Литмир - Электронная Библиотека

Многие ученики с улыбкой гладили животных, а потом с такой же улыбкой их пытали. Уши закладывало от криков несчастных зверьков. Вы знаете, как кричит обезумевшая от боли кошка? Её плач не отличить от человеческого. Видя восторг в глазах детей, я преисполнился к ним ещё большей ненавистью. И ничего не мог сделать. Если бы я отказался мучить животных, меня заставили бы делать это с утра до ночи, пока я не очерствел, поборов слабость, или не сломался, доказав свою несостоятельность. Ненавидя себя, проклиная свою никчёмность, я сжимал в руках мерзкий инструмент и приступал к экзекуции.

С тех пор мне каждую ночь снились кошмары. Я думал, что сойду с ума, но, к своему стыду, умудрился извлечь пользу из этой ситуации. На втором занятии я заявил о желании получить в качестве подопытного человека. Разумеется, мне его не дали, возможно, даже сочли меня самонадеянным хвастуном, но я требовал человека на каждом занятии и, в конце концов, добился своего. Спустя месяц в храм привезли женщину. Мэй, одна из учениц, проговорилась, что это её мать. И я не мог не воспользоваться столь ценной информацией.

Мэй я ненавидел. Крикам умирающих животных всегда сопутствовал её смех. А поймать её, как других своих врагов, мне не удавалось, она была очень осторожна. И вот теперь появилась возможность наказать её. Когда мне отдали женщину, я с улыбкой предложил Мэй составить мне компанию.

Кто бы что ни говорил, а пытать родного человека тяжело даже фалийцу. За побледневшей Мэй наблюдали и жрецы, и ученики. Вы уже должны были уяснить, что в Фальции одно решение может привести к стремительному взлёту или к столь же стремительному падению. Мэй согласилась. Но довести экзекуцию до конца не смогла. Не знаю, каким испытаниям после неудачи подвергли её жрецы, но, думаю, в результате она сломалась, так как больше я о Мэй не слышал.

А мне этот случай помог поднять авторитет и отказаться от работы с животными. Больше никто из жрецов и учеников не заикался о моих родителях. Однако, когда я стал полноправным некромантом, регулярно объявлялись желающие оспорить моё право на это звание. И каждому, кто презрительно кривился, услышав о Меркопте, плоде союза двух некромантов, я доказывал необоснованность их претензий. Но до убийств дело не доходило, такие шалости прощаются только детям.

Теперь вы знаете, в каких условиях я вырос. Я не пытаюсь оправдать этим свои преступления, но, надеюсь, мой рассказ хоть немного поможет вам понять меня.

Вы уже поняли, что я получал удовольствие, пытая людей. Для большинства некромантов пытки – это рутинная работа, которую они с радостью сваливали на помощников. Но мне нравилось доставлять боль и наблюдать за поведением жертв. Только криков я не любил и всегда заглушал их, как сделал это с Дайвином, своей первой жертвой. Если, конечно, от пленника не требовалось получить какие-то сведения. Тогда приходилось терпеть его вопли.

Это порочное пристрастие и повлияло на выбор предмета моих некромантских изысканий. Я изучал влияние страданий жертв на магические потоки. Воздействуя на разные болевые точки, я обнаружил, что тёмная энергия реагирует неодинаково. И не только на боль. Потоки отзывались и на негативные эмоции: страх, отчаяние, ярость. На каждую по-разному. Это было интересно. Я использовал людей, эльфов, орков, гномов; мужчин и женщин; стариков и детей; и сделал вывод, что немаловажное значение имеет личность пытаемого. Но общую закономерность я так и не вывел. Сильные результаты, как и слабые, случались в каждой подопытной группе. Поэтому я продолжал опыты, стараясь найти между схожими случаями связь, и при этом наслаждался самим процессом.

Признаюсь ещё в одной моей слабости – сам я до ужаса боюсь боли. И я постоянно жил в страхе, что эта слабость раскроется. Такова ещё одна из причин, подтолкнувшая меня к выбору рода деятельности. Некроманты обязаны легко переносить боль, она наш верный спутник. Например, истязать себя, чтобы почерпнуть силы при отсутствии жертв. А при разрыве связи с сотворённой нежитью некромант всегда испытывает боль. При всех моих талантах, парализующий ужас перед болью сильно ограничивал мои возможности, как некроманта.

