Вообще, в Кореличском районе Гродненской области на основе магнитометричекой разведки и последующим разведочным бурением мы нашли еще несколько железоружных месторождений. Большекупинское, начинающееся с глубины в сто пятьдесят метров, с запасами где-то триста миллионов тонн, и это мы провели разведку на глубины только до трехсот метров. Долгиновское месторождение — тоже начиналось с глубин в сто пятьдесят метров, но оно было крутопадающим — под углом шестьдесят-восемьдесят градусов, что осложняло бы добычу. Эти месторождения были пока менее интересны — кроме железа и титана там было меньше других металлов, да и того же титана — от силы пара процентов. Вот Кольчицкое месторождение было интересно повышенным содержанием ванадия — до двух процентов, и до полупроцента — меди, цинка, свинца и молибдена — а это считается хоть и бедным, но все-таки уже месторождением, и прежде всего на них мы и нацелили разработки.

Все эти ильменит-магнетитовые месторождения находились в рядом расположенных областях Кореличского района. Восточнее, ближе к Минску, располагались магнетит-кварцитовые месторождения. Тут фундамент располагался уже поглубже — на глубинах в двести двадцать-триста шестьдесят метров — именно на таких глубинах на поверхности фундамента и были найдены выходы рудных тел (напомню — все это еще закрывается осадочными породами толщиной двести двадцать и более метров). И здесь геологические процессы разбивали рудные тела уже на большие расстояния — смещения рудных блоков были до шестисот метров, а это значит, что проще пробить новую вертикальную шахту, чем идти после окончания очередного рудного тела к следующему рудному телу горизонтально сквозь недра. Общая мощность рудного горизонта — до ста тридцати метров, но между рудами есть безрудные прослойки мощностью от полуметра до трех метров, причем сами отдельные рудные прослои железистых кварцитов выклиниваются достаточно быстро, то есть смена рудных и нерудных слоев идет как по вертикали, так и по горизонтали. Соответственно, придется вынимать очень много пустой породы. Интересен только из-за марганца, которого тут содержалось 0,15 %.

Но потом, в апреле сорок второго, мы нашли Рубежевичское железорудное месторождение — в Столбцовском районе Минской области. Оно было еще глубже — фундамент начинался уже на глубинах триста шестьдесят метров, так вот над железорудным горизонтом мощностью почти сорок метров была обнаружена полиметаллическая минерализация мощностью в полметра, с халькопиритным оруднением. Мы нашли медь в еще больших количествах. Естественно, все ресурсы были переброшены сюда. Прокопать вертикальный ствол, установить лифтовое, транспортерное, воздуходувное оборудование — на это потребовалось более месяца — наши комбайны вертикальной проходки обеспечивали примерно тридцать метров в сутки — с разбивкой, рыхлением, сбором породы, ее загрузкой на транспортер и подъем по десятиметровым звеньям вертикальной транспортерной системы, и одновременным бетонированием стен, а где необходимо — с проведением работ по защите от грунтовых вод. И уже летом медь пошла несколькими десятками тонн в месяц. А еще цинк и свинец. Мы выходили на самообеспеченность металлами.

То же самое было и по топливу. Мы продолжили довоенные исследования. Так, нефтегазоносность припятской впадины была ясна уже многим геологам — тому же профессору Александру Моисеевичу Розину, члену-корреспонденту АН БССР, который работал в Белорусском геологическом управлении, за это же высказывался и Залман Абрамович Горелик — начальник Белорусского геологического управления, оба вернулись из эвакуации в начале сорок второго и много сделали для нашей нефтянки. До войны, в тридцать шестом, получили первую нефть в Днепровско-Донецкой впадине, в пределах Роменского солевого купола (это на Украине), а в сорок первом вскрыли похожую солевую толщу уже в Белоруссии у деревни Давыдовка, в пяти километрах к юго-западу от Гомеля, хотя до этого соли здесь не находили. Ну еще бы — скважина была глубиной 843 метра.

Так что уже в конце весны сорок второго нами был получен приток нефти из скважины номер пять на Шатилковской площадке — семнадцать тонн в сутки. Правда, нефть там быстро закончилась, мы выцедили оттуда около двухсот тонн, а бурение по соседним точкам ничего не дало. Народ начинал было грустить, но я стоял на своем — "Нефть тут есть", так как помнил о том, что Беларусь уже после распада СССР обеспечивала себя нефтью где-то на четверть, точнее — продавала свою нефть в Германию, а сама перерабатывала российскую, но это уже детали — видимо, нефтеперерабатывающие заводы Беларуси были заточены именно под нашу нефть. Но, так как я не мог этого рассказать нашим геологам, то пытался проговаривать их же аргументы:

— Вы же сами считаете, что нефть собирается над субширотными разломами…?

