С доводами Хмылова пришлось согласиться, тем более хозяин караван-сарая его слова подтвердил, а также заверил, что караванщика он им когда-нибудь непременно найдет. Только на третий день сидения в габатском караван-сарае, после шести неудачных попыток все-таки к кому-нибудь присоединиться, Алекс начал понимать, как лихо его провели. Нет в Габате никаких караванщиков, нечего им здесь делать. Все караваны формируются в Зубуруке, там их и надо было искать. Не стоит идти в глубь пустыни без караванщика, есть гораздо более быстрые и безболезненные, хоть и не такие надежные способы решения всех жизненных проблем.

Если вернуться назад, то вряд ли Жимайло даст людей и вьючных животных второй раз. Первый раз дал, не мог не дать, а второй уже не обязан, про это в приказе ничего не говорилось. Самому же полковнику очень не хочется лезть в пустыню, нынешняя ситуация его полностью устраивает, ему и в Зубуруке хорошо. Для этого он им Хмылова и подсунул. Сволочь. Еще, небось, и посмеялся над глупым лейтенантишкой, столь скрупулезно отбиравшим припасы для экспедиции. А по возвращении над ним, не сумевшим пройти дальше Габата, будут смеяться и все остальные.

И дальнейшее сидение в Габате не имеет смысла. Воды и пищи для верблюдов здесь недостаточно, недели через две природный ресурс животных закончится и придется возвращаться. Вот и думай, лейтенант, что делать дальше. Идти вперед – опасно, вернуться – значит не выполнить задачу и стать всеобщим посмешищем, продолжать сидеть на месте – глупо.

– Эй, офицер!

Алекс невольно вздрогнул, рука сама легла на рубчатую рукоять револьвера. Сказано было по-руоссийски, но с явным местным акцентом. Лейтенант, не торопясь, сохраняя достоинство, хотя какое может быть достоинство в такой дыре, повернулся. Солнечный свет, проникавший сквозь крохотное окошко внутрь караван-сарая, позволял увидеть только силуэт аборигена.

– Ты ищешь караванщика?

На мгновение Магу задержался с ответом, не зная, как реагировать на такое беспардонное обращение, потом сообразил, что нравы здесь проще некуда, а разницы между «ты» и «вы» местные жители не видели в упор, пока их нагайкой не перетянешь поперек наглой морды. Но сейчас он не в том положении, чтобы плеткой размахивать, и караванщик ему действительно нужен. Очень нужен. От этого зависит многое, в том числе и его собственная жизнь.

– Да, ищу.

Алекс указал на кошму напротив себя. Абориген сделал шаг, коснулся ладонью правой руки груди, выказывая уважение хозяину, и присел одним, хорошо отработанным, движением. Лейтенант наконец-то смог рассмотреть его. По виду явный гохарец. Причем из южан, а не кочевник. Халат ветхий, но чистый, когда-то был весьма добротным и недешевым, но с той поры прошло много времени. Туфли стоптанные, сквозь дыру в штанине проглядывает острое колено, а вот шапка почти не ношенная. С определением возраста возникла заминка, худое, смуглое лицо было вне возраста, сидевшему могло быть и двадцать лет от роду, и все пятьдесят.

– Как ты вошел?

Гость ответил не торопясь:

– Я могу провести караван через пустыню, а уж войти в караван-сарай…

– Но на входе расположились сол… – Алекс едва успел прикусить язык, – мои слуги, они бы не пустили тебя.

Абориген проигнорировал вопрос лейтенанта и спросил сам:

– Ты идешь в Зафар? Там руоссийцам лучше не появляться.

– Знаю, поэтому мы идем только до Сфагана и обратно. Но ты не похож на караванщика.

Абориген удивленно приподнял бровь.

– Тебе нужно, чтобы я был похож на караванщика или чтобы я провел караван?

Крыть было нечем.

– Но я не знаю тебя. Как тебе можно доверять?

– Шохада-караванщика здесь знают все. Любой скажет тебе, где меня найти, если надумаешь.

Шохад легко поднялся, опять коснулся груди правой рукой и двинулся в глубь строения. Гордец.

– Сколько ты хочешь?

Караванщик обернулся.

– Три золотых червонца туда и три обратно.

– Но мы пойдем только до Сфагана, и у нас нет товара.

– Три туда и три обратно, – повторил Шохад.

