Разговор, слава богу, прервал дворецкий, который вошел и объявил обед.
Faux pas[1]
За столом я оказался между Анн Шеридан, дизайнером, и роскошной молоденькой блондинкой, которую я видел среди танцовщиц «Олимпа». Она сопровождала Чарли Лапидуса, владельца авиакомпаний, парфюмерных фабрик и киностудии. Как и я, она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Она мне сообщила, что учится на юридическом в Нью-Йоркском университете. На мой вопрос, не могли ли мы раньше где-то видеться, она холодно ответила: «Не думаю», — и прекратила всякое общение со мной. Анн Шеридан отметила мой костюм от Джона Бартлетта и во время перемены блюд громко попросила Кристину держать голову все время над столом. До меня, как всегда, дошло в последнюю очередь. Похоже, минет — лейтмотив сегодняшнего приема.
— Посмотрите-ка, он снова покраснел, — воскликнула Анн.
Я старался отмалчиваться, что было не так уж сложно, поскольку большинство тем, обсуждаемых за столом, мне не были близки. Но вдруг зашел разговор о судебном разбирательстве О. Джей Симпсона.
— Вы представляете, Дон Охлмеер до сих пор дружит с О. Джей?
— Он все еще верит в его невиновность.
— Да бросьте, мужик он не глупый.
— О. Джей или Дон?
— Угощайтесь.
— Нет, спасибо, я воздержусь.
— Он говорит, что и пальцем ее не трогал.
— В аду, должно быть, есть специальный круг для мужчин, которые бьют женщин, — сказал я.
Почему-то мой комментарий повис паузой над столом. Если бы я думал, что эта фраза могла быть истолкована двусмысленно, я бы не влез. Но те немногие, кто потрудился бросить в мою сторону взгляд, посмотрели на меня так, как будто я только что выступил в защиту какой-то детской глупости.
Прервала молчание наша хозяйка:
— Вы знаете, что Вупи Голдберг только что прошла комиссию дома Формана?
В машине, по дороге домой
— Что это была за шутка — или ты хотел испортить вечеринку? — спросила Джилиан, как только водитель захлопнул за ней дверь авто. — Только не говори мне, что ты не знал о том, что Лапидус чуть не выбил все мозги и говно из своей бывшей жены Саманты. Нужно жить на Луне, чтоб не знать об этой истории.
— Так вот почему со мной никто до конца вечера больше не общался?
— Да это на каждой городской стене было написано. О господи, хоть звони ему завтра утром и извиняйся за тебя. А что ты сказал его девчонке, что она надулась?
— Я думаю, она была расстроена, что я ее видел голой.
— Ты действительно безнадежен. И что мне в голову взбрело… О бог мой, как все болит, — и она покачала головой из стороны в сторону, затем придвинулась ко мне. — Может, с руками у тебя получше? Принеси пользу, помассируй мне шею. — Она повернулась ко мне спиной. Я стал осторожно массировать ее шею.
— Ты можешь лучше, я уверена.
Я надавил сильнее. При всей своей внешней грации и длине как у Нефертити, на ощупь шея Джилиан была сучковатой, как альпийская ель. Неужели и шея Филомены станет такой? Чтобы облегчить себе задачу, я представил, как разминаю ее шею после тяжелого дня съемок.
— Твои фанатки посылают тебе грязные картинки.
— Извини, не понял.
— Сегодня утром вместе с редакционной почтой пришла одна фотография, по своей откровенности вряд ли подходящая для публикации. Гуляла по офису. Ты, похоже, пользуешься успехом. Начинаю подозревать в тебе скрытые таланты. Она притянула мою голову к себе, и я почувствовал, как ее язык проник в мой рот.
— Мне несколько неловко, — сказал я, когда она наконец выпустила меня и потянулась к моим брюкам.
— Боишься за подружку?
— Я не уверен, что у меня есть подружка.
Она посмотрела на меня вопросительно:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ее сейчас пока нет.
— Но она вернется?
— Я бы этого хотел, — пожал я плечами.
— Черт! — сказала она, отпрянув. — Я и не подозревала, что ты один.
— А что, это… проблема?
— Я не трахаюсь с одинокими мужиками.
Наконец мы подъехали к ее дому.
