Ему следовало написать просто и даже по слогам:
«Хо-чу те-бя трах-нуть».
За строчками подразумевалось бы: хочу, очень хочу, все равно кого, но вот подвернулась ты и потому сейчас я хочу именно тебя.
Тогда-то и там-то, при таких-то условиях.
Прямо, просто, грубо, но честно.
За словесами, посланными мне, прятался какой-то утонченный идиот. Возможно, даже неполноценный и боящийся женщин в совокупности.
По идее ему стоило послать простую фразу:
«Пошел ты туда-то, придурок!»
Но я с детства не любила хамить людям, тем более, что этого Ловца в глаза не видела.
Поэтому скопировала во все четыре письма лаконичный ответ:
«Извини, но ты мне не интересен»
– и отправила корреспондента в черные списки.
Которые – я знала – все равно время от времени разблокировались сами по себе.
Потом быстро проглядела переписку с другими претендентами на мои интимные места.
Они были по сути одинаковыми и общем не отличались от ухищрений Ловца.
С этого сайта действительно стоило уходить.
Мне он надоел – как надоели и другие подобные..
Но все-таки я не стала прямо сейчас закрывать страницы, не стала выключать компьютер, даже не вышла из браузера.
Подобно усталому грибнику с пустой корзиной, увидевшему новый березовый колок, я ощутила иллюзию, что стоит пройти… то есть подождать еще немного, и я в самом деле найду нечто стоящее.
Я встала и пошла немного подкрепиться, решив дать сайту последний шанс. Ведь стояло самое многолюдное время: полтретьего ночи.
Из кухни я слышала, как компьютер несколько раз пропищал, принимая новые сообщения.
Заев кофе половиной темной шоколадки, я пошла чистить зубы и невольно посмотрелась в ванное зеркало.
Я не увидела своих
«темных плоских сосков, лежащих по краям небольших крепких грудок и порочно глядящих сквозь невесомый пеньюар, отороченный снежным заячьим мехом».
И не потому, что драгоценности мои были нежно-розовыми, до сих пор хранили некоторую девичью припухлость и росли не по краям, а по самым что ни на есть центрам этих самых «небольших». Которые, кстати, небольшими не могли именоваться ни по каким критериям. Просто самого пеньюара на мне не имелось, а заячий мех пришел на ум только по причине своей снежности.
В нашем панельном, растрескавшемся во всем швам доме каждую весну по отключении отопления воцарялся арктический холод. И приходя с улицы, я не раздевалась, а одевалась теплее.
Подумав о том, как удивились бы ловцы и стрельцы, увидев нежную Асю, загадочную Стасю, задорную Настю и роскошную Анастасию в виде бесформенной капусты в ста одежках без застежек, я ощутила необъяснимое желание посмотреть на себя в натуральном виде.
Процесс самораздевания не обещал быть быстрым, но я никуда не спешила: наутро предстояло воскресенье. И я принялась за дело – начала с теплых тапочек, потому что нижняя часть моего желанного тела всегда замерзала медленнее, нежели верхняя – аккуратно растряхивая вещи и без суеты складывая их стопкой на стиральной машине.
Разувшись и сбросив толстые носки из действительно заячьего – хоть и серого – пуха, по одной стащила со своих прекрасных ног гамаши, потом спустила лосины с безвкусным узором из красных и зеленых ромашек по черному фону. Цветочки на своих конечностях я всегда считала излишеством, они были и без того прекрасны, но в магазине «40 ден» только эти оказались достаточно толстыми. За лосинами пошли кремового цвета рейтузы… к сожалению, без начеса. Потом полминуты ушло на новые черные колготки, которые мне не хотелось зацепить ногтями. Отправив следом черные хлопчатобумажные трусы – не узкие и не широкие, а самые удобные и без всяких украшений, я перевела дух.
Важнейшая часть меня сияла нетронутой наготой, но это было не все.
