— Все эриданцы от рождения настолько меркантильны?

— Расчётливы, Эри. И осторожны. И — да, не все. От рождения — далеко не все. Но лишь таким удаётся выжить.

*

— Я свободен!

— Ты одинок.

Ксант фыркнул, пожимая плечами:

— Это одно и то же. Я ни от кого не завишу и никому не обязан. Я могу делать, что захочу. Идти, куда хочу. Или не идти — если не хочется. Я — свободен.

Они снова стояли на разных берегах. И опять между ними шумела вода. Но теперь он отчётливо слышал каждое произносимое ею слово. И уже успел понять, что вовсе не рад этому.

— Ты пленник. Пленник своего одиночества. Своей… свободы. Если хочешь называть это так.

Странно, но теперь, когда она почти не извинялась, слова её почему-то злили его куда больше, чем раньше. Вот и сейчас он за какую-то пару вдохов дошёл чуть ли не до бешенства — так хотелось доказать этой дуре всю очевидную глупость её суждений.

— Да что ты вообще можешь знать о свободе?! Ты её хоть раз в глаза-то видела? Нюхала её? Тоже мне, великая специалистка выискалась! Ты сама никогда не была свободной, что ты можешь понимать? Не одна сворка — так другая. Не один хозяин — так другой. Ты всегда на поводке. Дёрнули — и ты побежала! Каждый из вас. Всегда. Ты ведь даже сейчас не можешь не уйти — потому что с той стороны вас сильнее дёрнули!

Вы оба уйдёте…

Они качают головами синхронно, такие одинаковые. Но отвечает опять она:

— Я иду именно потому, что могу и не идти. Точно так же, как мы шли с тобой. Мы сами решаем это, понимаешь? Это — добровольный выбор. Мой. Наш. А вот можешь ли ты пойти гулять не один, а в компании? Вдвоём, втроём, с кем-то из тех, кто тебе нравится — если они, конечно, есть. Молчишь?

— Я — кот! — фыркнул он резко. — Мне не нужна сворка! Я гуляю сам по себе!

Может быть — излишне резко. Но её слова неожиданно сильно задели — так, словно была она в чём-то права. Бред, конечно! Любому ясно, что прав именно он! Не может быть не прав! Захотелось оборвать её глупые речи — и немедленно, вот и вырвалось. А получилось только хуже — она говорила искренне, пусть даже и заблуждаясь, а он ответил не своими словами. Цитатой из инструкции он ответил. Глупой и напыщенной до отвращения.

Она могла рассмеяться — и была бы права. Но она не стала. Вместо этого вскинула руки над головой. И он внезапно понял, что это не руки, а крылья. Большие чёрно-жёлтые крылья. Так вот как она собирается добраться до орбитожителей! Значит, нет никакой лестницы, есть только крылья, и они с Витом с самого начала это знали, и только Ксант как последний дурак…

С почти незаметной задержкой вскинул руки-крылья и Вит. Его крылья отливали рыбьей чешуей. Словно плащ жениха. Наверное, из него и были сделаны. Теперь понятно, что они прятали в своих мешках и почему так ими дорожили, ни разу за всю дорогу даже понести не дали.

— Там наши дети. — Она смотрела вверх, ноги её уже не касались земли, крылья вибрировали за спиной.

Дети.

Ну да. Их забрали, и теперь их надо вернуть, обязательно вернуть!

Как он мог забыть об этом?!

— А ты оставайся, — она качнула головой, — у тебя ведь нет крыльев. Да и потом — это же наши с Витом дети.

Нет!

Не может быть! Он же помнит, отлично помнит! Три очаровательных котёнка, такие милые и странные, такие непохожие на других, со светлыми головёнками и немного иначе вывернутыми суставами. Но — именно котёнка! Он же проверил сразу, как только смог. Они не могли быть детьми Вита! Только не Вита…

Зачем она врёт?!

— Нет! — крикнул он, запрокидывая голову. — Они наши! Наши, слышишь! Лоранты же сами сказали!

— Они передумали. И потом — у тебя всё равно нет крыльев!

Кто-то из них двоих там, наверху, рассмеялся — Ксант так и не понял, кто именно. У них даже голоса стали одинаковыми. Это несправедливо! Как же он теперь разберёт, кто из них — кто?

— Я сделаю! Я сделаю крылья! У меня тоже был плащ!

— Ты его потерял.

— Я помню, где он остался! Я сейчас!

Он бросился бежать. Как хорошо, что он умеет быстро бегать.

Плащ!

