— Слово, о котором вы думаете, — шеренга, — помог Даг, — кажется, — добавил он из скромности.

— Да, а еще есть швеллер, — как всегда отвлеклась мама.

В ресторане отеля «Сент-Реджис» к индейке подают клюквенный соус из настоящей клюквы, даже ягоды чувствуются, но лично я люблю больше обыкновенное дешевое клюквенное желе. Похоже, что за нашим столом собственно еда интересует только меня. Хотя вроде и Брук копается в своем пюре, рисует что-то вилкой.

— Итак, — вдруг снова проснулась Брук, — судя по всему, в тот день у вас с папой ничего не вышло. Может, вы вообще с ним никогда не встретились. Это объясняет тот факт, что я чувствую, как будто меня в действительности не существует. Что, в свою очередь, объясняет мой непрекращающийся онтологический скептицизм к себе.

— Нет, мы встретились, конечно, — успокоила ее мама. — Я отметила вашего папу в бальном зале. Он был одет точно так же, как и сейчас. Голубой блейзер, голубая рубашка и галстук в полоску. Это, кстати, не тот ли галстук на тебе? — Отец вопросительно посмотрел вниз, на висящий предмет униформы какой-то королевской армии, и замотал головой. Он вчера как раз и ходил в «Брукс», чтобы запастись этой деталью туалета, которая напоминает окружающим (да и ему, чего греха таить), кто он есть. — Он был таким хорошеньким занудой, — продолжила мама, — а еще на нем были эти замечательные жокейские ботинки.

— Нет, — ответил отец, и было видно, как ему нравится слушать про себя, — это были просто белые ботинки.

— Это были именно высокие жокейские ботинки — самое замечательное, что в тебе тогда было, твои маленькие бело-коричневые нервные ножки.

— Мои ноги не маленькие! Сорок первый размер — это, по-твоему, маленькая нога? — обращается папа к Дагу.

— Он все кружил вокруг нас, потихоньку приближаясь. Якобы совсем незаметно, делая вид, что не обращает на меня внимания. Хотя довольно сложно было сказать, кто ему приглянулся, перед какой конкретно девочкой он делал вид, что не обращает внимания, поскольку мы стояли вчетвером. Но тут объявили последний танец, и он запаниковал. Кажется, это была песня «Смущение в твоих глазах».

Мама прервала свой рассказ и запела: «Меня спросили, откуда я знаю, что моя любовь настоящая…»

— Что с тобой? — удивился отец, заметив, как я помрачнел. Это была наша с Филоменой любимая песня. И вот теперь эта песня про меня.

— А когда другой мальчик пригласил меня на танец, я поняла, что папа старался не замечать именно меня, потому что он сразу сник, когда увидел, что этот дылда без шеи, с плоской головой, увлек меня в танце. Я просто чувствовала, как его печальные голубые глаза наблюдают за мной.

Папа фыркнул, недовольный таким жалким своим портретом:

— Да ладно тебе.

— Затем я стала медленно-медленно выходить. Думаю, что если бы еще чуть медленнее, то могла бы пустить корни, как кипарис на болоте, и уже готова была плюнуть на него, как вдруг почувствовала на своем плече чью-то руку.

— И что он сказал? — спросила Брук.

— Он спросил меня, не хочу ли я прогуляться по кампусу.

Брук расхохоталась:

— Хорошо, что не предложил посмотреть его марки!

Отец покраснел как рак, а японская семья уставилась несколькими парами серьезных глаз на шумную компанию. Ah, so desu — это типичная американская семья.

— Я не предлагал тебе прогуляться, — пробурчал отец.

Лучший способ выйти замуж

— Ну, вообще-то по кампусу мы так и не погуляли, потому что я попросила найти такое место, где мы могли бы поболтать. Таким местом оказался «бьюик» его одноклассника. Ну и, естественно, наша беседа закончилась поцелуями. Он так страстно целовался, только минут через десять я поняла, что причиной тому была его агония, ну, конечно, я захотела ему помочь. Это было самое меньшее, что я могла для него сделать.

— Лили!

— И милый мальчик был так мне за это благодарен, что сделал мне предложение прямо там, на заднем сиденье «бьюика».

— Что? — спросила Брук. — Ты у него отсосала?

