– Ты что себе позволяешь при дамах?! – рявкнул он.

– Это она-то что ли дама?! – огрызнулся Ли и вылетел из комнаты.

А вдогонку ему донеслось Вороново:

– Ой, приду-урок! – и вроде как с сожалением. Только ему-то о чем сожалеть, не его же так прилюдно подставили?

***

А что Льнянка?

Девушка ночь почти и не спала – мыслями разными мучаясь, да теплым камешком, нагретым у огня, баюкая ноющий живот.

Думы о вчерашнем были разные. Тут и раздражение на собственные фантазии о любви неземной, и на взгляд свой, как оказалось блажной, позволивший ей увидеть в обычном озабоченном парне, рыцаря. И глаза Лиона вспоминала… не те, что с щенячьим восторгом при первых поцелуях наивно смотрели на нее, и не те, что с уважением следили за каждым жестом на уроках, и даже не те, что с вполне мужской страстностью оглаживали ее тело. А вчерашние – отстраненные, пугающие, хищные. Как у зверя, взирающего на полурастерзанную жертву – ни крупицы жалости, только всеобъемлющее желание насытить собственный голод.

Какой к демонам рыцарь? Какой возлюбленный?! Урод белобрысый – вот он кто!

И бежали в мыслях, перегоняя друг друга, злость, обида и даже ненависть…

Но из-под всех этих горьких рассуждений, то и дело выглядывала надежда, как иной раз луч солнца высвечивается меж тяжелых грозовых туч. И тогда казалось, что стоит только им встретиться, поговорить и все само собой наладиться, образуется …

Сколько бокалов вина он выпил? Лёна видела два. А на самом деле?

А сколько раз они обнимались под кустами не доводя начатое до конца? И сколько раз, убегая в шатер к больному Вику, она примечала, как Лион спешит за дальний склон, при этом морща лицо будто от боли?

А был ли у него кто-то еще? Или он так же, как и она, оставался до вчерашнего дня девственником?

Сознание девушки само искало оправдания парню, не позволяя окончательно обозлиться на него и предлагая дождаться объяснений.

Ну, а следом, как водиться, Лёна начинала винить уже себя. Может и прав был любимый, когда говорил, что это она не имеет должного воспитания? И именно она своим вызывающим поведением спровоцировала его на грубость?

А ей бы, воспитанной на границе двух миров, надо было ту грань, что разделяет их, получше вспомнить, а не лететь, очертя голову, в пучину собственной влюбленности. Знала же, что Лион обычными людьми воспитывался – в косных устоях, в богобоязненности. Вот и выглядит теперь она в его глазах непотребной девкой из Доступного дома!

А уж в Лесу-то – да, всякого наслушалась-навидалась. Там о плотском влечении да разделенном удовольствии говорили, как о приятных, но, в общем-то, обыденных вещах: вкусной еде, красивой одежде, чудесной погоде. То есть, часто и с удовольствием, при этом, не стесняясь в выражениях и не тушуясь. Да и увидеть сношающуюся парочку под кустом – там подобное тоже в порядке вещей. Впрочем, заглядываться на сие и в Лесу не принято. Но не потому, что действо это непотребное и постыдное, а потому, что завидовать чужому счастью – грех. Да-а, излишним целомудрием тамошний народ не страдал… но и лицемерием, в отличие от людей, тоже…

Но что Льнянка на самом деле знала о мужчинах? Да, видела нескольких раненных голяком, когда бабушке с матерью в особо сложных случаях помогала. Мужичок, что по пьяному делу с крыши упал да дедок, на которого поленница дров завалилась, ее вообще не впечатлили. Так только, задней мыслью, понимание о другом устройстве тела и проскользнуло. А единственный виденный ею молодой парень, которого буйный бычок затоптал, был так поломан и побит, что кроме сострадания ничего в ней и не возмутил. А на писюн жалкий и смотреть-то было некогда – тогда вопрос о его жизни стоял, так что, каких-либо посторонних заинтересованных мыслей и не возникло.