— Ну да, считаем…

— Разломы найдены?

— Ну… есть пара перспективных на предмет нефтегазовых ловушек зоны поднятия, головные части ступеней, склоны… там нефтесбор должен быть хорошим.

— Так и бурите над ними, увеличьте плотность скважин…

— Ну… хорошо… раз Вы настаиваете…

— Да поймите, нам нужна нефть!

— Так топливо же сейчас делаем из сланцев, из угля, даже из древесины…

— А надо больше, и нефть позволит нам обеспечить увеличение топлива без тех плясок с пиролизом — это ведь сложные штуки, требующие слишком много оборудования и персонала, наращивать выработку топлива довольно сложно, а сидеть на голодном топливном пайке — значит вести войну годами. А немцы ждать не будут, да еще и англосаксы могут переметнуться…

— Ну да… этот мировой капитал…

— Вот-вот. Поэтому Партия и Народ ожидают от вас, геологов, новых свершений. Что-то ведь нашли? Нашли. И еще найдете.

И скоро они нашли нефть в том же Шатилковском районе — в десяти километрах на северо-восток от Шатилок, или, как ранее называли эту деревню и пристань на берегу Березины — Шацилки, расположенной в ста километрах на северо-запад от Гомеля и в сорока на юго-запад от Жлобина. Там как раз проходила Речицко-Шатилковская ступень и находилась Шатилковская депрессия — понижение, впадина земной поверхности, а Березинская зона приразломных поднятий тянулась на сто пятьдесят километров при ширине в три-восемь километра. То есть в прошлом тут явно были нарушения земных недр, а разлом давал наклонные поверхности, под которыми могли скапливаться углеводороды.

Сейсморазведка, пока еще низкой точности с шагом двести-триста метров, выявила несколько крупноамплитудных — с размахом двести-триста метров по высоте — и протяженных — в три-четыре километра — структур, которые могли быть ловушками для нефти или газа, причем богатыми — такие перепады высот означали значительный объем ловушки, а приличные горизонтальные размеры позволяли собрать под ними большое количество топлива и обещали богатую добычу. Геологи пересняли более двухсот участков с шагом уже пятьдесят, а то и двадцать пять метров, и начали бурить сразу в семидесяти точках.

Через пару месяцев пошли первые результаты. Скважина номер двадцать стала выдавать полторы тонны нефти в сутки с глубины тысяча шестьсот метров, двадцать третья — шесть тонн с тысячи семисот. В итоге за полгода мы нащупали скважинами семьдесят три источника нефти с дебетом от половины тонны до двадцати двух тонн в сутки, и общей отдачей от района сто двадцать тонн в сутки, что в годовом исчислении давало более сорока трех тысяч тонн — сто двадцать тысяч заправок, а это как минимум два миллиона километров пути для гусеничной техники, или по сорок километров на каждую из наших пятидесяти тысяч гусеничных машин, что были у нас к лету сорок третьего, и сто восемьдесят тысяч самолето-часов, или шестьдесят тысяч самолето-вылетов. Вроде бы и маловато, но мы исследовали и начинали добывать нефть и в других местах, да и сланцы давали еще по двести километров на каждую единицу. Да, техники было много, но она в основном стояла — мы потому и старались восстановить и произвести ее побольше, чтобы снизить потребности в ее перебросках на дальние дистанции — так, поманеврировать километр туда-километр сюда, чтобы отбить атаку — и достаточно. Конечно, приходилось ездить и на более длинные дистанции — в рейды или в прорыв. Ну так в этих действиях участвовало хорошо если десять процентов техники, остальная стояла и ждала фрицев. Были и другие источники топлива — гидрогенизация угля, древесный спирт, трофеи, так что у нас получалось поддерживать среднегодовые запасы топлива из расчета пятьсот километров на единицу гусеничной техники и шестьсот самолето-вылетов на единицу крылатой. Тем более что напыление металлов и широкое применение наддува воздуха вкупе с широкими воздушными каналами, а также непосредственный впрыск топлива делали нашу технику экономичнее немецкой — по тем же танкам мы были экономичнее в пять-семь раз. Тут, конечно, играл свою роль и меньший вес нашей бронетехники, да и самолеты были в полтора-два раза легче при сравнительных объемах — стеклопластик и сталь с алюминием — разные весовые категории. Конечно, не сравнить с добычей СССР в сорок первом в тридцать три миллиона тонн — почти в тысячу раз больше. Но остававшиеся сейчас у СССР регионы нефтедобычи давали чуть более трех миллионов тонн.