Внезапно поднявшийся холодный ветер, казалось, проник под одежду Кэт, и она обхватила себя руками за плечи. Вспоминая весь свой обширный словарь нецензурных слов, она пыталась подобрать подходящее случаю, но тут раздался еще один женский голос, и она дернулась. Нервы никуда не годятся!

– Какая красивая церемония!

Кэт резко развернулась и увидела невысокую стройную женщину с очень светлыми волосами до плеч. В глаза бросились ее крупные золотые серьги. У нее были ярко накрашенные глаза и лицо немного неестественного бежевого оттенка. Кэт подумала, что она красивая, но какой-то немного пугающей красотой. Как продавщицы косметики в больших универмагах.

Кэт заметила, как Виктория сжалась.

– Ты что здесь делаешь? – со злостью поинтересовалась она.

«Боже, – подумала Кэт, – если бы она не была так удивлена ее появлением, то скорее всего смеялась бы сейчас».

– Я хотела выразить соболезнования, ведь мы обе потеряли человека, который занимал особое место в нашей жизни, – объяснила Мэдди, еще одна женщина Лео.

Виктория распрямила плечи – какая же она все-таки высокая – и подняла подбородок.

– Я не нуждаюсь в твоих соболезнованиях! – Казалось, она совершенно забыла о присутствии Кэт. – Ты так и не поняла, что ничего не значила для него! Он продолжал встречаться с тобой, потому что чувствовал себя виноватым и хотел исполнить свой отцовский долг!

Кэт увидела, что глаза у Мэдди вспыхнули. Что это было: боль или гнев?

– Мне не следовало прерывать вашу беседу, – тихо сказала Мэдди. – Я просто хотела выразить свое сочувствие, потому что знаю, как тяжело тебе и детям. Вот и все.

Плечи Виктории снова опустились.

– С ней все по-другому, – произнесла она, кивнув в сторону Кэт. – Она молода и мало что понимает. Но ты осознавала, во что ввязываешься. Знала, что Лео женат и у него есть дети.

Мэдди покачала головой:

– Не женат.

Виктория зло прищурилась:

– Нам не нужны были официальные бумаги, чтобы подтвердить наши чувства.

Мэдди неожиданно развернулась к Кэт, и та съежилась от ее пристального взгляда.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что с ней все по-другому?

Виктория на мгновение замерла, а потом откинула назад голову и громко рассмеялась. У нее были большие, ослепительно белые зубы прямоугольной формы.

– Ты о ней не знала? – Пряди волос, выбившиеся из прически, разметались в стороны, серебряные серьги звенели. – О боже! Ты была не единственной его любовницей!

Пораженная этой новостью, Мэдди отступила на шаг. Кэт решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы уйти, но почему-то не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к земле. У Кэт так замерзли руки и ноги, что она не чувствовала пальцев. Она взглянула в сторону выхода и увидела, что почти все машины разъехались и территория крематория опустела.

Женщина со светлыми волосами, которую звали Мэдди, снова заговорила, но на сей раз очень тихо:

– Он называл меня «моя дорогая девочка».

Кэт перестала разглядывать горизонт и уставилась на Мэдди. На ярко накрашенном лице женщины проступили красные пятна. Внезапно она утратила лоск безупречной деловой женщины и теперь вызывала жалость. В дорогом бархатном жакете цвета спелой сливы и накрахмаленной белой блузке она смотрелась маленькой девочкой, которая взяла одежду из гардероба матери.

По рукам Кэт побежали мурашки – она не могла поверить тому, что сейчас услышала.

– Но меня он тоже так называл! – Ей казалось, будто она слышит свой голос со стороны, словно он принадлежит кому-то другому.

Кэт взглянула на Викторию, самую старшую из них троих, в надежде, что та как-то поддержит ее, но этого не случилось.

– И меня! – сообщила она.

Все трое стояли молча. Кэт казалось, что ей на плечи лег такой тяжелый груз, что он ломает ей ребра и сдавливает легкие, – она едва могла дышать.

«Моя дорогая девочка». Лео называл так только ее одну. Недавно прислал ей открытку, на обороте которой его сильная рука музыканта вывела именно эти слова. Кэт очень дорожила этим посланием и хранила его под подушкой.

