–О ком. Об Осипове.

–Ааа…

Два месяца назад в Питерском метро грянул взрыв, унесший жизни нескольких сотен человек. Специфика работы контрразведки, сразу взявшей дело под свой контроль, всегда состояла в том, чтобы проверить воинские части и военно-учебные заведения, в которых так широко обращается оружие, на предмет причастности к случившемуся. Естественно, нагрянули они с обысками и в ту самую казарму, что на днях едва не превратилась в мужской бордель. У одного из курсантов по фамилии Осипов среди личных вещей была найдена «Майн кампф»¹⁸ Гитлера и нарисованный от руки на развороте тетрадного листа план казармы. Конечно, к теракту эти находки никакого отношения не имели, но их вполне хватило, чтобы сшить Осипову дело экстремистской направленности и заключить его до суда под стражу. Владимиров не верил в его виновность, считал обвинение абсурдным, но, как говорят в следственной среде, «согласно статье 38 УПК РФ следователь – фигура процессуально независимая, от него ничего процессуально не зависит». Начальство приказало, а военному следователю ничего не оставалось делать, как взять под козырек. Казалось, и приговор военного суда для несчастного мальчугана уже заготовлен, и именно поэтому сейчас Владимиров сидел в кабинете начальника училища, занимаясь тем, чем обычно занимается адвокат обвиняемого – собирая доказательства в его пользу.

–Вы были хорошо знакомы с Осиповым? – первым собеседником Владимирова стал курсант по фамилии Хрулев, инициатор давешнего перформанса в стиле «ню».

–Поступали вместе, учились на одном курсе, но в особенной дружбе не состояли.

–Как вы считаете, мог ли он состоять в какой-либо террористической группе?

–С учетом того, что у нас практически нет свободного времени, а в увал отпускают только по выходным, да и то – на полдня, думаю, нет. Хотя, его ведь арестовали, а дыма без огня не бывает…

–Арест еще ни о чем не говорит.

–И все-таки…

–Хорошо, не будем спорить. Откуда у него взялась «Майн кампф»? В России она запрещена… Как вы считаете, где он мог ее приобрести?

–А вы думаете, это так сложно? В нашей казарме почти каждый ее читал, и что?

–Но зачем?

–Думаю, просто так. Знак протеста, как и наш недавний танец. Молодым свойственно бунтовать даже тогда, когда она не понимает цели своих действий.

–А план казармы ему зачем был нужен, как вы полагаете?

–Он часто дежурил по казарме, в наряды попадал. Ну бывает такое, хромала у парня дисциплина. Сами понимаете – здесь многие из неблагополучных семей, и перестроиться махом на такой жесткий распорядок, как здесь, в армии, многим бывает трудно. Как результат внеочередные наряды. Для новичка здешние коридоры как лабиринты Минотавра, вот и нарисовал для своего удобства, не более того. Думаю, что нарисовал еще учась на первом курсе и потом просто забыл выбросить…

–Он был строптивым курсантом? Часто ругался с начальством?

–Да никогда, есть и строптивее. Да и не поругаешься у нас особо – губа же есть.

–Скажите, а как у него обстояло дело с личной жизнью? Девушка у него была?

–Не знаю, – пожал плечами Хрулев. – Вам об этом лучше спросить у тех, с кем он жил.

–Жил??? Что это значит?

–Понимаете, у каждого из нас на гражданке есть съемная квартира. Скидываемся человек по 5-6, и снимаем одну на всех. Когда кто-то в увале, переодеться в гражданское нужно или что-нибудь в таком духе, туда и идем. Там хранятся личные вещи и гражданская одежда. Осипов снимал квартиру вместе с Щербаковым и… еще кем-то, не помню.

–Вот как… В таком случае получается, что Осипов, если бы хотел сохранить наличие запрещенной литературы втайне, ему было где ее держать, помимо казармы? – глаза следователя блеснули.

Хрулев лишь равнодушно пожал плечами:

–Вы следователь, вам виднее.

–Благодарю, вы свободны.