Деваться было все равно некуда. Вернуться назад, поджав хвост, и ничего толком не выяснив, очень не хотелось. Еще раз все взвесив за доли секунды, Алекс решительно тряхнул головой.

– Хрен с тобой, согласен.

– Выходим завтра, как только солнце появится над песками.

– Хорошо. Пропустите его, – приказал солдатам Алекс.

Шохад бесшумно исчез во тьме караван-сарая. Алекс мысленно выругался ему вслед и, опомнившись, отпустил рукоятку револьвера.

– Хмылов! Хмылов!

Унтер был где-то во дворе, но на крик Алекса явился незамедлительно.

– Здесь я, господин лейтенант!

– Ты про Шохада-караванщика что-нибудь слышал?

– Так он к вам и приходил!

– А что, другим экспедициям он тоже свои услуги предлагал.

– Предлагал, – подтвердил унтер, – только просил много, никто не соглашался.

– Я согласился.

Алекс с удовлетворением отметил, как скисла хмыловская физиономия.

– Ты мне скажи, караванщик он хороший?

– Раньше был хороший.

– А почему был?

– Да была у него в Гохаре какая-то темная история. То ли он кого-то убил, то ли у него кого-то убили, а он отомстил, но только за его голову объявлена награда и дальше Сфагана путь ему заказан. А кому он такой нужен? Вот и обитает здесь, перебивается случайными заработками.

– Но караван через пустыню он провести сможет?

Унтер пожал плечами.

– Говорят, раньше он был одним из лучших.

– Ну вот и отлично. Завтра на рассвете выступаем. Проследи, чтобы все было в порядке.

– Слушаюсь, господин лейтенант!

После ухода Хмылова Алекс позвал к себе Фелонова и негромко, так чтобы не смогли услышать солдаты, приказал:

– Присмотри за ним, не дай бог, что-нибудь эдакое сотворит, что мы посреди пустыни без воды останемся.

– Не извольте беспокоиться, присмотрю. Да и не такой он дурак, с нами же идет.

Не известно, какие указания дал полковник Жимайло старшему унтер-офицеру Хмылову, но, видимо, прямая диверсия в них не входила. По крайней мере, сам Хмылов ни в чем предосудительном Фелоновым замечен не был. Прибывший на рассвете Шохад, с высокомерно-снисходительным видом наблюдал за сборами руоссийцев, восседая на своем бактриане. Оружия, по крайней мере на виду, он не носил, но кто знает, что он может прятать под халатом. Наконец их небольшой караван тронулся в путь.

Когда Алекс смог рассмотреть шохадовского верблюда при дневном свете, то даже ему стало ясно, что тот отличается от тех, на которых ехали солдаты и он сам, так же как быстроногий скакун от тяжеловозов. Похоже, его специально выводили для скорости. Если караванщик вздумает сбежать, то догонять его будет бесполезно. Лейтенант сделал отметочку на память.

При передвижении в составе каравана практически невозможно поговорить с едущими спереди или сзади. Чтобы получить нужную информацию, приходилось ждать привала. А Алексу просто необходимо было очень многое узнать от караванщика, поэтому при первой же возможности он взялся за Шохада всерьез, вопросов у него накопилось много.

– Ты знаешь, зачем мы идем в Сфаган?

– Нет. Мое дело вести караван туда, куда прикажет хозяин. За это мне и платят.

– Я ищу следы большого руоссийского отряда, прошедшего здесь сто лет назад. Мне нужно знать, что с ним случилось. Ты слышал что-нибудь о нем?

Караванщик отрицательно покачал головой.

– Здесь, в самом сердце Тюра-Кум, веками ничего не меняется. Один день похож на другой, а этот год ничем не отличается от предыдущего. Прошли руоссийцы, и ладно, лет через двадцать никто о них и не вспомнит, а тем более через сто.

Услышав такое от Шохада, Алекс расстроился.

– И что же, ничего нельзя узнать?

– Почему нельзя? Можно. Я знаю человека, чья семья давно ведет летопись Гохары, он может посмотреть записи своих предков.

– Хорошо бы, – оживился Алекс.

– Я передам мою просьбу с попутным караваном, ответ мы подождем в Сфагане. Но я пять лет не видел его, – продолжил Шохад, – не знаю, захочет ли он выполнить ее.