— Не беспокойся, провожать не надо. Шофер отвезет тебя куда захочешь. — Она поцеловала меня в щеку сухими, как шкурка, губами, пока шофер держал дверцу.
— Если девчонка вернется, мое предложение в силе, ну а если нет — извини.
Дверь захлопнулась. Джилиан направилась к дому. Вдруг она вернулась и постучала в стекло, я опустил его.
— Будешь в следующий раз искать подружку, мой совет: избегай нарциссических профессий.
Типичное утро Уест-Виллидж
10.00. Подъем. Головная боль. Филомена тебя бросила, помнишь? Вероятно, просыпается с кем-то другим. С кем-то, кто влюблен по уши и лезет трахаться поутру, как делал когда-то ты. Боль в сердце. Снова спать.
11.15. Снова подъем. Понимаешь, что Филомена еще не вернулась? Что какой-то урод следует за ней по пятам. Что это он писал ей письма. Что она даже не сказала тебе об этом. О чем она еще не сказала тебе?
Стыдно спать так долго. Выползаешь из кровати, обозреваешь окрестности спальни: носки, ботинки, джинсы, газеты, пустые бутылки «Евиана» и «Абсолюта». Даешь клятву сделать сборку. Скоро. Точно. Открываешь верхний ящик бюро, там должна лежать фотография обнаженной Филомены, которую она подарила тебе на день святого Валентина два года назад. Помучаться, а может, подрочить. Незадача. Фотографии нет. Она тоже исчезла. Может, она забрала ее? Ладно, добавь это к списку потерь, сразу после неоплаченной половины арендной платы Фил и пропавшей диафрагмы.
Продолжение переписки
Кому: Бумагомарателю.
От кого: От Адвокатши.
Тема: Брук.
«Братец, наконец поговорила с Брук. Легче не стало. Господи, я тоже ненавижу насилие, но не полный рабочий день. Она все еще ходит к психоаналитику? Вытащи ее в кино или еще куда. Надеюсь, что она себе не причиняет вреда? Жаль, что с твоей подружкой так. В следующий раз попробуй черненькую. Понравится, вот увидишь».
Настоящая жизнь
11.20. Душ. Кончился шампунь. Запись в памяти: «Купить шампунь». Ого — там уже есть такая, сделанная еще третьего дня! Похоже, в голове бардак, не меньший, чем в квартире.
11.45. Газетная лавка. Покупаем «Таймс», потому что ты серьезный парень, и «Пост», потому что ты несерьезный парень.
11.48. Кофе-шоп «Акрополис». Потребляем кофе, багет и газетные новости. Беженцы Заира. Анн Николь Смит все еще в коме. Уитни бросит Бобби Брауна, если тот не ляжет в клинику «Бетти Форд». Банда школьниц из Куинса изуродовали лицо своей одноклассницы.
Ты смотришь на лицо Филомены на рекламе рядом с звездой сериалов и Мэтью Бродериком. Лучшая компания — в «Акрополисе».
А как же я, Фил? Что ты мне посоветуешь?
Здесь, в Уест-Виллидж, в полдень клиентура кофе-шопов более важная, чем в фаст-фудах, где на скорую руку выпивают кофе, с подозрением разглядывая свой бублик, хотя все-таки есть некоторое количество народа, начинающего работать с раннего утра и уже поедающего свой второй завтрак — гамбургеры и сэндвичи с тунцом. Перед выходом последний взгляд на фотографию улыбающейся Филомены. Лучшая компания…
12.48. Снова дома. Изучаем почту, изобилующую просьбами дать денег. Кому же дать-то: «Гей менс хелс ин крайсис», «Амнести интернешнл» или родному университету? «Мистер Макнайт, мы были бы благодарны за пожертвование в размере тысячи долларов и больше». Да я б с радостью, вот только, судя по весточке из моего банка, на счету у меня задолженность в семьсот баксов. К тому же надо за электричество и телефон заплатить. Кто-то же должен это сделать, филантроп, например, какой, типа того парня, который выписывал премии раненым полицейским и жертвам хулиганов. Еще письмо от телефонной компании, отправленное десять дней назад. Что у нас с телефоном? Так, вроде еще не отключили. Найти бы чековую книжку во всем этом развале. Хм, письмо? Получено неделю назад?