Осмелев, Гарри осторожно переплёл их пальцы между собой - самую малость, чтобы Драко мог легко убрать свою руку, - и улыбнулся. Решение пришло само собой.

– Нищета вползает через дверь… – он оборвал себя посреди цитаты, позволяя Драко закончить её за него.

– …а любовь влетает в окно, – он поддержал игру, печально улыбнувшись и мягко высвобождая руку. – Что ты можешь знать о любви? Ты считал, что и с Уизлеттой у вас «любовь».

– Последний месяц я много про неё читал, – пожал плечами Гарри, игнорируя шпильку в сторону Джинни.

Драко метнул в него быстрый взгляд и поспешно отвернулся, но даже за эту долю секунды Гарри успел заметить вспыхнувшие скулы. Решив сменить тактику и нарушить-таки снова повисшую тишину, он тихо попросил:

– Ты можешь… ещё раз обратиться?

– Обращаются оборотни, Поттер, анимаги тансформируются, – фыркнул Драко, снова поворачиваясь к Гарри лицом.

– Прости, – виновато улыбнулся он, пожимая плечами. – Просто… Единственными анимагами в моей жизни были МакГонагалл и Сириус, и никто из них не обращ… трансформировался в птицу.

– Что, Поттер, зверушка понравилась? Ты не в заповеднике магических существ, – нерешительно ответил Драко, сморщив нос.

Гарри закусил губу и мягко коснулся его плеча - потому что, как говорила Гермиона, лёгкий физический контакт иногда помогает настроить человека на дружественный лад, и просто потому, что коснуться алебастровой кожи хотелось до плывущих перед глазами цветных кругов.

– Пожалуйста?

Драко вздрогнул, опустив голову и спрятавшись за волосами. Подумав немного, он дёрнул плечом и чуть развернулся к Гарри.

– А потом ты уйдёшь?

– Нет, – не раздумывая ответил Гарри и по едва заметно дрогнувшим уголкам чужих губ так и не смог понять, правильным был этот ответ или нет.

Но это было не важно, потому что Драко медленно поднялся, разминая плечи. Гарри поднялся, тоже, приготовившись в случае чего либо ловить решившего сбежать анимага, либо защищаться от его ударов.

Ни того, ни другого не понадобилось: Драко лишь отступил на шаг и прикрыл глаза на мгновение, а когда открыл снова, они были абсолютно чёрными, как и у совы. Будто по сигналу всё его тело начало уменьшаться и обрастать перьями, - на всю трансформацию ушло не больше доли секунды, но эти два удара сердца показались Гарри целой вечностью. Только когда в груде из бирюзовых одежд и красной простыни показалась знакомая сова, он судорожно выдохнул и счастливо рассмеялся.

– Ты прекрасен, – тихо выдохнул Гарри, рассматривая чёрно-белые перья, которые в свете факелов выглядела ещё загадочнее, если это вообще было возможно.

Драко на это лишь гортанно ухнул и побежал в сторону, распахивая крылья и взлетая под потолок. Он неспешно облетал спальню по кругу, слегка опуская расправленный хвост, во всю красуясь перед и без того восторженным Гарри.

Когда он постепенно начал снижаться, Гарри не обратил на это особого внимания - мало ли, как ему летать вздумалось, - но вот когда Драко снизился на уровень его груди и вместо того, чтобы летать по кругу, бросился прямо на Гарри, он вструхнул не на шутку: последнее, чего ему хотелось, это столкновения с теоретически разгневанной птицей с одним размахом крыльев практически равным его росту. Он торопливо попятился, и спинка кровати ударила его под колени. Грузно плюхнувшись спиной на неожиданно мягкое покрывало, он зажмурился, ожидая удара крыльев, но вместо этого сова осторожно приземлилась ему на живот, неуверенно переступая мягкими лапками и сложив крылья.

– Драко? – отчего-то шёпотом позвал его Гарри, и неясыть на это тихо «гавкнула» и резко подалась вперёд, чтобы укусить.

Гарри прекрасно знал, что анимаги в звериной форме сохраняли рассудок, и что Драко был более, чем в человеческом сознании и наверняка не причинил бы ему вреда умышленно, но подсознанию этого не докажешь, потому он крепко зажмурился, спасая от острого клюква глаза.

Драко его клюнул. Но не так, как кусала Букля, пытаясь вырвать из рук угощение, а ласково, короткой очередью нежных касаний клюва пробегаясь по щекам, скулам и подбородку. Это было… непривычно, - касания были щекотными, но перья на мордочке и острые когти на лапах иногда неприятно кололи кожу. В голове у Гарри пролетела шальная мысль, что с Драко, по-видимому, всегда так и будет: ложка сарказма и вредности в бочке нежности, которой он отчаянно старался поделиться.