Он помнил, где его бросил. Вот же он, так и лежит на гальке, никем не тронутый…

Ксант рухнул на колени рядом с плащом, задыхаясь от быстрого бега. Он никогда не бегал так быстро. Он даже и не думал никогда, что умеет так быстро бегать. Но теперь всё будет в порядке. Вот он, плащ! Из него выйдут отличные крылья! Он догонит этих, наверху, он покажет им, кто смеётся лучше! Главное — правильно растянуть ткань, чтобы вышло два крыла, плащ-то ведь довольно короткий…

Ксант попытался расправить плащ на камнях и обмер — серебристая ткань расползалась под пальцами, распадаясь на отдельные чешуйки. Ну да. Этот плащ ведь склеен был из рыбьей чешуи на рыбьем клею, в этом всё дело. Он долго лежал на камнях, под открытым небом. Были дожди. Они размочили и вымыли клей, остались только чешуйки, сохранявшие форму плаща до тех пор, пока он их не потревожил. Теперь они рассыпались бесформенной кучкой, ветер гнал их по берегу, бросал в воду лепестками странных цветов…

*

Ксант рывком сел. Перевёл дыхание.

Сон.

Всего лишь сон. Причём ужасно глупый. Всё не так. И даже не просто «не так», а вывернуто наизнанку, поставлено с ног на голову.

Он ведь давно уже решил, что не полезет с этими, башкой ударенными, на эту их милтонсову лестницу. Проводить — проводит, ладно уж. До острова. Вот и проводил, даже переправиться помог, ибо эта дура плавать так и не научилась. Но дальше — нет. Даже если эти лоранты такие придурки, что не догадались втянуть свою лестницу обратно на орбиту — вот бы, кстати, был прикол! Столько шли, а тут вам — обломитесь. Вот бы Ксант посмеялся. Его-то туда и рыбкой не заманишь, он там был уже один раз и помнил, как это. Нет уж.

Спасибо, больше не хочется!

А вот чего хочется, так это есть — как всегда после нескольких входов-выходов. Ну конечно, ведь засыпал он в сквоте, чтобы теплее было, и проснулся вроде как тоже ещё с хвостом, но ночью наверняка вываливался — сон был явно несквотный. Человеческий такой сон, со всеми человеческими запутками, в сквоте сны простые и ясные — про охоту, про кошек, про драки с соперниками и про ловлю всякой вкусной пернато-хвостатой мелочи или рыбы.

Кстати, о рыбе…

Ксант снова вернулся в сквот и пробежался по берегу до большого плоского камня, что глубоко вдавался одним своим боком в тело реки. Камень — не дерево, когтями цепляться сложно, бревно лучше. Бревно хорошо! Удобно, мягко, цепко. Бревно хорошо, но его нет. Искать бревно? Нафиг. Жрать-жрать-жрать! Рыба-рыба-рыба, вкусная, мягкая, сочная. Близко! Бревна нет, есть камень. Камень плоский. Хорошо! Камень низкий, почти над самой водой. Очень хорошо! Жрать! Рыба! Камень холодный. Пофиг. Рыба-рыба-рыба…

Ксант распластался всем телом на краю холодного с ночи камня, поёрзал, устраиваясь поудобнее, опустил лапу с заранее выпущенными когтями к самой воде и приготовился ждать. В рыбалке, как и в любой охоте, самое главное — не шевельнуться не вовремя.

Первого подцепленного малька он проглотил не жуя, с потрохами и чешуёй. Впрочем, какая там чешуя у малька-то? Вторая покрупнее оказалась, её Ксант разделывал осторожно, прижав дёргающееся тело лапой к камню. Острым когтем вспорол брюшко и выдернул внутренности вместе с колючками — у взрослых рыб колючки выделяли яд, делая царапины довольно болезненными и долго не заживающими. Третью поймал больше из азарта, чем от голода, есть уже особо не хотелось. Разделывал медленно, со вкусом, высасывал сок из отгрызенной головы, выгрызал вкусненькую спинку.

Всё-таки сквот — штука выгодная. Съел трёх рыбёшек, которых в человеческом состоянии тебе и на закуску бы не хватило — и сыт. И что самое приятное — выйдя из сквота, сытым же и остаёшься. Словно съеденные рыбы в тебе тоже увеличились, как и ты сам.

Куда неприятнее то, что с выходом из сквота мысли тоже… увеличиваются. Пока котом по камням скакал, мысли были простые — поймал — не поймал, вкусно-невкусно, сытый-голодный. Остальное не то чтобы исчезло, а словно бы отступило, маячило где-то вдалеке, почти неразличимое. Теперь же это далёкое подступило вплотную и навалилось всей своей тяжестью.