Моя жизнь текла размеренно и однообразно, год за годом, но в один момент всё изменилось. Я как сейчас помню тот пасмурный день, такой же мрачный, как и любой другой в Мёртвой пустыне. Затянувшие небо тучи уже неделю скрывали солнце, но так и не исторгли ни единой капли дождя. Сухой ветер гонял пыль по растрескавшейся серой земле.

В этом неприветливом месте мой отряд разбил лагерь. Склон холма усеяли пёстрые палатки. В центре возвышались шатры некромантов из чёрной и фиолетовой ткани. Их охватывало кольцо палаток пониже и попроще – для пленников, походных лабораторий и служебных нужд. Справа по склону расположились кособокие орочьи юрты из звериных шкур. Левую сторону занимали низкие холщовые палатки обслуги из числа людей.

Орочьих юрт было меньше десятка – большинство орков во главе с некромантом Сольвером отправились в рейд за пленниками. Со дня на день мы ожидали их возвращения. Я скучал без работы – последний мой испытуемый умер три дня назад. Эйфорию, которую я испытывал в процессе экзекуции, не могло заменить ничто, и я с нетерпением ждал новых жертв. Другие некроманты занимались исследованиями и наружу почти не выходили. Вокруг сновали слуги, бледнея и раболепно склоняясь, стоило им узнать меня. Конечно, все в лагере знали о моих пристрастиях, а потому боялись меня рассердить. Их трусливое желание угодить неимоверно раздражало, но сделать я ничего не мог – слуг и так не хватало.

– Изнываешь от безделья? – прошелестел над ухом вкрадчивый голос.

Я подскочил и с раздражением обернулся. Мой помощник, как всегда, подкрался бесшумно. Разумеется, он виновато развёл руками, но в его глазах не было ни капли сожаления.

Впрочем, глупо ожидать от вампира проявления человеческих чувств. Хотя, он мог бы предупредить о своём приближении, а не появиться внезапно за спиной.

– Вайрис, твоя скалящаяся ухмылка – совсем не то, что я предпочёл бы сейчас видеть, – произнёс я.

Вайрис улыбнулся ещё шире, сверкая белоснежными зубами. Теперь слуги и вовсе старались исчезнуть из нашего поля зрения. Вайриса они боялись ещё больше, чем меня. Если я убивал кого-то из них редко и по прихоти, то Вайрису кровь нужна была регулярно.

– Я, на твоём месте, порадовался бы, – сказал вампир. – Я спас тебя от необходимости лицезреть этих ничтожных подхалимов. И не смотри на меня так, я знаю, хоть ты и не подаёшь вида, они тебя раздражают.

Как правило, некроманты берут в помощники либо молодых коллег, либо магов крови. Свалив кровавую работу на помощника, сам некромант получает возможность посвятить всё время научным исследованиям. Я же, по понятным причинам, занимался жертвами самостоятельно. Мог бы и вообще обойтись без помощника, но Вайрис… Чем-то он меня привлёк. Думаю, причина в том, что, пытая жертв, я пресыщался наплывом сильнейших чувств. А общение с абсолютно безэмоциональным вампиром стало своеобразным отдыхом.

Вайрис, надо отметить, оказался исключительной личностью среди потомственных вампиров. Он мечтал стать некромантом, что, разумеется, было невозможно – нельзя властвовать над нежитью, будучи ею. Но это не мешало ему увиваться за некромантами, с энтузиазмом оказывая помощь в их исследованиях. Вот только мало кто из моих коллег мог долго терпеть присутствие рядом нежити, обладающей собственной волей и разумом. Ну а я к нему привязался. Вайрис с жадностью следил за моими экспериментами, когда я позволял на них присутствовать. Кое-что он пытался сделать и сам, хотя, по-моему, единственная нежить, которую может создать вампир – это другой вампир.

– Не смотри на меня так сердито, – Вайрис пригладил шевелюру. – Я просто хотел сказать, что Сольвер сегодня вернётся.

– Сегодня? – я недоверчиво нахмурился. – Откуда ты знаешь?

Глаза Вайриса загорелись.

– Я уговорил Сольвера взять с собой мой камень души. В целях эксперимента. И я убедился в том, что давно предполагал – между мной и моей душой ещё есть связь. Я чувствую камень, когда Сольвер воздействует на него магией.

4
{"b":"626998","o":1}