Элеонора отличалась от всех женщин, которых Хьюго когда-либо знал. Она стояла напротив него, совершенно не впечатленная ни его внешностью, ни титулом, нисколько не боясь его. Она смотрела на него своими прекрасными карими глазами отнюдь не кокетливо. Она воинственно выпятила подбородок и высокомерно пялилась на него из-под слишком ровной челки. Он подумал, что она точно так же смотрит на своих воспитанников; и ей было безразлично то, что она намного меньше его ростом.

И вдруг Хьюго понял, что ему не нравится ее ненависть. Он привык к тому, что его подозревают в темных чувствах, привык к порочащим слухам и обвинениям. Но он не привык к демонстративному неповиновению. Особенно от гувернантки. Хотя он всегда считал себя очень современным человеком, он вдруг захотел воспользоваться своими привилегиями и потребовать от Элеоноры уважения в герцогу Гровсмуру.

Но дело не только в этом. Он не желал уничтожить ее. Правда заключалась в том, что эта женщина пробудила в нем страсть.

Хьюго так сильно хотел овладеть ею, что с трудом обуздал эмоции.

– Я предлагаю вам, мисс Эндрюс, – сказал он очень осторожно и серьезно, стараясь не распускать руки, – вспомнить, кто из нас герцог, а кто гувернантка.

Элеонора и глазом не моргнула.

– Я вряд ли это скоро забуду, – не задумываясь, ответила она, по-прежнему воинственно глядя на него. – Мне говорили, что я почти не буду общаться с хозяином этого дома, ваша светлость. Об этом мне четко заявили во время собеседования.

– Большинство инициативных женщин, которые претендуют на должность гувернантки, хотят меня видеть, мисс Эндрюс. Вы должны понимать, что это основная причина их горячего желания украсить залы моего дома своим присутствием. И главная причина их быстрого увольнения.

Элеонора слегка наклонила голову.

– А что они сделали для того, чтобы их уволили? – спросила она.

– Догадайтесь сами.

– Вы гонялись за ними по поместью, сидя верхом на огромной лошади?

Хьюго чуть не рассмеялся. И, возможно, именно это удивило его сильнее всего.

– Я снова спрашиваю, почему вы хотите получить эту работу? Потому что вы, как мне кажется, не понимаете правил, которым должны подчиняться женщины вашего положения. У вас нет ни малейшего чувства субординации, а также самосохранения.

– Прошу прощения, ваша светлость, – произнесла Элеонора таким бодрым тоном, как будто она считала, что руководит Хьюго. Словно он и Джеральдина были ее воспитанниками, и Хьюго сегодня сильно расшалился. – Я просто хотела бы приступить к работе. В зале неподалеку отсюда маленькая девочка пьет чай. Было бы неплохо познакомиться с ней поближе до того, как начнутся наши занятия. Если вы не возражаете.

– Я босс, мисс Эндрюс, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Вы моя подчиненная. Вы разговариваете со мной неуважительно и ведете себя неразумно. Почему вы пытаетесь противодействовать человеку, который невероятно щедро платит вам?

Хьюго захотелось поцеловать тонкую морщинку между ее нахмуренными бровями.

– На самом деле вы заплатите мне только через две недели, – помолчав, ответила Элеонора, словно не могла промолчать.

– Верное замечание, – пробормотал Хьюго.

А потом, только потому, что он обожал усложнять любую ситуацию, он поцеловал Элеонору.

Они стояли так близко друг к другу, что он не сдержался. Коснувшись ладонью шелковистой кожи ее щеки, он припал к ее пухлым губам.

И сразу понял, что очень рискует. Потому что губы Элеоноры оказались сладкими, как нектар.

Элеонора не понимала, что происходит.

Ненавистный ей герцог Гровсмур целовал ее. Хуже того, ей нравились его поцелуи. Очень нравились.

Это напоминало пожар. Или взрыв. И только благодаря тому, что он крепко прижимал ее к себе, она не потеряла сознание.

То, что Элеонора знала о поцелуях, можно было выразить в двух коротких словах – почти ничего. Но единственный неуклюжий поцелуй с подростком на школьной дискотеке не имел ничего общего с поцелуем Хьюго.

