Алассарэ и Ниэллин клялись, что легко пройдут еще несколько лиг, и мы с Арквенэн были готовы на все, лишь бы не застрять в двух шагах от наших — ведь мы уже всерьез надеялись догнать их! Поколебавшись, Айканаро согласился с нашими доводами…
И мы решили рискнуть.
Наскоро перекусив строганиной из мерзлого мяса, мы заново проверили крепление поклажи и двинулись в путь.
За плотными тучами не видно было ни единой звезды, поднятая ветром поземка летела в лицо, мешала смотреть. Тиндал, однако, уверенно держал направление на восток, наискосок от ветра. Поначалу, на ровном льду, это было легко; потом мы вновь попали в путаницу ледовых гряд, но и по ней Тиндал вел нас, почти не петляя, и все ускорял шаг. Айканаро усердно толкал их тяжелую волокушу. Мы с Арквенэн торопились изо всех сил, несмотря на ледяной ветер, вспотели и запыхались, но едва поспевали за ними. Ниэллин с Алассарэ то и дело наступали нам на пятки. Им это быстро надоело, и во время краткой остановки они разбили нашу пару: Алассарэ вместо меня впрягся в наши сани, а меня Ниэллин поставил подталкивать их волокушу.
Зря я боялась, что он ослабел! Когда лед под нами содрогнулся и неподалеку раздался оглушительный треск, мужчины припустили бегом, и я вцепилась в боковую постромку, просто чтобы не отстать. Ноги мои то проваливались в ямы, то спотыкались о бугры. Сердце колотилось о ребра, злой ветер обдирал лицо колючим снегом, не давал вдохнуть… Надолго меня не хватит!
Через несколько сотен шагов Тиндал резко свернул направо, замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Я догадалась, в чем дело, раньше, чем увидела рассекшую лед трещину. Края ее на глазах расходились, и из нее навстречу летящему снегу поднимался водяной пар.
Опоздали!
Длинные разломы рвали лед перед нами. За спиной грохотало — путь назад тоже был отрезан.
Тиндал с Айканаро замешкались, но лишь на мгновение.
— Сюда, скорей! — крикнул Айканаро.
Он потащил сани вдоль трещины. В паре десятков шагов с противоположного края выперло прочную льдину, и разлом был там чуть больше сажени в ширину.
Тиндал и Айканаро перепрыгнули на ту сторону, вдвоем поймали свою волокушу, которую толкнули через щель Ниэллин с Алассарэ. Так же переправили вторую волокушу. А на третьей лед снова дрогнул, края трещины разошлись, и волокуша, накренившись, едва не свалилась в воду. Схватившись вчетвером, мы вытащили ее обратно на нашу сторону.
Айканаро приказал:
— Бросьте ее! Прыгайте!
Арквенэн, взмахнув руками, словно крыльями, птицей перелетела разлом, Алассарэ легко перемахнул следом. А Ниэллин стал торопливо отвязывать сумку Лальмиона, уложенную на волокушу поверх медвежьей шкуры.
— Не брошу, там лекарский инструмент!.. Тинвэ, на ту сторону, живо!
Вот еще! С него станется застрять здесь без меня из-за сумки!
— Только после тебя!
— Морготов ремень!
Резко дернув, Ниэллин сорвал сумку. Теперь можно!
Я шагнула к краю трещины, примеряясь… И вдруг снизу взметнулся длинный, как меч, острый бивень!
Отшатнувшись, я оступилась на неровном краю. Нога соскользнула. Не успев вскрикнуть, я рухнула в трещину и с головой окунулась в черную воду.
Стужа обожгла лицо, хлынула в сапоги, под одежду, за шиворот. Все тело свело, я даже барахтаться не могла. Но что-то толкнуло снизу, и еще не намокшая куртка вынесла меня на поверхность.
С хрипом я втянула в себя горько-соленый воздух. Вода вокруг бурлила, из нее высовывались светлые витые бивни, гладкие мерцающие спины стремительно скользили мимо и вновь исчезали в глубине.
Единороги!.. Это из-за них я упала.
И уже не выберусь.
От мертвящего холода мысли застыли, стали вязкими, словно кисель. Слух притупился, голоса друзей доносились глухо и гулко, будто в пещере, сердце замирало после каждого удара. Намокшая одежда все сильнее тянула вниз, вода заливала лицо…
Сейчас захлебнусь — и все. Только… взгляну… на Ниэллина…
С тугим усилием я загребла руками, высунулась из воды, поймала отчаянный взгляд Ниэллина, наклонившегося с кромки льда.
