- Вы отрабатывали ПАВ?
- Да.
- А Мишин опыт учли?
- В принципе, я не знаю, что там придумал Миша, но когда начальником цеха стал Анатолий Григорьевич, а вы ушли в отпуск, ваш молодой технолог сразу подал заявление с просьбой об переводе в другой отдел. Его отпустили.
- Какой ПАВ был последним?
- Что то на основании фторсодержащих. Я точно не помню формулу, но он был анионным. Вы его название можете увидеть в технологической карте.
- Понятно.
- Я так ничего не понял. Вы считаете, что в этом подъеме температуры был виноват ПАВ?
- Пока еще затрудняюсь точно сказать.
По коридору передвигалась толстая сестра, она всем встречным говорила только одну фразу.
- Всем в столовую, обед накрыт.
- Я пойду..., - вопросительно смотрит на меня Сергей Трофимович.
- Да... да... Пожалуйста.
Комнатку мне выделили в спортивном комитете. Я разложил диаграммы, вытащенные из пультовой шестого цеха и пытался их расшифровать. В дверь постучали.
- Войдите.
В помещение вошел Анатолий Григорьевич.
- Здравствуй, Юрий Андреевич. С трудом нашел тебя. Мне уже в дирекции объяснили, где ты прячешься.
- У меня не было места для работы, вот администрация и предложили это помещение.
- Можно, присесть?
- Да, садитесь.
Он присаживается на стул, напротив меня.
- Чего-нибудь нашли по взрыву, Юрий Андреевич?
- Пока еще, нет.
- Можно я скажу свое мнение? Никто из членов комиссии со мной не пожелал говорить по этому поводу. Может вы соизволите выслушать?
- Это их право, но если вы хотите, поделитесь со мной, Анатолий Григорьевич.
- Во всем виновата прессовщица и отдел главного технолога. Во первых, технологический отдел подсунул нам неверную технологию, изменив режим прессования. Во вторых, нужно было при повышении температуры прессования, отключить обогрев пресс-формы и охладить ее обдувом воздуха. А эта работница заметалась и ничего не сделала.
- Сделала. Она отключила пресс-форму.
- С чего вы взяли?
- Вот здесь по диаграммам видно, - я выкладываю перед ним ленту с записью. - Выключила она ее минут за пять до взрыва. График температуры еще по инерции поднимается вверх и вот начался выход на плато.
- Откуда вы достали эти документы?
- Из бокса номер шесть.
- Так, так, так и от чего же тогда произошел взрыв?
- Я разбираюсь, пока ничего не могу сказать.
- Понятно. Ну ладно, не буду вам мешать. Разбирайтесь дальше Юрий Андреевич.
Он кряхтя поднимается со стула и идет к двери. И..., прежде чем исчезнуть, как всегда по привычке, выкидывает гадость.
- Если бы вы в бытность, когда исполняли обязанности начальника цеха, не дали согласия на проведение экспериментов, то в цехе не было бы взрыва.
Вечером до меня дозвонилась Саша.
- Как дела, бирюк? - услышал я ее милый голос.
- Привет, вот не ожидал, что ты обо мне вспомнишь.
- Еще бы, тебя забыть не возможно. Колоритная ты фигура, Юрочка.
- Короче, Сашенька. Я ведь догадываюсь, что у тебя что то произошло. Так просто ты бы не позвонила.
- Юрочка, ты провидец. Я выхожу за муж...
- За меня?
- Нет. За хорошего человека.
- Так... Я значит плохой.
- Нет. Ты замечательный, но я все же выбрала другого. Хочу пригласить тебя на свадьбу.
Это был удар в под дых. То-то Сашка перед отпуском шарахалась от меня...
- Я не пойду. Извини, но у меня много дел.
Бросил трубку на рычаг и выдернул телефон из вилки. И тут я почувствовал тошноту одиночества. Пусть ты один, но когда есть надежда, она согревает. Сейчас меня не согревает ничего...
Мишу нашел в курилке.
- Юрий Андреевич..., - обрадовано кинулся он ко мне.
- Привет, Михаил.
- Здравствуйте, Юрий Андреевич.
Мы долго трясем друг другу руки.
- А ведь я к тебе по делу.
