И опять зазвучал призывный голос Ермака; могучий, звонкий, он зажигает сердце. Вот он, батька, он стоит впереди. Тяжкий, сильный, большой, чернобородая голова его в стальном шлеме крепко сидит на крутых плечах, а в суровых глазах столько силы и веры в себя!

Когда он примолк – на короткий миг, запомнившийся на всю жизнь – стало совсем тихо. И вдруг Ермак властно взмахнул рукой и крикнул:

– Бей супостата!

Пищальники дали дружный залп по орде. Закричали, засуетились на берегу. Татарские лучники слали стрелы. Тугими ударами они падали в темную рябь Иртыша и уходили на дно. Иные с лязгом били о казачьи кольчуги, впивались в тегилеи[28] и ломались на юшманах[29]. Казака Осилка ударило стрелой в грудь, и на жупане заалела кровь. Он вырвал стрелу и ладонью прикрыл рану.

– Погоди, дай только добраться! – прохрипел он. Лицо его побледнело, борода взмокла от пота – такая была боль. Но она зажгла душу казака: глаза Осилка запылали, и он, превозмогая страдания, закричал что было силы: – Гей-гуляй, казаки!

Этот знакомый казачий окрик встрепенул всех, от него окрепло тело, окрылилась душа. В ответ повольники дружно закричали, засвистали, заулюлюкали:

– Э-гей-гуляй! Бей кистенем, бей палицей, руби саблей гололобых!

Рядом высокой стеной поднялся глинистый яр. Струги тихо подходили к берегу, на котором темной тучей ждала их несметная татарская рать. Задние толпы ордынцев напирали на передних. Тесно, трудно размахнуться тут для доброго удара!

Мелкой зыбью бьются о борта стругов иртышские волны, но сильнее их, яростнее – волна казачья. Словно шумящим девятым валом, выхлестнуло казачью вольницу на орду. Пороховой дым окутал струги, берег и сблизившиеся две грозные силы.

– Трави запал! – крикнул пушкарям Ермак.

Черноусый Петро, запачкавший свой орлиный нос смолой, размотал просаленную тряпку, которая оберегала от ржавчины пушку, и поднес смоляной фитиль к заряду. Почти мгновенно пушка изрыгнула пламя, струг качнулся, и по долине пошел гром. На соседних стругах отозвались другие пушки, и разом дрогнула земля, с отвесов яра заклубилась пыль, смешавшаяся с пороховым дымом. По бортам сверкнули желтые огоньки самопалов. Перепуганные татары сбились в стадо. Многие повернули назад, молотя кулаками своих, но с яра торопились все новые и новые толпы и напирали… Щетина сверкающих копий преграждала путь на берег. Кормщик Пимен переглянулся с Ермаком; по взмаху атамана гребцы еще раз сильно взмахнули веслами, – и струги уперлись в дно.

Казаки без раздумья спрыгнули в воду. Они шли медленно, держа наготове топоры, копья и мечи. Татары теснили к берегу остяков и вогулов, со страхом разглядывавших казаков. Чаще посыпались стрелы. Князек Лабута, крепкий и смуглый, туго натягивая тетиву, метил стрелы в кормчего на струге.

– Шайтан! Шайтан! – сверкая белыми зубами, кричал он. В его смуглом лице была лютая злоба, казалось, он только и ждал часа, чтобы сцепиться с русскими. Тесно было на узком иртышском берегу под яром, но стало еще теснее, когда казаки ворвались на эту узкую кромку. Напрасно лезли татарские скопища к реке – нет, не сдержать им страшной силы, не ослабить ее, не истребить!

– Вперед, братцы! Не страшись! – выскочил первым на берег Ермак и хряснул тяжелым мечом по копьям. Они ломались от удара, и наконечники взвевались над головами. Рядом казак Ильин, описывя быстрые круги секирой, пробивал в щетине копий брешь. За ним справа и слева бердышами, мечами прокладывали себе дорогу другие казаки. С громкими криками, с пронзительным свистом, колыхаясь живой стеной, двигались плечистые и бесстрашные бородачи и, будто лес топорами, валили на пути всех. Остяки в ужасе пятились, а позади на них нажимали татары.

Возле Ермака бился Иванко Кольцо, оберегая тяжелым кистенем атамана. Неподалеку в горячем запале взывал к своей полусотне Богдашка Брязга:

– Руби, ихх!.. Бей за Русь, за все наши беды!

Татары попятились, спотыкаясь о мертвые тела, незаметно стали растекаться лучники – вогулы и остяки. На яру на тонконогом аргамаке высился горделивый всадник в длинном юшмане и мисюрке[30] на голове и что-то горячо приказывал свите.

– Гляди, батько! Там, видно, сам Маметкул, – указал Иванко Кольцо. – Эх, сцепиться бы!

– Доберемся и до него! – Ермак наотмашь мечом развалил надвое татарского мурзака. Видя гибель своего господина, лучник ухватился за голову и пронзительно взвыл. На лучника налетел Савва и угомонил его тяжелой палицей. Рядом Трофим Колесо работал топором. Великий ростом, неимоверной силы, он одним ударом клал врага наземь. Прыткий татарин увернулся от его топора, наскочил на другого богатыря и полоснул ножом. Клинок пропорол тигелей и скользнул по вшитой железной пластине. Казак озлобился, схватил ордынца за руку, с хрустом сжал ее, рванул и, когда татарин упал, топором снес ему череп. В это время с яра принеслась с воем стрела и вонзилась казаку в грудь; он пошатнулся, в запале вырвал наконечник с куском живого тела.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.