Война сжимает время. То, на что в мирный период тратятся недели, а то и месяцы, во время войны должно быть реализовано в часы, а иногда в минуты. Это в свою очередь достигается нечеловеческим напряжением сил и нервов. Не напрасно один день на фронте приравнивается к трем дням службы в мирных условиях. А надо бы к десяти.

В духе времени Григорий за короткий срок стал маститым инструктором, забросил в тыл противника две диверсионно-разведывательные группы, которые сурово покарали коллаборационистов, восстановили законную власть в некоторых оккупированных немцами районах, после чего, перейдя линию фронта, благополучно вернулись на базу под Москвой.

Второй «блин» Григория также никак нельзя было назвать «комом». Это была безусловная удача. Подготовленный им известный боксер-тяжеловес оказался великолепным учеником, старательным, вдумчивым и умным. На первой же встрече с Григорием спортсмен изложил свое видение профессионально и с юмором. До того он бил только своих, настало время помериться силами с настоящим противником. На самом же деле боксом во время подготовки он почти не занимался и объяснял это просто: для непонимающих бокс – это мордобой, для людей знающих – высокоинтеллектуальный вид спорта. За одну минуту боя на ринге боксер решает такое количество задач, которое самый крупный математик не в состоянии изобразить на черной доске мелом за несколько часов.

После этого Григорий присвоил ему псевдоним «Математик».

«Математик» был удачлив. Установил связь с молодым человеком, специально оставленным на оккупированной территории. Тот до войны увлекался боксом, ездил в Москву, видел на ринге «Математика», который стал его спортивным кумиром. Теперь, встретившись в тылу у немцев, они взяли под контроль выделенный им район. Из местных молодых ребят создали поначалу небольшую диверсионную группу. Скоро к ним присоединились военные, вышедшие из окружения и бежавшие из немецкого плена. В отряде они спешили реабилитироваться за преступления, которые не совершали. За плен, куда попали не из-за трусости, а по вине тех, кто теперь мог их покарать. Отряд действовал до прихода армии. Затем часть влилась в ее ряды и вместе с ней двинулась на Запад.

Григорий осторожно вошел в комнату.

На столе у зашторенного, словно слепого окна, были аккуратно выложены лесенкой семь одинаковых конвертов сероватой бумаги, из которых торчали такие же удивительно похожие друг на друга сероватые листки бумаги. В центре стояла небольшая настольная лампа с кокетливо изогнутой ножкой и маленьким черным непрозрачным абажуром. Под ней лежал лист бумаги, а на котором было четко выписано обращение: «Дорогие мама и папа! Сегодня у нас день отдыха и каждый развлекает себя, как умеет. Я пишу письмо вам в надежде…» На этом послание прерывалось.

Григорий сел за стол, взгляд его упал на перевязанную веревкой и, видимо, приготовленную для отправки домой пачку книг. Надпись на обложке удивила его. «Идиот» – крупными буквами посередине, мелкими наверху – «Ф.М. Достоевский».

Еще в институтской библиотеке Григорий как-то взял книгу этого странного писателя. Придя домой, прочел до конца первую повесть и одолел вторую, затем внимательно просмотрел все иллюстрации: грязные городские улицы, фонарь еле освещает тротуар, по которому двигаются силуэты. Иногда из-под женских и мужских головных уборов выглядывают испуганные лица. В памяти сохранилось ощущение бесконечной тоски, исходившей от прочитанного.

Ему импонировало значительно больше всё, что призывало к борьбе, к освобождению. Например, книга Николая Островского «Как закалялась сталь». И неудивительно. Григорий, как и герой книги, родился в простой семье во времена, когда в стране царили голод и разруха. Чтобы выжить, он подростком пас соседских свиней. И тем не менее, после получения среднего образования он поступил в Полтавский пединститут, по окончании которого некоторое время преподавал в школе. А за год до начала войны произошло событие, которое в корне изменило будущее Григория: его направили на работу в органы госбезопасности, которые назывались тогда Народным комиссариатом внутренних дел. Работать и учиться, недосыпать и недоедать было в те, предвоенные годы, нормой жизни. Григорий не очень представлял тогда, что уготовила ему судьба.