— Хватай!!!
Руки моей коснулась веревка и как живая оплелась вокруг запястья. Это же наши волосы!
Откуда только силы взялись! Я подтянула вторую руку, вцепилась костенеющими пальцами в тонкий пестрый шнур.
Ниэллин выдернул меня на лед, будто снулую рыбу, разжал мои пальцы, попытался приподнять, тормошил…
Мне не было холодно, но тело совсем онемело и оцепенело, стало чужим. Это тело издали ощущало тормошения Ниэллина, под ним сотрясался лед, невнятно и смутно достигали слуха обрывки криков:
«Не спи!»
«Сестричка!..»
«Сюда ее…»
«Не добросит!»
Ниэллин рявкнул так, что я расслышала даже сквозь глухоту:
— Прочь отсюда! Уходите, мы догоним!
«Брось меня! Прыгай!» — хотела сказать я, но выдавила из горла только тихое сипение.
— Держись, Тинвэ, — прошептал Ниэллин, дыханием обжигая лицо. — Потерпи, я сейчас…
Он отстранился. Я пыталась проследить за ним взглядом, но снежинки рябили в глазах, множились, расплывались мутными хлопьями. Когда Ниэллин вновь склонился надо мной, я уже не различала его черты. А он рванул застежки на моей куртке, потянул…
«Правильно. Быстро отмучаюсь. Как Лальмион».
Эта мысль была последней.
17. На краю
Очнулась я от страшного, болезненного, бьющего тело озноба. Он поднимался из заледеневшего нутра, даром, что спину будто обжигал огонь. Жесткие, горячие путы охватывали меня, прижимая к источнику жара. Там, где кожу не жгло, ее касалось что-то мягкое и щекотное. Слышался грохот и скрежет льда, и даже сквозь озноб я чувствовала, как сотрясается мое ложе.
Надо бежать! Спасаться!
Я дернулась, пытаясь освободиться, распахнула глаза — беспросветная тьма…
Ослепла!
В ужасе я забилась, закричала — и не узнала свой голос в хриплом, прерывистом вое.
Тут же меня коснулся настойчивый зов Ниэллина и его шепот:
— Тинвэ, Тинвэ, очнись. Тихо. Потерпи немного, сейчас полегчает…
«Где мы? Почему темно?!»
Язык не повиновался, и ужас мой ринулся в осанвэ.
В душе Ниэллина поверх тревоги вскипела радость, сразу умалившая мой страх.
— Все хорошо, милая, — торопливо сказал он вслух. — Не бойся! Мы в норе. А лампу я не зажигал.
Дыхание его жаром обдавало затылок, и я осознала наконец, что путы — это его руки и ноги, что он крепко обнимает меня со спины, прижимая к себе, и что мы с ним лежим внутри медвежьей шкуры, нагие, точно младенцы в утробе матери.
Так вот как он отогрел меня! Собою! Жар, который мало-помалу одолевает застрявший во мне холод — это жар его тела!
Вновь загрохотало, затрещало. Лед под нами вздрогнул и накренился…
— Н-Ниэл-лин… н-надо уходить…
— Нет, Тинвэ. Нет. Мы не можем. Не раньше, чем ты согреешься. Не бойся, наша льдина крепкая.
Откуда ему знать? Он ведь не чувствует лед, как Тиндал! Что, если льдина расколется прямо под нами?!
«Тогда явимся в Мандос вместе. Не придется искать друг друга», — услышала я мысль Ниэллина.
Так себе утешение!
Но он был прав: уйти мы не могли. Едва я упрямо выдралась из его объятий, меня снова охватила дрожь. Не удалось даже выползти из-под шкуры, что уж говорить о бегстве… Мы погибнем оба. И Ниэллин — из-за меня!
От бессилия, холода и страха я разрыдалась. Тогда Ниэллин снова обнял меня, осторожно и легко, в темноте нашел и сжал мою руку.
Его близость уняла дрожь, смягчила страх, прочь изгнала холод. Умом я понимала, что против ледяной стихии он бессилен, — но его объятия казались защитой от всех бед мира. Грохот льдов отодвинулся, жуткий мрак вокруг превратился в уютную темноту… На смену слезам пришла усталость. Она окутала меня, точно густой, плотный мех, и я сама не заметила, как уснула.
Проснувшись, я уже не мерзла, хоть и оказалась под шкурой одна. Было по-прежнему темно, но лед успокоился, больше не вздрагивал и не трещал. Неподалеку хрустел снег под чьими-то шагами, слышался шорох и хлопки от ударов по мягкому.