Она слышала, конечно, что мужчины «любят глазами», но что бы так – крышу срывало от одного вида обнаженного девичьего тела?! Ни в жизнь не догадалась бы! Ей-то, с чисто женским восприятием, такое и неведомо было. Привлекательных мужчин вокруг всегда много. А летом, по жаре, и крестьянские парни только в одних портках выступают, и эльфы бывало, а уж сатиры – те только к морозам свой торс какой шкуркой и прикрывали. И чего ей, глядючи на них, с ума сходить? Нет. Ну, иногда прикинешь про себя – типа да, видный мужик, и все. А вот по настоящему волновали Льняну, как оказалось, совсем другие вещи – касания легкие, запахи, чуть слышные, дыхание прерывистое и слова ласковые… да чтоб все это только от одного единственного мужчины исходило…

А он вон что устроил, мужчина единственный – хватал, терзал, а потом и магию применил! Обидел, унизил, больно сдела-ал!

И опять все по кругу…

Так что, накрутившись в постели да головную боль, нагнав разными мыслями, чуть утренний свет обозначил череду гор за окном, решила Льнянка вставать. И дело себе придумала – пойти блинов напечь. А блины, на их-то компанию, дело долгое и кропотливое, так что, авось, и отвлечется от своих забот.

Уже и девушки давно на кухню спустились да кашу сварили и творог, за ночь отцеженный, в чашки разложили. И варенье со сметанкой приготовили. И даже блины, что Лёнка напекла, стопкой чуть не в локоть вышиной, остывать уж начали, а дама Нора к ним все не шла и на стол накрывать не велела.

Что они там все, в спальне у Вика, решали такого важного, Льняна не знала, да и не волновало ее это особенно. Как оказалось, навязчивым мыслям и блины не помеха – руки делают, а голова думает. И все по кругу… по кругу…

Но, когда уж Рива хотела сама пойти узнать, что там происходит, к ним на кухню заявился Ворон. И помявшись с полминутки, стал звать Лёну присоединиться к остальным. Зачем? А не сказал.

Ей бы глупой заволноваться, когда он девчонок с ней вместе не пригласил, но в задумчивости своей девушка это упустила. А спохватилась, когда Корр, застенчиво так, скромненько, попросил ее всем объяснить, что они такое в банях нынче ночью-то устроили. Да уточнил, что Лион на нее кивает, дескать, именно она непотребство это организовала.

В первый момент Льнянка даже не поверила сказанному, но глянув на парня, что к этот момент топтался рядом, все сразу и поняла. Ли стоял поникший, ссутулившийся, разве что не поскуливающий. И взгляд такой, что впору щеночку в углу нагадившему – жалостливый, виноватый.

« – Рыцаря хотела?! Дура стоеросовая! Получай!» – и обидно ей стало, просто до слез. Но реветь она себе не позволила – хватит и одного убогого в комнате. А плечи расправила и голову подняла повыше – если уж ее ругать сейчас начнут, за них двоих, то она-то такой жалкой перед всеми ни за что не выставиться!

А еще, захотелось ей отплатить рыцарьку придурочному, и за надежды свои неоправданные, и за чувства впустую истраченные, и за насилие вчерашнее. А то, как трахаться – то вот тебе и мужик взрослый, и маг всесильный. А как отвечать за все, то сразу – кутенок обгадившийся!

И вспомнилось ей вдруг, как слышала дома, в деревне еще, болтовню крестьянок о магии. Хотя сами в ней они и не смыслили, но, как водиться с такими темами, поговорить об этом любили.

– Да, это я так решила, – сказала она – ну, раз больше некому в этой комнате взять на себя все грехи. Да и наподдала этому «некому» побольнее: – Дар-то мой человеческий слабоват, а слышала я, что это девичество его придерживает, и если избавиться от этого самого девичества, то и дар сразу в полной мере проявится.

Ох, как он взбеленился – любо-дорого посмотреть! А вот госпожа Нора ее пожалела, когда она извиняться стала за свое поведение, Льнянка чуть слезу не пустила. Да и Вик с оборотнями, много чего успокаивающего наговорили. Она, прямо, и не ожидала. Все ж понимание имела, что поведение ее порядочным не назовешь, не только ж в Лесу воспитывалась.

Но все это было потом, когда уж Лион из комнаты в психе выбежал, наговорив ей гадостей и выхватив за них от Тигра по шеям.

А в нем-то, похоже, от злости мужчина проснулся… впрочем, какой там мужчина? Так, мужчинка…