– Я буду бейгл с органическим лососем и сливочным сыром и никарагуанский кофе, – сказала Трейси, изучая меню. Ее круглые щеки раскраснелись от холода. – И горячую солонину.

Еда обычно поднимала ей настроение. Кэт мечтала о том, чтобы ее желания можно было так же легко удовлетворить. Она просмотрела список блюд сверху вниз, а потом снизу верх.

– Мне апельсиновый сок и простой бейгл с маслом.

– Как насчет яичницы и жареных томатов, которые ты обычно заказываешь?

– Сегодня не хочется!

Пока Трейси делала заказ, Кэт разглядывала объявления на стене: медитация, занятия йогой где-то поблизости, уроки игры на фортепиано и какой-то необычный массаж. Мужчина справа от нее с большой кустистой бородой оживленно обсуждал с сидящей напротив дамой ограничения на парковку. Кэт отключилась от всего происходящего вокруг. Но от голоса Виктории, зазвучавшего у нее в голове, у нее началась головная боль.

– Нет завещания… Нет денег… Он предал нас обеих.

Наконец вернулась Трейси с двумя бейглами на белых фарфоровых тарелках, которые она со стуком опустила на стол.

– Вот и отлично, – сказала она, перебираясь через скамейку и усаживаясь рядом с Кэт.

Кэт промолчала, и Трейси вздохнула, понимая, что ее стратегия «радоваться всегда и всему», позаимствованная у Полианны, провалилась.

– Итак, Лео не оставил денег. У нас не будет каникул, что просто ужасно. Но, Кэт, это ведь для нас не новость? Мы все равно хорошо проводим время, даже если у нас только пятьдесят пенсов в кармане.

– Но куда же они подевались?

Трейси обняла ее за плечи.

– Жизнь – отвратительная штука, – заявила она таким тоном, будто это была прописная истина. – Скорее всего тайну Лео унес с собой в могилу. Тебе нужно двигаться дальше, дорогая. Да, на это потребуется время, но ведь, как говорится, в море еще полно рыбы.

Кэт показалось, будто она уже когда-то слышала эти слова. Но где? Скорее всего мама говорила так, когда Кэт было лет восемь или девять и очередной прыщавый мальчишка разбивал ее сердце. Неожиданно у них за спиной раздался громкий голос:

– Привет!

Кэт резко развернулась, а Трейси просияла:

– Рик!

Рик был высоким, около шести футов одного дюйма, хорошо сложенным парнем с мышино-серыми волосами до плеч и козлиной бородкой. Как всегда, в джинсах и черной кожаной куртке. Он был художником, но картины продавались не очень успешно, и музыкантом, вот только его рок-группа редко давала концерты, так что Рик зарабатывал себе на жизнь доставкой пиццы.

Иногда он впадал в депрессию и ходил мрачный, не желая ни с кем общаться, и в такие моменты их с Трейси отношения расстраивались. Она не выносила, когда Рик с ней не разговаривал, потому что сама любила поболтать.

Обычно они шумно ссорились, потом несколько дней Трейси плакала в телефон и считала, что между ними все кончено. Затем, к облегчению Кэт, тучи рассеивались, и они продолжали общаться как ни в чем не бывало.

– Давай сходим куда-нибудь выпить? – улыбнулся Рик, не сводя глаз с нетронутого бейгла на тарелке Кэт.

Она подвинула к нему тарелку, и он очистил ее за несколько секунд. Трейси повернулась к Кэт:

– Может, на пару часов зайти в паб? Тебе это пошло бы на пользу.

Они с Риком не виделись с четверга, потому что он был занят на работе. Трейси не терпелось поскорее обнять его, и Кэт не хотела оказаться третьей лишней. К тому уже у нее на голове ужасный беспорядок. Она поднялась:

– Да, конечно. Вы идите, а я присоединюсь к вам позднее.

Кэт солгала, потому не собиралась этого делать – у нее были свои планы. Но Трейси все равно осталась довольна ответом.

– Мама, смотри, белая пуансеттия!

Возвращаясь с рынка, Кэт купила цветок в золотом горшке. Она поставила его в центр стола и с удовольствием разглядывала.

– Как мило! – сказала мама и отвела взгляд от телевизора. – Очень празднично!

Что ж, она еще не забыла, что скоро Рождество.