Драко снова ухнул и прихватил клювиком мочку уха, отчего Гарри машинально поёжился и покрылся мурашками.

– Драко, ну, хватит, – выдавил он сквозь счастливый щекотный смех, а затем коротко вскрикнул, когда Драко нечаянно (нечаянно?) ощутимо прихватил кожу на его шее. – Аккуратнее, это же, всё-таки, клюв!

По-прежнему жмурясь он поднял руку, чтобы коснуться жёстких перьев крыла, и подавился воздухом, когда пара килограммов веса неясыти сменились добрыми шестьюдесятью килограммами человека.

Рука Гарри коснулась обнажённого бедра Драко, который опирался коленями о кровать по обе стороны от Гарри. По-прежнему лежащие у него на груди руки, сменившие когтистые лапы, машинально сжали в кулаках тонкую ткань ночной футболки, а скул касались мягкие волосы, пахнущие полем и дождём.

Драко лежал на нём неподвижно, тяжело дыша в шею и посылая по всему телу колючие мурашки. Гарри понял, что дышит также тяжело, когда пальцы на его рубашке разжались и успокаивающе погладили его по груди.

Он хотел что-то сказать, хотел признаться открыто, без чужих цитат, хотел прижать это стройное и подрагивающее обнажённое (о, Мерлин) тело ближе, теснее, чтобы дышать в унисон, хотелось врасти в него, однажды и навсегда, так, чтобы у Драко больше не осталось неверия в его чувства. Но тело его не слушалось: ладонь, лежащая на бедре, словно намертво к нему приклеилась, другая не двигалась, губы покалывало от желания прижаться к близкой шее, от которой еле уловимо пахло сандалом, а язык прилип к нёбу, будто уберегая его от ненужных слов, которыми он наверняка испортил бы момент.

Спина. Единственное, что оставалось под его контролем, это спина, потому он выгнулся, подавшись к Драко ближе, и тот, издав какой-то нечленораздельный звук, прижался губами к его шее, к тому крохотному шраму, что оставил несколько недель назад его коготь.

Судорожно вздохнув, Гарри всё-таки нашёл в себе силы выдавить «Драко», которое получилось тихим, полузадушенным стоном, и этого хватило, чтобы сам Драко сорвался, начиная быстро, «по-совинному», осыпать его лицо поцелуями неожиданно горячих губ. Скулы, нос, щёки, лоб, дрожащие веки - Гарри так и не понял, когда с него стащили очки, - подбородок, шея и всё сначала, - Драко хаотично покрывал его сердце метками, оставляя кожу не тронутой пятнами, и даже эта странная забота звучала чистой счастливой нотой в душе Гарри, который также хаотично полставлялся под эти метки, шепча признания нетронутыми поцелуями губами.

– Драко, подожди, – прошептал он, почувствовав недвузначное движение чужих бёдер против своих, распаливший огонёк в сердце в настоящий пожар тела.

Драко оставил последний, самый долгий поцелуй на кончике его подбородка и отстранился, заглядывая Гарри в глаза слегка затуманенным взором.

Гарри чувствовал, как дрожали прижатые к его груди руки, и смотрел в блестящие счастьем серые глаза, на линию искусанных губ и на волосы, несколько прядей которых упало Драко на покрасневшие скулы. Силясь подавить восторг и испепеляющую нежность, рухнувших из сердца прямо в низ живота, он постарался сфокусироваться на крохотном пёрышке, застрявшем в платиновых волосах, и в эту секунду в мире не было для него ничего важнее этого пера и его обладателя.

Он медленно запустил ладонь Драко в волосы, пытаясь выловить пушинку, но замер, когда Драко, шумно выдохнув, опустил веки и прильнул ближе к его руке. Его тёмные, как кончики анимагических перьев, реснички слегка подрагивали, а губы были приоткрыты, и Гарри…

Гарри напрочь забыл и про пушинки, и про перья, и про сов. Перед ним - на нём! - сидела его буквально ожившая не-такая-уж-и-анонимная мечта, так трогательно ожидавшая поцелуя, и Гарри чувствовал, как горячее сбившееся дыхание Драко наполняет его изнутри, залечивает каждую ранку на сердце, собирает воедино лоскуты разорванной души. Чувствовал, как с каждым выдохом на грани стона из него выходит всё одиночество, поселившееся внутри после смерти в том лесу, и как на его место становится то чувство, которого он не испытывал никогда в жизни: уверенность в завтрашнем дне. В том, что он обязательно наступит, и Гарри встретит его с любимым человеком.