Нет, он не позволит ему сломаться! Никогда! Гробовщик тяжело вздыхает и отступает, поднимаясь на ноги, до этого ему пришлось присесть, чтобы заглянуть в глаза. В них нет больше страха. – Любовь не всегда плохо, однако, помни о том, что демоны редко влюбляются, они чаще лгут. Не думай, что ты единственный, попавший в эту сеть. Ты канешь в бездну раньше, чем контракт будет выполнен. Если Себастьян обманет тебя, а я сомневаюсь, что он не притворяется... Если ты разрешишь себя сломать, твоя жертва будет напрасна, а муки, которым ты предашься, станут самым сильным наказанием мира. Воцарилось молчание. Гробовщик на миг прикрыл глаза и тут же ощутил легкую пощечину. Глаза тут же прояснились, а рука невольно коснулась краснеющего места. Граф, как новенький, стоял перед ним, а в глазах плескалась холодная злость и возмущение, жестко поджатые губы теперь не дрожали. – Ты не уследил за прислугой. Занимался своими делами, не выдержал нашего короткого соглашения. Сегодня ты будешь отрабатывать за себя и Себастьяна. Ты не смеешь покидать Поместье без моего ведома, пока ты остаешься моим временным дворецкий. Принеси мне чай в кабинет и бумаги о компании “Кукольник”, что делают марионеток. И более, я не желаю слышать от тебя хотя бы одно слово! Надеюсь, достаточно объяснил, господин Готфрид. – Холодно произносит Сиэль и глаз его злобно сверкает, смотря из-под челки на удивленного мужчину. – Вполне. – Тот удовлетворенно отвечает. Вот так и надо было. И все-таки, все прошло гораздо лучше, чем могло бы быть. Граф разворачивается и уже совсем в дверях, поворачивается через правое плечо. – Я ничего не забываю и не думайте, что в зеркале вы один видите прошлое. – Он одним крепким движением срывает с глаза повязку и на замершего Готфрида смотрит глаз с горящей печатью контрактора.