- Успокоился? – тихо прогудел мужчина. Стилински не отреагировал. – Посмотри на меня, Стайлз.
- Оставь меня в покое, – вымученно улыбнулся юноша, но его улыбка нервно дрогнула, опуская уголки губ в обиде вниз. Подросток отвернулся.
- Я виноват, – спустя долгие минуты сокрушенно выдал мужчина. И это прозвучало так, будто бы он никогда подобного не говорил. Юноша задрожал и постарался снова спрятать свои гневные слезы, свою злость, что толчками выходила из него. Стыд и позор ему! Хотелось взойти на площадку и опуститься перед плахой на колени в смиренном жесте принятия и покорности. – Стайлз…
- Мне больно, отвали от меня, – выдал юноша, предпринимая попытки выбраться из сильных рук, что не смели его удерживать силой. Только не сейчас, не в этот момент! Юноша выбрался, не заботясь о том, чтобы одернуть смятое пальто и натянуть на голое плечо. Он сделал несколько шатающихся шагов, как ощутил теплую широкую руку на своих дрожащих пальца. Большая фигура загородила его сгорбленную спину, создавая неуютную тень. – Прошу же…
Неожиданно его развернувшаяся упрямая фигура оказывается в полном куполе неясной силы. Дерек склоняется над ним, как ластящийся хищник, старается заглянуть в глаза, которые юноша упорно прячет. Мокрой щеки касается холодное дыхание, осторожно прислоняется кончик острого носа к виску, вдыхает со свистом запах. Юноша вздрагивает от такого жеста. Его опять обнюхивают.
- Я чувствую твою боль, – прогудел мужчина, поднимая лицо юноши. И Стайлз не может противиться этому спокойному и твердому напору, он поднимает свои несчастный, болезненный взгляд, устремляя все эмоции в уверенные, сейчас мягкие и принимающие глаза Дерека Хейла. Он был похож на волка. Дерек выглядел мужественно, источал силу и порой угрозу, но сейчас это было по-другому. Он был сильным, смиренным… Понимающим! И Стайлз, не помня себя, горько выдохнул, а потом, подтянувшись на носочках, запечатлел соленый поцелуй на тонких губах Дерека Хейла. Когда же ослабевшие ноги стали подкашиваться, юноша отстранился, утыкаясь влажным лбом в свитер, лишь бы не смотреть в глаза мужчине. Он опять ощутил то странное чувство, горячие губы, холодный вкус и колючую щетину. Дерек осторожно поддерживал его.
- Я идиот, – прошептал Стилински, возвращая интонации сарказма и веселости.
- Не надо, – прервал Дерек, и оба знали, о чем говорит Хейл. Он был строг и лаконичен – как всегда. – Эмоции нужно не скрывать, но находить для них нужное русло и выпускать, Стайлз! Подобные тебе болезненны и быстро стареют.
- Спасибо, значит, я лет через пять помру от неизлечимой болезни, – безразлично бросил юноша.
- Не думаю, – усмехнулся мужчина.
- Мне плохо, Дерек! – спустя некоторое время отозвался парень. – Мне никогда так плохо не было…
- Это пройдет, нужно лишь немного времени, – заверил мужчина, отводя юношу к кровати.
- Прости за диван, – смущенно пробормотал юноша, оглядев куски грязи на красивом светлом диване, а потом переместил свой взгляд на распахнутую дверь, которую уже прикрывал мужчина. – И за порванный свитер, и… оу! – Дерек развернулся, демонстрируя разбитую губу и поставленный синяк на правой скуле, а так же чуть лопнувшую кожу в том же месте. – И за лицо… Хотя, ты заслужил!
- Да, заслужил, – виновато улыбнулся мужчина, пряча стыдливые глаза. Ему все еще с трудом давалось осознание, что вся эта ужасная буря эмоций была по причине его самой непредусмотрительной глупости. Джексон схлопочет, уж он-то закошмарит юношу старинными способами… – Я разожгу камин, ложись, тебе нужно отдохнуть, твое тело вымотано. Принесу горячего чая!
Стайлз стал медленно раздеваться, тело буквально не слушалось, чувствовалась дикая слабость и усталость. Дерек уже повозился с камином и тот спокойно завораживающе полыхал. Стайлз не стал снимать порванную рубашку, поэтому накрылся неизменно лежащей на широкой постели тяжелой шкурой. Он даже не заметил, как сон сморил его, коснись он тяжелой, но пустой головой мягкой подушки, пахнущей деревом и осенними листьями.