В конце первого года войны немцы, подойдя к Москве, натолкнулись на суровую зиму и жесткое сопротивление Красной армии, после чего им пришлось расстаться с мечтой о быстром захвате столицы. Оставляя промерзшие трупы своих солдат на полях сражений, они стали отходить на запад, чтобы там на каком-то рубеже организоваться и с новыми силами прорываться к Москве. Таково было реальное представление о возможных действиях противника. Но теперь, когда русский солдат впервые после долгих унизительных месяцев поражения ощутил вкус победы, нужно было сохранить его для успеха в будущем. Теперь советскому руководству было крайне важно знать не только количество и качество немецких дивизий, противостоявших Красной армии, но и то, что происходило в головах немецких правителей и военных после неудачи, постигшей их под Москвой.

К сожалению, одна из первых попыток, предпринятых в этом направлении, закончилась трагедией. Заброшенный в район дислокации мощной немецкой группировки «Север» хорошо подготовленный русский разведчик «Дрозд», едва закончив легализацию в районе города Пскова, был схвачен контрразведкой противника. Поскольку его легенда появления в немецком тылу не выдержала проверки, после жестких допросов и пыток он был расстрелян.

Шла бескомпромиссная битва военных гигантов, в которой Советский Союз терпел на фронтах одно поражение за другим. Таким образом, в очередной раз вставал извечный для России вопрос: быть или не быть? Соответственно и борьба на всех уровнях приняла тотальный характер. Разведка не терпят вакуума.

Гибель опытного советского разведчика была тяжело воспринята его коллегами и вызвала поначалу подавленное состояние, которое тут же переросло в неотвратимое чувство возмездия. В результате широкомасштабных арестов, проведенных немцами, советская резидентура, поспешно созданная в районе Пскова в условиях стремительного продвижения противника, понесла серьезные потери, и, тем не менее, немного оправившись, начала активно действовать. По ее данным, провал разведчика произошел из-за предательства одного из людей, с которыми он успел установить контакт по рекомендации Центра. Имя предателя оставалось долгое время неизвестным. Но зато очень скоро выяснилось имя сотрудника немецкой военной контрразведки (абвера), который руководил действиями предателя, участвовал в разработке и даже присутствовал при казни советского разведчика.

Холодным, ветреным вечером середины февраля 1942 года посетители небольшого, но очень уютного заведения «Феникс», расположившегося в полуподвале недалеко от офицерского дома, наслаждались небольшим выбором крепких напитков, наливок, настоек и т. п. Но еще большим наслаждением, ради которого и стоило посещать эту обитель, была нежная свиная вырезка, отбитая на ширину сковородки и обжаренная в сухарях. Она великолепно украшала почти все столики, включая и тот, что приютился в углу комнаты, за которым сидели не по чину пожилой старший лейтенант и совсем молодая голубоглазая блондинка с ярко накрашенными губами.

Они почти не разговаривали. Она больше внимания уделяла «венскому шницелю», он – крепкому напитку. Судя по всему, отношения между ними были не столько длительными, сколько основательными. Именно это давало ей право достаточно резко выступать против очередной порции крепкого спиртного, которую вливал в себя уже сильно захмелевший немецкий друг.

– Послушай, Зиберт! Ради бога, не пей больше. Вчера я еле дотащила тебя до дома. У меня сегодня спина болит.

– Извини за вчерашнее. Обещаю, сегодня я, пожалуй, и сам дойду. – Он помолчал, затем наполнил рюмку, выпил и продолжил, с трудом растягивая теперь не только предложения, но и отдельные слова. – Должен тебе сказать, что немка, как и ты, русская, выпившего мужика на улице не бросит. А вот француженка или итальянка… эти… – он безнадежно махнул рукой. – А еще хуже голландка. Рост минимум два метра, нога номер сорок восемь, ладонь мою морду от уха до уха закроет. – Он показал на себе. При этом ладонь его с трудом скрыла от внешнего мира лишь половину лица.