— Я не сомневаюсь в мудрости вашего высочества, — промолвил он, — однако ваше мнение может не отражать настроения народа.

Раз уж Аннатар знает, что я принц, то может представить, сколько прошений я выслушал за свою «недолгую» жизнь. Люди, знатные и простые, жалуются на налоги, судей, соседей, но не на срок наших жизней. Это всё равно, что роптать на скорость движения солнца; городским сумасшедшим и тем такое такое в голову не приходит. Кудесник мне, конечно же, не поверил. Я бы пригласил его в Нуменор убедиться, но, боюсь, последствия этого будут непредсказуемы. Сладкие речи майа могут посеять опасные семена в плодородной почве Эленны.

Нет ничего плохого в том, что Нуменорэ ему не интересна. Для нас же лучше, чтобы он держался от неё подальше. Линдамо согласен со мной. Он полагает, что дунэдайн должны и вовсе прекратить отправлять послов в Эрегион, пока таинственный майа здесь.

На мой взгляд, бросаться в эту крайность тоже не следует — поездка принесла нам большую пользу.

Аннатар намекал на то, что бывал на Востоке в местах, куда не ступала нога дунадана. Линдамо не сдержался и полюбопытствовал, не показалось ли ему знакомым лицо их бессмертного правителя. Аннатар ответил отрицательно. Если он и встречал этого духа раньше, то не опознал в новом обличье. Мы стали расспрашивать его о жизни обычных “Людей Солнца”, но в ответ получили лишь “Она совершенно не такая, как на Западе”: майа спешил и пообещал рассказать нам о Востоке позже.

Учитывая его нечеловеческое восприятие времени, мы быстрее сами доберёмся до тех земель, чем добьёмся чего-либо от него.

Насыщенный выдался день. Вечером виделись с Эрестором, человеком (точнее, эльфом) Гил-Галада. Выслушали предостережения. Я честно признался, что моё общение с Аннатаром так же поверхностно, как в первые дни нашего знакомства; за два года он так и не снизошёл до нас, смертных.

Это не успокоило посланника. Он велел нам не терять бдительность, не обманываться напускной таинственностью Аулендиля и не принимать от него даров; всё то же, что мы слышали в Нуменоре.

Эрестор изучил взглядом мои руки и справился, где я приобрёл мои кольца. На встречу я надел три: два нуменорских и эльфийское, то, что отец подарил на столетие. Его выковали задолго до Аннатара. Эльда извинился за дотошность и сказал, что им руководит не праздное любопытство, а беспокойство за наш народ.

— К сожалению, люди… — Эрестор осёкся. — Люди с благословенного Острова не видели коварства падших бессмертных.

Он вовремя поправился, но я прекрасно понял, что он хотел сказать. Люди слабы, доверчивы и недальновидны, их ничего не стоит одурачить и подчинить своей воле. Эльфы, считающие так, немногим лучше Аннатара.

Но более занятна другая его оговорка. «Падший бессмертный». Об Артано ходили разные слухи, но я впервые слышал прямое обвинение в предательстве светлых сил. Будь он падшим, разве бы Валар не узнали и не сообщили эльфам? Аннатар не самый любезный собеседник с моей точки зрения, но это ещё не делает его тёмным. Напротив, тёмный майа стремился бы очаровать всех чистосердечностью и благодушием. Он бы боялся показаться неприятным.

Линдамо заметил, что Эрестор не обратил внимание на его брошь и браслет; его заинтересовали только кольца. Любопытное наблюдение, однако вполне вероятно, что посланник Эрейниона знал о том, что похожие броши носят все наследники лордов Андуниэ, а браслет не увидел под рукавом.

Как бы там ни было, его интерес к ювелирным изделиям укрепил наши подозрения в том, что Гвайт-и-Мирдайн поделились с нами не всеми сведениями о своих трудах.

Однако я вовсе не желаю клеветать на Келебримбора. Ему много лет, больше, чем Острову, но его взгляд по-прежнему полон юношеского задора. Он верит в лучшее и мечтает о дружбе между всеми обитателями Арды, невзирая на пережитые войны и братоубийства; ценит подчинённых исключительно за способности, мыслит широко, интересуется другими народами и не ставит их ниже своего.

Я считаю его другом и не желаю разглашать его сокровенные мысли соотечественникам. Даже этим страницам я их не доверю. Я готов изливать на них свою душу, но душа друга — священна.