Он открыл глаза, но уже заранее знал, что опять окажется в этом пресловутом месте с огромной живой корягой, самым подозрительным в мире туманом и кем-то еще, что шныряет то тут, то там! Но теперь здесь было по-другому… Невозможно было определить, что именно изменилось, это ощущалось на каком-то животном уровне – уровне инстинктов. Старый пень не казался теперь чем-то страшным, дряхлым и мертвым, наоборот, юноша даже подошел и присел на край, осторожно проведя своими беспокойными пальцами по шершавой поверхности, словно ощущая каждое огромное кольцо на поверхности. Было тихо. Здесь всегда ощущалось одно и то же время дня, месяца, года, века… Он мог попасть сюда, лишь вздремнув днем или погрузившись ночью, снова уснуть ранним утром или же задремать за книгой вечером – все одно, в этом месте он оказывался где-то на границе заката и надвигающихся сумерек. Сейчас же солнечные лучи не проникали, как в прошлый раз, они оставались где-то там, очень далеко, за не существующей границей леса. Он ощутил, что находится здесь не один. Страха не возникло, только какое-то неприятное осознание того, что кто-то или что-то находится рядом, но ты этого не видишь. Юноша фыркнул, думая о том, что сознание играет с ним в последнее время в чертовски плохую и ни капельки не смешную игру! Он обернулся, что-то говоря, но голоса своего не услышал. Еще бы! Сон не был бы сном, если бы не издевался над тобой: убежать не можешь, читать не можешь, говорить не можешь, ни черта ты, в общем, не можешь! Напротив него сидел мужчина, казалось, обнаженный, со сгорбленной грязной спиной, его короткие волосы были мокрыми и свисали сосульками, с которых иногда капала вода, громко ударяясь о землю. Его сильные руки устало свисали вниз, взор его был устремлен в землю, а красивые мужественные плечи опустились под ужасным неясным грузом. Стайлзу вспомнилась какая-то древняя легенда, о том, как один человек… или не человек, сейчас и не вспомнишь, но суть в другом, он держал на своих плечах небо. И Стилински неосознанно провел параллель, потому что этот человек именно так и выглядел. Этим человеком был не кто иной, как Дерек Хейл. Это он был тем «кем-то» и «чем-то», что постоянно присутствовал здесь, но в разных обличиях – от темной тени и красных точек до черного волка и человека. Он был здесь всегда один? Почему именно он? Стайлз уже потом обратил внимание на покрасневшую татуировку, ведь узнал он его не по ней. Юноша встал и понял, что двинуться он не может.
- Ну что за шутки-то, а?! – разгневался он. Ругаясь и пытаясь сдвинуться с места, юноша яро размахивал руками. – Не хочешь по-хорошему, будем действовать как обычно! Э-э-эй! – заорал он, складывая руки около рта. – Де-е-ере-е-ек! Мистер Хе-е-ейл! Какими бесами вас сюда занесло?! Ау-у-у! Дерек, если ты сейчас же не обратишь на меня внимание, то я начну тебе читать доклад о бабочках, которых очень любит Лидия, я уверен… я уверен… Ай! Ни в чем я уже не уверен, я даже не уверен в том, что ты сейчас меня не игнорируешь, как обычно. Ты же не слышишь… Да, и я бы себя не слышал, если бы был в своем сне, потому что сон такая странная штука, то крылья вырастают, то ноги не идут, – юноша опустил руки и замолчал, обессилев от воплей и своих усердных стараний. – Я одного не понимаю, – начал задумчиво Стилински. – Почему мне все это снится? Это место, этот волшебный пень – клянусь, я его ни разу даже не видел! – и постоянно ты. И вот, теперь ты сидишь там, в паре метров, какой-то весь подозрительно страдающий, а я отчего-то не могу к тебе подойти… Подползти к тебе, что ли…
Парень оперся руками о старый дуб, и с удивлением понял, что ноги движутся! Он залез на пень и пересек его на коленях поперек. Сон – странная и абсурдная вещь! Он немного помедлил, но потом прислонился своей горячей ладонью к грязному оголенному плечу. Дерек вздрогнул, поднял голову, словно бы и не догадывался все это время, что рядом с ним находится кто-то еще. Он обернулся, и Стайлза даже испугала та картина, что предстала. Парень, сидящий перед ним, был тем самым Дереком, но много моложе. Глаза его печальны и напуганы, а где-то в глубине души выжженная пустыня. Он мокрый, словно здесь льет дождь, а кожа холодна, будто бы он только вынырнул из ледяной воды. Хейл вперил в него свой пристальный взгляд светло-зеленых глаз, в черных зрачках дрогнуло отражение, и появилась странная искорка узнавания.