Мэдди развернулась и, спотыкаясь, двинулась по траве к выходу. Виктория последовала за ней. Кэт не хотела идти за ними, но, похоже, у нее не было выбора. Она словно оцепенела, и ей нужен был кто-то, кто мог подсказать, что ей сейчас делать.

У выхода все еще стояли люди. Кэт заметила детей Виктории, Ральфа и Саломею, и почти бегом бросилась к воротам, проклиная свои ужасные туфли с неудобными каблуками.

– Стой!

Повернувшись, она увидела Викторию, которая широкими шагами направлялась к ней. Какие же у нее длинные ноги! Неожиданно Виктория потеряла равновесие и чуть не упала. Кэт подумала, что эта женщина кажется очень неуклюжей, будто не может совладать со своим телом. Может, все-таки убежать? Но она замерла на месте.

– Ты справишься? – Большие серые глаза Виктории были полны сочувствия.

Эта женщина не в себе! Кэт сглотнула, глядя в землю:

– Да… Нет, не знаю…

А потом она побежала в сторону выхода, вверх по длинной извилистой дороге, ведущей от крематория. Не оглядывалась и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась на автобусной остановке. Проскользнув на сиденье в заднем ряду, Кэт уставилась в окно. Никто не взглянул на нее, никто не знал, кто она такая. Именно это ей сейчас и было нужно.

Дорога до дома заняла целую вечность. Зеленый район Мортлейк находился очень далеко от Бетнал-Грин. Для Кэт он будто находился на другой планете. Но она не возражала против долгой дороги, потому что у нее было время подумать. Кэт казалось, будто ее кидает из стороны в сторону, внутри вращается барабан стиральной машины, наполненный грязной водой. Нужно постараться привести мысли в порядок.

Лео больше нет. Прах в крематории – все, что от него осталось. Виктория знала о ее существовании. Это представляет ситуацию совершенно в другом свете. Кэт встретилась с Мэдди, та явно не подозревала о том, что у Лео была еще одна возлюбленная. И он называл каждую из них «моя дорогая девочка»! Что все это значит?

Кэт закусила губу. Виктория и Мэдди живут в каком-то своем иллюзорном мире, если считают, что значили для Лео столько же, сколько она. Он просто по привычке употреблял эти ласковые слова, как если бы называл их «дорогая» или «малышка». Но она все это время считала такое обращение очень личным, словно Лео берег эти слова лишь для нее одной. Кэт нахмурилась и вжалась в сиденье, покусывая тыльную сторону ладони, – это было давней привычкой, от которой она никак не могла избавиться.

Кэт вышла из автобуса и спустилась в метро на станцию «Хаммерсмит», не замечая никого и ничего вокруг себя. Пару раз даже врезалась в идущих навстречу людей, но не стала останавливаться и извиняться. Если кто-то выругался ей вслед, она этого не слышала.

До станции «Боу-роуд» на линии Дистрикт, по подсчетам Кэт, было девятнадцать остановок. Если от одной станции до другой поезд идет две-три минуты, то в пути она проведет минимум сорок минут. Колеса поезда застучали, и Кэт снова погрузилась в раздумья.

Лео. Кэт помнила их первую встречу так хорошо, будто она произошла вчера. Это произошло утром в понедельник в середине декабря. Почти год назад. Или целое столетие. Она приводила в порядок книги на одном из столов у входа в магазин: переставляла старые и раскладывала новые поступления под табличкой «Рекомендуем прочитать».

На улице хлопнула дверца автомобиля, и Кэт подняла голову. Сквозь стекло она увидела, что из черного такси вышел мужчина. Расплатившись с водителем, он направился к стеклянным дверям магазина. Никогда в жизни Кэт не видела таких необычных людей. Его длинное, до лодыжек, черное пальто не было застегнуто, и полы развевались при ходьбе. В черной шляпе с широкими полями, а в руке – трость с серебряной ручкой. Он выглядел так, будто жил в Ислингтоне лет сто назад и только что прибыл сюда на машине времени или спустился со сцены, где участвовал в костюмированном представлении.