- Я так и понял. Столько событий произошло за ваше отсутствие. Думал, обязательно придете ко мне.
- Почему так думал?
- Так говорят, вы в комиссии. Значит, наверняка появитесь здесь.
- Правильно думал. Давай отойдем в сторону, поговорим.
Вы выбираемся на лестничную площадку и останавливаемся у окна.
- А теперь расскажи, что же все таки произошло с аварией в цеху, начал я.
- Это все упрямство Анатолия Григорьевича. Вы знаете почему завалили мой вариант с мылом?
- Нет, не знаю.
- Потому что это все слишком просто и дешево. В тот раз при лабораторном анализе выяснилось, что мыло в таком ничтожном количестве практически не влияет на свойство пороха, значит по идее надо было кончить испытания и начать подготовку к производству новых порошин. Но не тут то было. Анатолию Григорьевичу было не выгодно бросать такой заказ. Помните, за него же давали бешеные деньги. Вы же сами все наши огрехи и лишние финансовые затраты сбрасывали на него. Новый начальник цеха сразу же понял, что финансовые потоки можно пустить и по другим каналам...
- Не понял, что это значит?
- Все просто, например повысить оклады и премии работникам.
- Но что же здесь плохого?
- Вроде бы и ничего, но... он сам себе платил такие суммы, что ойе-ей... А тут же стали прикармливаться такие лишние по отношению цеха люди, что мне даже стыдно назвать их фамилии.
- И это все за два месяца моего отсутствия?
- Разве этого мало?
- Нет. Так что же дальше?
- А дальше, Анатолий Григорьевич добился продолжения испытания, сославшись на то, что промышленность гонит не качественные соли жирных кислот, то есть мыла и естественно, в такое производство их пускать нельзя. Испытания продолжили, искали ПАВ дальше. Химическая лаборатория предложила фторпроизводный ПАВ, но с условием, что мы уменьшим температурный режим, но удлиним процесс прессования. Вот тут то Григорьевич взбрызнулся, как это так- удлинить процесс, два дня прессовать порошину, да за это время можно сделать две. Не важно, что брак, важно, что за каждую порошину, даже за бракованную, шли деньги. Надавил на своего технолога, уломал начальника нашего отдела и... А дальше произошло то, о чем и можно было предположить. Игнорировав низкотемпературный режим, они стазу стали прессовать при предельной температур. И тут у них реакция пошла самопроизвольно. Высокая температура, разрушила связи фторпроизводного ПАВ и образовалось подлое соединение аш-фтор. Эта гадость сразу вступила в реакцию с металлом пресс-формы, температура бешено поползла вверх, компоненты смеси стали разлагаться и... все. Это все таки порох.
- Так, и ты все это знал?
- Я потом, после взрыва разобрался.
- Говорил кому нибудь об этом?
- Меня никто не спрашивал. Я хотел было все же поговорить с главным технологом, но потом здраво рассудил, в последнюю получку техотдел от цеха получил хорошую премию и навряд ли нам надо самим себя убивать.
- Хороши, нечего сказать.
- Юрий Андреевич, в моей цепи умозаключений нет самого важного доказательства, злополучная порошина исчезла, она же взорвалась.
- Пресс-форма то осталась.
- Вы опоздали. Вчера вечером, по приказу дирекции, спешно стали разбирать развалины цеха. Начали разбирать с шестого бокса и тут же остатки пресс-формы с металлоломом вывезли на свалку.
- Почему я не знал? А как же комиссия? Сначала надо было спросить ее.
- Спросили. Вчера ваш председатель комиссии дал добро на разборку цеха.
- Сволочь.
- Поосторожней. Я вас не узнаю, Юрий Андреевич.
- Извини, Миша. Мне надо все осмыслить, я пойду...
- Да-да.
Этот день я потратил в бухгалтерии и плановом отделе. Если бы не знакомые молодые женщины работающие там, навряд ли что получил. Копался в книгах, делал выписки, расчеты, набрал весьма добротный материал.
В аналитической лаборатории я сразу же нарвался на Любочку.
- Юрий Андреевич, я вас искала, - защебетала она, подскочив ко мне.
- Здравствуй, Любочка.