Кэт заглянула в кухню и с облегчением заметила, что мать готовила себе еду: крошки хлеба на столе, грязная сковорода в раковине. Открыв холодильник, увидела, что не хватает нескольких яиц и упаковка с сыром открыта. Мама отрезала себе совсем крошечный кусочек – столько чеддера могли сжевать и Родди с Седриком.

Кэт вернулась в комнату, где пожилая женщина по-прежнему смотрела телевизор, и принюхалась.

– Когда ты в последний раз принимала ванну? – спросила она, наморщив нос.

– Ванну? – Мать постучала пальцем по виску. – Думаю, сегодня утром. – Она улыбнулась: – Да, именно так. Я была в ванной и мыла волосы сегодня утром.

Кэт нахмурилась: волосы матери длиной до плеч казались жирными и были убраны от лица с помощью множества перекрещенных заколок-невидимок. Кэт зашла в ванную и провела пальцем по дну ванны. Она оказалась пыльной. Что ж, все ясно. Включив душ, Кэт вымыла ванну.

– Я наберу тебе воду! – крикнула она.

Мать легла в теплую воду и немного расслабилась.

– Приятно пахнет, – улыбнулась она, когда Кэт вылила ей на голову шампунь и принялась взбивать его. – Какой у него вкус?

Кэт замерла.

– Мама, это не вкус. Он пахнет миндалем. Ты разве не чувствуешь? У него миндальный запах.

– Ах да, миндаль, – кивнула мама. – Миндаль. Я очень люблю его.

Кэт нашла чистую одежду и помогла матери одеться. Грязное белье положила в стиральную машину вместе с мокрыми полотенцами и еще кое-какими вещами. Затем она вымыла ванну и раковину и протерла пол.

Мама снова устроилась в кресле, и Кэт принесла ей чашку чая и шоколадное печенье.

– Я приду завтра, – пообещала она, наклоняясь к матери и целуя ее в расчесанные, приятно пахнущие волосы.

– Ладно, дорогая. А ты сейчас в офис? Хорошо тебе провести день!

Пока Кэт шла к метро, Виктория стояла совершенно в другом районе на улице, с двух сторон обсаженной деревьями, напротив дома с элегантной дверью, выкрашенной в темно-серый цвет. Людей на улице было мало, многие еще спали или читали утренние газеты, так что никто не удивлялся, что она делает здесь в такой час одна.

Виктория гадала, сколько денег Лео вложил в этот дорогущий дом, и с горечью думала о своей входной двери, которую уже давно пора было покрасить. Раньше это не волновало Викторию, и теплый, хоть и немного обветшалый дом и обстановка в нем вполне устраивали ее. Но дом Мэдди с элегантным входом словно насмехался над ней. Саломея отправилась на целый день в гости к подруге, так что у Виктории было много времени. Она не планировала заранее, позвонит ли в звонок или дождется подходящего момента, но, оказавшись на месте, поняла, что не следует торопиться.

Наконец дверь открылась, и из дома вышла женщина в темно-синем плаще и джинсах – это была Мэдди – с маленькой девочкой-блондинкой. В этот момент мужество Виктории покинуло ее, у нее закружилась голова. Пораженная сходством дочери Мэдди и Саломеи, она даже попятилась. Хотя Фиби была на год моложе и немного ниже, у нее оказалась такая же тонкая фигурка, прямая спина и светлые волосы, стянутые в «хвост» на затылке. Издалека ее можно было принять за Саломею.

Наблюдая за Мэдди, которая наклонилась завязать Фиби шнурок, Виктория сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мэдди возилась долго – видимо, пальцы у нее совсем замерзли. Внезапно Виктории показалось, что у нее есть мимолетное преимущество. Сейчас или никогда! Стиснув кулаки, она выпрямила спину, перешла улицу и, резко затормозив перед Мэдди, с негодованием посмотрела на нее. Та ахнула.

– Ты понимаешь, что оставила меня без денег! – крикнула Виктория. Испуг Мэдди и осознание того, что с ней обошлись несправедливо, придавали ей силы.

– О чем ты?

– Он ничего нам не оставил! – Краем глаза Виктория заметила, что Фиби заволновалась, и смутилась. Но ведь по-настоящему пострадавшими оказались ее дети!

– Лео не оставил завещания, и его банковский счет пуст! – продолжила она. – Ты всего нас лишила!