========== 1505 В.Э. О мечте Келебримбора и его даре ==========

«Красотой сильмариллов восхищались, но чего стоит красота, принесшая в мир столько боли? Красота, разлучившая моих родителей, уничтожившая мой дом? Я пресытился безделушками и мечтаю создать что-то по-настоящему полезное. То, что откроет возможности, о которых мы не подозревали, но прежде всего научит эльфов, людей и гномов понимать друг друга. Соединит умы и сердца, а не посеет раздор, как творения моего деда».

Такие слова однажды произнёс Келебримбор. Наконец я узнал их смысл.

То, что произошло сегодня в кузнице — тайна, но, даже если бы я проболтался другим нуменорцам, они бы сочли мои слова выдкмкой. Я и сам с трудом себе верю.

Невзрачное серебристое кольцо (полагаю, основа сплава — митрил; о примесях судить не берусь), словно объятое нездешним сиянием. А, когда подержишь его в пламени, на нём проступает надпись:

Неразрывны в земле корни трав и деревьев; разделённые морем, под ним острова все едины.

Я оправдываюсь тем, что не мог отказать в примерке из вежливости, но кого я обманываю? Я сгорал от любопытства. Неведомая сила тянула меня к кольцу. Если бы я не надел его, то бы сожалел об этом вечно.

Когда Келебримбор заговорил со мной, я решил, что схожу с ума. Я отчётливо слышал мастера, но его губы не шевелились; голос звучал у меня в голове. В недоумении я моргал, стараясь прогнать наваждение, но Келебримбор так же безмолвно засмеялся и объяснил, что мы разговариваем прикосновением мыслей — осанвэ.

Я испугался, как бы он не залез мне в голову и не узнал обо мне лишнего, и тут же снял кольцо.

— Не беспокойтесь, я никому не скажу о том, что вчера вы подглядывали за купающейся Тэилиориль… Шучу, — улыбнулся Келебримбор. — Я «слышу» только то, что вы позволяете слышать.

Затем мы попробовали ещё раз. Не прошло и часа, как я ощутил себя так, будто пробежал три лара: человеческий разум строптивее, чем мы предполагаем, и его необходимо упражнять, как мышцу. Однако усталость моя была приятной. Обычная душевная беседа с другом приносит немалое удовольствие, а беседа мысленная! Я чувствовал расположение духа Келебримбора, как своё, и радовался вместе с ним. Исполнилась его давняя мечта — открыть разум людей для осанвэ. Тем временем он объяснял мне пользу своего изобретения.

Мыслеобразы не требуют знания слов: это язык, понятный всем и каждому. С их помощью наши мореходы могли бы избежать стычек с дикарями…

Келебримбор предложил кольцо мне в дар. Я заколебался. Конечно, я мечтал сохранить способность к осанвэ, однако в Нуменоре она бесполезна. Тогда мастер поведал мне о других свойствах своего творения. Его носители острее воспринимают мир: не только лучше видят и слышат, но и улавливают тончайшие перемены в настроении, вернее отличают правду от лжи.

Эти возможности манят, но и пугают. Думаю о предупреждении Эрестора. Он упоминал о кольцах — значит, Линдамо оказался прав. Недаром ему быть советником короля (или королевы).

Спросить прямо, приложил ли Аннатар руку к созданию этого артефакта, не получилось: я рисковал обидеть Келебримбора. К тому же ответ мне и так известен. Даже если майа не касался кольца, эльфам одним не достало бы знаний, чтобы выковать его.

Оно и сейчас у меня на пальце. Я наблюдаю за пламенем свечи и слушаю тишину, стараясь обуздать непокорный поток мыслей…

Атар аранья и Тэльпериэн могут заподозрить неладное и окажутся правы. Однако я не обязан носить кольцо денно и нощно: если что-то смутит меня, я тотчас же сниму его.

Но оставить его здесь… Ни за что.

Мальчишкой я завидовал Тэльпериэн из-за её везения в любви. С тех пор я повзрослел, научился находить любовников и скрывать их, под влиянием вина и друзей познал и женское тело. Но краткие связи утоляют только голод плоти; сердце они опустошают. В середине моей груди словно зияет открытая рана, и с каждым годом она ноет всё сильнее. Я боюсь уйти, не познав любовь, о которой поют в древних песнях — любовь, превозмогающую тьму, запреты и смерть.