Он целовал ее решительно и неторопливо. Он пробовал ее губы на вкус, словно собирался делать это несколько часов. Возможно, дней. Казалось, он никуда не торопится, а по-настоящему наслаждается.

Элеонора задрожала.

И она не знала, что было хуже: его губы, пробуждающие в ней чувственные ощущения, или тепло его руки, которая прикасалась к ее лицу.

Элеонора не понимала, как случилось, что она оказалась стоящей так близко к Хьюго. Она несколько раз приказывала себе держать с ним дистанцию, потому что ничего хорошего от их близости получиться не могло. Не надо было торчать посреди коридора, упираясь руками в бока, и вести себя так, словно она говорит не с герцогом, а с обычным человеком. Элеонора не имела ни малейшего представления, что на нее нашло. Происходящее походило на одержимость. Словно ее тело захватил несговорчивый, своенравный, болтливый призрак, который заставлял ее действовать против ее воли.

До нее не сразу дошло, что Хьюго готов на все, чтобы получить желаемое. То, чего он хотел. Особенно если это вредно и предосудительно. Как Элеонора могла позволить себе забыть об этом? Осознавая, что его поцелуй кажется приятным откровением, она застыдилась.

Элеонора толкнула его в грудь, но Хьюго и бровью не повел. Казалось, он сделан из железа. Более того, его тело было слишком разгоряченным, и у Элеоноры не было никакого желания прерывать их телесный контакт.

Но она должна образумиться.

Хьюго неторопливо поднял голову. Его глаза цвета виски блестели, когда он посмотрел на нее сверху вниз. На Элеонору нахлынул такой поток ощущений, что она едва удержалась на ногах. Она должна быть сильной. Она должна помнить о Виви.

– Из-за этого четырнадцать предыдущих гувернанток были уволены? – спросила Элеонора и в ужасе услышала, что ее голос дрожит. – Это проверка? – Она с трудом сглотнула. – Джеральдина находится совсем рядом.

Что-то мелькнуло в его карих глазах, но он опустил руку. И Элеонора решила, что испытала облегчение. Триумф. Но она не могла избавиться от ощущения потери.

Ей казалось, что он целовал ее повсюду, но это было бессмысленно. Внизу ее живота разлилось тепло, ее грудь напряглась и отяжелела. На ее глаза навернулись слезы, и она поняла, что это не из-за простого разочарования.

– Больше всего мне нравится подтверждать худшие опасения, которые я вызываю у людей, – насмешливо и резко сказал Хьюго. – Вы не считаете меня интересным, мисс Эндрюс? Может ли быть что-нибудь восхитительнее, если я окажусь таким, каким вы меня себе представляли? Развратный и равнодушный, а также ужасно избалованный.

Элеоноре стало не по себе, когда она услышала, с какой горечью, почти отчаянием говорит Хьюго. Но она отмахнулась от нежелательного сострадания, потому что не должна была жалеть его. Она не из тех женщин, которых мужчины целуют во время спонтанных всплесков страсти. Она обязана думать о Виви. Сестра навсегда заставила Элеонору забыть о мужском внимании. У такого человека, как Хьюго, нет никаких оснований сближаться с ней. Если только поцелуи с почти незнакомыми женщинами не были для него чем-то само собой разумеющимся, как утверждали таблоиды. Возможно, он просто захотел над ней подшутить.

Элеонора ни разу не слышала, что можно над кем-то подшучивать при помощи поцелуев, но у нее слишком мало опыта в подобных вещах. Она всю свою жизнь работала, а не общалась с мужчинами, и уж тем более никогда не вызывала у них повышенного интереса.

– Полагаю, будет лучше, если мы притворимся, что этого никогда не происходило, – как можно спокойнее произнесла она и обрадовалась тому, что ее голос больше не дрожит.

Хьюго высокомерно оглядел ее. Его надменность не убавила даже простая одежда. Почему Элеонора не заметила этого раньше?

– Вам будет трудно продать свою непристойную историю таблоидам, – холодно заявил Хьюго.

– Я не желаю этого делать и не сделаю, – как можно мягче произнесла Элеонора и выпрямила спину. – Я подписала контракт и дополнение о неразглашении, ваша светлость. Вы, конечно же, знаете об этом.