Раздернув молнию, я спустила фиолетовый жилет на синтепоне, который мне пытались продать как пухо-перовой. Затем выпросталась из пуловера салатной ангорки. Под ним был простой серый джемпер, надетый на просторную белую рубашку мужского покроя, которая не натирала мне подмышками. И наконец я завела руки за спину и расцепила черный бюстгальтер. Он имел конусообразные чашки и радикально сдвигал мои конуса. Ходить в таком дома было некомфортно, но вернувшись из субботнего рейда в гипермаркет, я не то чтобы поленилась его снять, а просто не захотела раздеваться и мерзнуть хоть десять секунд.
В ванной было тепло; горячую воду еще не отключили и полотенцесушитель гнал ко мне жаркую волну.
Я огладила себя по тем местам, где остались следы от бретелек, застежек и резинок домашней одежды и наконец взглянула на себя.
Точнее, ту меня, что жила в зеркале.
Определенно, несмотря на неумолимо приближающуюся середину пятого десятка, Ася-Стася-Настя-Анастасия была хороша.
Я не стала разглядывать своего лица и любоваться глубиной своих глаз, которые, как александрит, меняли цвет от серого до зеленого: лицо интересовало всех в последнюю очередь.
Но фигура моя была отличной – даже не для моего возраста, а просто отличной – хотя из-за врожденной лени спортом я пренебрегала.
Плечи мои были ровными и соразмерными, не покатыми и не прямыми. Грудь росла вперед и вверх, не раздаваясь в ширину и – я знала – до сих пор не показывалась сзади. Подумав о спине, я попыталась увидеть свою нежную попу. Этого не удалось, но я представляла те места очень хорошо. Покупая зимой цветочные лосины, я примеряла их в кабине с тремя зеркалами и, не сворачивая шеи, рассмотрела все свои изгибы, вполне меня удовлетворившие. Правда, лосины сильно утягивали, но я помнила некоторых удачливых ловцов, утверждавших, что попа у меня чудесная и за нее не только удобно меня держать, но и смотреть на нее тоже приятно.
Не могла как следует рассмотреть я и свою важнейшую часть: теснота ванной комнаты не позволяла этого сделать, даже вспрыгни я на стиральную машину… На которой не раз и не два проверялись и качества моей попы при поддержке со стороны и длина моих ног для захвата собственными силами. Видела лишь прекрасную, четко выраженную талию и приятно – но не слишком сильно! – расширяющиеся бедра. Живот, который даже сыну не удалось испортить своим ненужным появлением на свет, радовал пупком: аккуратным и не втянутым как у толстух, с родинкой чуть повыше. Дальше картинку обрезала рама зеркала, но я знала, что еще ниже сильно заросла. Пляжный сезон закончился прошлой осенью, любви к бассейнам или фитнесу я не имела, а последний раз, когда мне довелось порадовать кого-то ухоженностью «дельты», случился как минимум месяц назад.
Но это меня не волновало, мелкие недостатки лишь подчеркивали мою яркую индивидуальность… до сих пор никем всерьез не оцененную.
Я зажмурилась и представила себя неким сторонним, оказавшимся сейчас тут.
Увидела свои ровные тугие бедра и круглые, сверкающие без всяких кремов колени и в меру полные икры и аккуратные узенькие ступни, и…
Ванная дверь имела щель над порогом, откуда веяло холодом.
Один из давних ухажеров – видимо, имевший опыт – впервые оказавшись тут, окрестил мою квартиру «вытрезвителем».
Оставалось лишь недоумевать, как чукчи могли всю жизнь проводить в чумах и при том исправно размножаться…
При мыслях о размножении чукч я открыла глаза и опять посмотрелась в зеркало.
Лет десять или пятнадцать назад один мой приятель, фотограф, эстетически наслаждался мною, зажавшей бюстами букетик васильков. Сегодня для фотосессии он бы мог использовать первосентябрьский пучок гладиолусов.
Подержав себя за нежные места, повертевшись, оценив свой классический торс и анфас и в профиль, я запрыгнула в ванну.
Стоя под ласковой теплой водой после нескромного самосозерцания, оставившего нечто приятное в отдельных частях тела, я даже захотела себя чуть-чуть порадовать… но передумала.