— Молодая леди!

— О господи, нет, конечно, — ответила мама, — я просто, ну вы знаете, просто помогла ему рукой.

Восстание отцов

— Это не разговор за семейным обедом! — отец так ударил кулаком по столу, что зазвенели стаканы.

— Тебе предложили руку и сердце за то, что ты подрочила? — до сих пор не верила своим ушам Брук. Даг явно чувствовал себя неловко. Я как всегда думал о своем: что если бы я предложил тогда Паллас выйти за меня, вытащить ее из этой жизни.

…Куда? Когда-то, когда мы были еще безумно влюблены друг в друга, Филомена подрочила мне в такси. Почему я тогда не предложил ей руку и сердце? Почему я ей вообще никогда этого не предлагал? Господи, как же я был глуп! Все могло быть иначе, она сидела бы сейчас вместе с нами в День благодарения, со смехом обсуждала бы с мамой постэякуляционные реакции мужей. Когда я дрочила Коннору в такси, он кончил, как только таксист остановил машину и велел нам убраться. Мы вышли, и Коннор сразу предложил мне выйти за него. Сейчас она бы увидела моего отца, медленно поднимающегося на ослабевших ногах, явно преодолевающего притяжение, как ракетоноситель на стартовой площадке. Он чуть не опрокинулся назад, но удержался.

— Это не… я не позволю.

Он хлопает по столу ладонью, чтобы привлечь наше внимание и внимание всех остальных сидящих в зале.

Японцы в полном недоумении. Какая интелесная типичная амеликанская семья.

Подлетает официант:

— Мистер Макнайт, все в порядке?

— О нет, все просто прекрасно! Просто великолепно! Моя жена желает рассказать всему миру о наших сексуальных отношениях! Милая семейная беседа о феляции на День благодарения.

Естественно, его слушает уже весь ресторан. Метрдотель семенит к нашему столу, а все обедающие оторвались от своей индейки и глупых скучных разговоров. Отец это замечает и готовит свой выход. У него взгляд, который я видел как-то пару лет назад, когда он метнул индейку через весь зал.

— Великолепно! Подрочить на заднем сиденье «бьюика». А на Рождество давайте обсудим оральный секс. Похоже, моей дочери очень нравится эта тема. Браво! Давайте все это перетрем, как вы, ребятки, нынче говорите. Очень современно. С моей стороны просто глупо придерживаться норм морали и нравственности, это старомодно. Отстал от времени! Все телевидение построено на этом, сплошное шоу уродов, выворачивающих свое грязное белье напоказ всему миру. Прекрасно! Рассказать Америке, своим сыну и дочери о сексуальной жизни их отца. Брук, Коннор, может, вы еще что-то хотите знать? Мама ничего не упустила в своем рассказе? Может, она не успела еще рассказать о моем достоинстве? Может, пойдем на телевидение и там все расскажем? Это будет оч-чень современно. Просто отлично! Может, прямо здесь устроим шоу «Слабо»?

Тут справа от отца наконец появился метрдотель, он хочет быстро вмешаться в скандал, но не успевает — отец расстегнул ширинку.

Японские дочки одновременно подняли руки, чтобы прикрыть свои рты, но не глаза. Их мать взвизгнула — я подумал, не проводит ли она сравнительный анатомический анализ. Весь зал притих.

Хоть я и привык к выходкам нашего семейства, но это шоу привело в замешательство даже меня. Отец для пущего театрального эффекта распростер руки. Метрдотель инстинктивно протянул было руку, чтобы прикрыть ею обнаженный член, но тут же отдернул назад, как укушенный — рассудительность возобладала над импульсом. Перед ним стояла неразрешимая задача — как прикрыть оскорбляющий общественную мораль член, не касаясь его. Отец, похоже, уловил замешательство в глазах метрдотеля и торжествовал еще больше. Его праведный гнев сменился извращенным ликованием. Отец-основатель превратился в мальчишку-анархиста. Ехидно скалясь, он опустил руки на бедра, бросая вызов поборникам морали.

Опомнившийся официант схватил со своей руки салфетку и осторожно прикрыл серое фланелевое белье отца. Наконец, через несколько мгновений, которые длились вечность, им удалось вывести отца из зала.