Команда ввода: «Фил»
Я встретил ее в Токио в метро на Гинза Лайн между Осакой-Митсуке и Шимбаши. Я уже больше шести лет искал нечто в Японии. Вероятно, в конце концов этим нечто должна была стать девушка с американского юго-запада.
Одним судьбоносным утром я проснулся в Киото с ощущением, будто я чужой на этой планете, — таким бессмысленным и странным показалось мне содержание предыдущих серий моей жизни. Потеряв веру в необходимость погони за японской литературой, я обратился к очевидной простоте дзена.
А позже, проведя семь месяцев в Камакурском монастыре, я решил, что еще не готов оставить мир разнообразия и иллюзий.
Встреча с Филоменой укрепила меня в этом убеждении. Если это было не сатори, то нечто типа светового знамения.
Естественно, я не мог не заметить ее, единственную гайджинку (иностранку), помимо меня, в подземке: на голову выше аборигенного населения, черное модельное портфолио крепко прижато к груди. По моим впечатлениям, в той ситуации она была воплощением американской красоты, о которой я уж и забыл. И впервые за долгие месяцы я почувствовал тоску по дому, тщетно пытаясь не пялиться на нее совсем уж откровенно. Несмотря на то, что она была прекрасна, я уверен, что видел даже больше, чем остальные — секретный аспект ее красоты, который доступен только мне. И я впал в уныние, представив, что скоро она скроется с глаз моих навсегда «С точки зрения знания, — говорит Кашиваги в романе Мисимы «Золотой храм», — красота не является утешением». В тот момент я чувствовал себя как калека перед Золотым храмом. Сконфуженный, я отвел глаза, и неожиданно она среагировала на мои пристальные взгляды.
— Простите, вы не знаете, когда будет остановка «Гинза»?
Прошло какое-то время, прежде чем я смог оторвать помутившийся взор от потерявших смысл значков на странице «Японского кино», поднял голову и взглянул на нее. Хотел спросить: «С чего вы взяли, что я говорю по-английски?» После стольких лет в Японии я, как идиот, любил представлять, что превратился в кого-то другого. Но я был потрясен тем, как она задала свой вопрос, было в этом нечто магическое, что-то, что существует меж двух полюсов: всеамериканской непосредственности и обаяния прекрасной женщины.
Японский работяга атакует
Кое-как обретя голос, я сказал, что «Гинза» — это следующая станция. Она отвернулась, и я осознал недостижимость цели, парализованный ее сиянием. От того, чтобы потерять ее навсегда, меня отделяли сорок секунд, и тут мне на спасение пришел отрицательный герой — протагонист. Украдкой поглядывая на ее бедра, я увидел руку, которая появилась и ущипнула ее за попу. Она взвизгнула, а я ринулся на защиту.
«Anata no kobun shiteru», — сказал я мужику, который удивленно воззрился на меня — говорящий гайджин! Я взял ее за руку и отвел на символически безопасную дистанцию.
— Что ты сказал ему? — спросила она, когда мы уже сидели в кофейне неподалеку от станции.
— Я сказал ему, что знаю его босса, это примерно то же, что сообщить американскому бабнику, что знаешь его жену. Здесь, в Японии, цензура жены не очень котируется.
Оклахомская провинциалка за границей
Сбежав из крохотного оклахомского городишки, Филомена пыталась в Японии рекламировать свое модельное портфолио и банковский счет. Она уже два месяца жила здесь, снимая жилье с тремя другими девушками. Будучи человеком до скукоты правильным, я обожал ее маленькие шалости. Она была из той породы девиц, которые могут влезть в начало очереди и умудриться никого не обидеть при этом. «Ой, а вы ведь не будете против? Правда? Спасибо огромное! Видите, я же говорила, он не будет против». Не так уж много парней было бы против уступить очередь Фил. Она вовсе не была в неведении относительно своей силы. Она научилась пользоваться тем, что ей было дано.
Поначалу
Описав отрицательные стороны Филомены как сексуального партнера, точнее как конкретного сексуального партнера, я должен рассказать и о положительных ее качествах: в первую ночь, которую мы провели вместе, я понял: все то, что я раньше называл сексом, было всего лишь пародией на то, что я испытал с Филоменой. В ту ночь все началось плохо, вернее я думал, что плохо: мы сидели на холодном полу моей квартиры, пили чай, и Фил рассказывала мне о своих предыдущих парнях, включая и того, которого она делила со своей подружкой.