Он оставил у Владимирова противоречивое и скорее негативное впечатление – умный, но равнодушный. Такой спасать никого не будет, тем более эфемерное Отечество в случае войны. Ему наплевать на товарища, он все еще купается в лучах той скандальной славы, что теперь идет впереди героя.

У Володи Хрулева, в отличие от многих его сверстников, в том числе тех, кто делил с ним студенческую скамью, было то, что в народе называется «царь в голове». Его повышенная юношеская эмоциональность в одно время поставила под угрозу его будущее – когда сильно пьющий отец бросил семью, его как назло увлекла уличная жизнь со всеми ее элементами, включая хулиганство, дискотеки, кражи и поджоги автомобилей. Близка была та черта, перейдя которую почти все его однокашники в мгновение ока превратились в маргиналов. В отличие от них, Володя много читал и презирал такую жизнь – но именно его интеллект позволил ему презирать и жизнь обычную, мирскую, которой он и противопоставил свой протест. Горе от ума практически привело его к берегам Рубикона, однако, в этот момент тот же ум стал великим счастьем – он приказал ему остановиться, открыв для него существование еще одной жизни, о которой он не знал, жизни военной. Строгость и требовательность к индивидам, которых Володе так не хватало в окружающем его обществе, тут цвели буйным цветом. Не то, чтобы он сам в них нуждался, но некое садистское удовольствие ему доставляло их применение к другим. Он считал всех на порядок ниже, глупее себя – возможно, небезосновательно, но вечная дилемма, сформулированная еще Достоевским – «Тварь я дрожащая или право имею?» – не давала покоя надменному Хрулеву. Иногда, в минуты бессонных ночей после тусовок он задумывался, не принадлежит ли он к какой-нибудь дворянской фамилии, отчего и живется ему среди «обычных» людей так нелегко. Но мысли эти скоро гнал от себя – они угнетали его, он предпочитал прятаться от них в увеселительных мероприятиях, коих полна была жизнь курсанта военно-учебного заведения.

Следующим вошел тот самый Щербаков, о котором предыдущий визави Владимирова и говорил. Вертлявый, дерганый, неуверенный в себе и оттого старающийся показаться лучше, чем он есть на самом деле.

–Здрасьте.

–Здравствуйте, присаживайтесь. Я хочу поговорить с вами об…

–…об Осипове, я знаю.

–Отлично. Вы близко общались с ним, насколько нам известно, и потому можете сделать вывод относительно наличия или отсутствия у него планов касательно террористической деятельности.

–Конечно, были. Я вот, например, «Майн кампф» среди личных вещей не держу. И потом – зачем ему нужен этот план казармы? Не иначе, заминировать хотел…

–А вот ваш товарищ Хрулев, например, считает иначе.

–Да что Хрулев… сам одной ногой… – презрительно отмахнулся Щербаков. По всему было видно, что перед следователем сидит карьерист и конформист, в угоду сложившимся обстоятельствам готовый предать товарищей. Следователь поймал себя на мысли о том, что раньше времени осудил беспринципного Хрулева – не менее беспринципный Щербаков куда опаснее для общества. Хочет для всех быть хорошим, а значит, хорошим не является ни для кого.

–Где?

–А вы, к примеру, знаете, – понизив голос, вещал Щербаков, – что до поступления сюда этот ваш прекрасный Хрулев был членом банды автоугонщиков?!

–Вот даже как?! И откуда же вам это известно?

–Он сам мне говорил.

–Прекрасно… И тем не менее, меня больше интересует Осипов. Замечали ли вы за ним какие-нибудь проявления интереса к террористической деятельности?

–Я лично нет, но…

–И все равно, думаете, что он мог совершить террористический акт?

–Конечно.

–Скажите, вы работаете с оружием, в том числе транспортабельным, с самолетами, перевозящими его?

–Ну разумеется, это входит в учебную программу.

–Пытался ли когда-нибудь Осипов получить индивидуальный доступ к этим… кхм… приспособлениям?

–Нет. Да что там говорить, учился он так себе – наряды без конца получал, а отличникам, как мне, например, их не выписывают вне очереди-то.

–Значит, фактически был лишен индивидуального доступа к боевой технике?