«Я видела этого парня в спортивном зале, — сказала она, — он был такой сексуальный. Мы все время поглядывали друг на друга, но никогда не заговаривали. Однажды мы вышли из зала вместе. Не говоря ни слова, он повел меня к себе домой, где просто разложил на кровати. Так было несколько раз. Потом я как-то обедала со своей подружкой Синди в ресторане, рассказывала о нем, как вдруг он появился и уставился на меня. Я встала и пошла в женский туалет. Он последовал за мной, закрыл дверь. Это был просто секс, и это было просто великолепно. Чистый секс и больше ничего».
Мне хотелось ее остановить, но было уже поздно, как будто я наблюдал разгоняющийся по склону горы автомобиль. Я был не в силах ни вмешаться, ни перевести тему разговора.
«Он был слишком хорош, им хотелось поделиться, — продолжила она. — Я попросила его подождать. Вернулась к столику и предложила Синди сходить в женский туалет. Это было как сообщить подружке новость о суперраспродаже в модном магазине».
Правда это была или нет, но история лишила меня мужества настолько, что я бы так и не притронулся к Филомене, если бы она сама не проявила инициативу. Только теперь я понимаю, что она отдавала себе отчет в своих действиях. Она (выражаясь ее собственными терминами) уложила меня на лопатки только затем, чтобы дать возможность восстать из пучины отчаяния чуть позже. Когда мы, целомудренные в своем нижнем белье, наконец переползли на футон, я дрожал в предвкушении крушения. Минуту, а может и все пять, мы лежали бок о бок в кромешной темноте, после чего она повернулась и притронулась к моей щеке возле уха. Я замер. Когда же она прикоснулась к моему бедру, я чуть не разучился дышать. Меня разозлила ее история: и сам факт, что она спала с другими мужчинами до меня, и то, что она вынудила меня узнать об этом. Но я не мог продержаться долго, и она знала это. Когда она кончиком языка прикоснулась к мочке моего уха, меня затрясло.
В конце концов я набросился на нее, но она внезапно отдалилась, будто потеряла интерес. Обезумев от страсти, я атаковал снова и снова, и, неожиданно уклонившись от одного из выпадов, она приняла вызов, перекатившись, оседлала меня и начала пытать, скользя ритмично и продуманно и застывая в те моменты, когда я ускорялся, избегая кульминации так искусно, что казалось, будто наши движения — это единое дыхание, освобождающее меня из паутины крепких нитей, которыми она меня опутала.
Когда все было закончено, я чуть было не заплакал от благодарности и облегчения.
Она потеребила мои волосы:
— Разве не сказано, что все всегда заканчивается?
— Конец — это лучшая часть.
В сумраке зари я увидел, что она качает головой: — Нет, самая лучшая часть всегда где-то между серединой и концом, но мы никогда не можем точно знать, когда придет конец.
Еще позже я спросил ее, зачем она рассказала мне ту дикую историю.
— Это сработало, не правда ли?
— Так это была правда?
Вместо ответа она положила руку на мой член.
Что она нашла в Конноре
Возможно, на нее произвели впечатление его знания, его легкость в обращении с чужим языком. В контексте «странник в странной стране» Коннор был весьма незаурядной фигурой. Способный защитить в случае домогательств в метро, выбрать еду по меню, не сверяясь с пластиковыми муляжами на витрине ресторана, уточнить направление и выругаться, когда это необходимо (последнее сделать не так-то просто, потому как японский язык удивительно беден в плане бранной лексики и, в противоположность тому, перегружен восхвалительной и превозносящей лексикой). В общем, все это к тому, что он очень сомневался, что все обернулось бы так же, если бы они познакомились в Штатах. Предыдущие его амурные истории отнюдь не распаляли зависть в сердцах других мужчин, а его относительный успех в Японии объяснялся новизной: будущие домохозяйки не прочь были поразвлечься с иностранцем. Однако в сравнении с теми мужчинами, что знала Филомена, Коннор был практически святой.
