***

Мы уехали сразу после завтрака. Тепло попрощались с Бэггет-Биглями, поблагодарили за гостеприимство. У парадного входа нас ждала та же самая повозка, и все тот же кучер сонно сидел на козлах, закутавшись в засаленный плащ. Он мусолил потухшую папиросу и витал в своих думах. Едва мы сели, старик легонько хлестнул лошадь, повозка тронулась. Тихо дребезжа и поскрипывая, она катилась по прямой аллее, засаженной тополями. Я вскинул голову и посмотрел на хмурое небо. Может скоро пойдет дождь, а может и распогодится.

Полтора месяца я мечтал об этом дне, о том, с каким наслаждением я устроюсь на сидении старой таратайки и, блаженно закрыв глаза, позволю старой кляче увезти меня из Ковен Холла. В моем воображении этот торжественный миг означал свободу от всех бед и забот, но в реальности на душе было тревожно. Ада не стала меня провожать, сказала, что заболела и все утро оставалась в своей комнате. Не велика беда, я же не отправлялся за океан и не летел на Луну. Через день другой я наверняка увижу ее в Лондоне, и мы помиримся. Но все равно меня что-то грызло, не давало откинуться на спинку сидения, закрыть глаза и выполнить давно намеченную программу – насладиться жизнью, а потом сплясать на перроне Танец Великой Радости.

- Как тебе Ковен Холл? – спросил я Риддла.

- У Бэггет-Биглей прекрасное собрание магических книг, – рассеяно проронил он. Очередное темномагическое чтиво лежало у него на коленях. Том без своих потрепанных старинных книжек все равно, что безрогий и безхвостый Сатана.

- А ты хотел бы там еще задержаться? – поинтересовался я, неуверенно нащупывая почву для серьезного разговора.

- Меня ждут дела в Лондоне, – отозвался он и отгородился от меня книжонкой. Но Поттеры не сдаются так легко.

- Ты, наверно, будешь скучать по Олисе? – я решил отбросить увертки. В конце концов, я же не уж на сковородке.

- Решил с ней закрутить? – произнес он, не отрывая взгляда от страницы.

- Она сказала, что я хороший парень и со мной можно весело провести время, – я почувствовал, как насторожился Риддл, - но потом добавила, что любит тебя, психа несчастного, и ни на кого не променяет. Хотя психом Олиса тебя не называла.

- Женщины много болтают. Может, она хотела заставить тебя ревновать. – Том взглядом скользил по странице, казалось, что наш разговор для него лишь пустое сотрясение воздуха и все его мысли заняты этой расчудесной увлекательной книгой, которую он держал вверх ногами.

- А что, у темных магов принято читать вверх тормашками? – полюбопытствовал я, не сводя с него внимательного взгляда. Риддл нахмурился и закрыл книгу.

- Что тебе от меня нужно?

- Я пытаюсь понять, что для тебя значит Олиса. Потому что если тебе действительно на нее плевать, тогда все сопутствующие обстоятельства уже не имеют значения.

- Какие обстоятельства?

Вдруг, ни с того ни с сего, лошадь встала, как вкопанная, прямо на пустой дороге посреди полей. Я слышал, как кучер бормочет что-то себе под нос и дергает вожжи, но бесполезно, кляча даже не шевельнулась. А Том сверлил меня взглядом. Странно, что он не пугал меня легетименцией или проклятиями. Я смущенно откашлялся, ища подходящие слова, а потом выложил все как есть.

- Семейство Сэммиллей уже пару сотен лет как проклято, все женщины из их рода умирают молодыми. И Олиса тоже скоро умрет, вот почему она тебя бросила. Ведь у ваших отношений не было будущего.

Получилось хуже некуда, именно поэтому меня под страхом семи проклятий нельзя подпускать к больным, умирающим и маленьким детям.

- Это одна из твоих дурацких шуток, не так ли? – я не мог сказать, что сейчас чувствует Том. Его лицо было как белый чистый лист бумаги, только пальцы сжали книгу с такой силой, что будь она живым существом, то заорала бы от боли.

- Это правда. Бэггет-Бигли знают, и Олиса подтвердила. Да, еще кое-что, – я вздохнул, набираясь смелости, будто перед прыжком с крыши - Это я посоветовал Олисе тебя бросить, наплел ей кучу всякой чуши про самопожертвование и боль утраты.

Вот и все. Теперь Томми было за что меня проклясть и пусть это послужит другим наукой. Не нужно совать нос в чужие дела, особенно если это чертова любовь.

- Нет, ты врешь. Она бы мне рассказала, она должна была мне рассказать, – Риддл злился, ненависть звенела в каждом слове, вот только не понятно, на кого она была направлена: на меня, на Олису или на весь мир. В такой ситуации умный человек держал бы рот на замке, ожидая, куда ударит молния, но а я, конечно же, брякнул:

- Тогда бы ты ее бросил, и самолюбие бы не пострадало.

За годы нашего знакомства я видел Тома разным: спокойным, довольным, равнодушным, злым как сто чертей и даже счастливым, но я не помню, чтобы он когда-нибудь выглядел растерянным, чтобы сидел как потерянный не зная, что делать. Решительности, упрямства, целеустремленности у этого парня не отнять. Вот чему я завидовал больше всего – этой почти нечеловеческой силе воли. Риддл мог перевернуть колесо судьбы на свою сторону, а я нет. Я и умел только пожинать плоды, посеянные не мной, пользоваться наследием предков – древним именем, родовыми деньгами и плыть по течению.

Наверно, теперь мне стоило порадоваться, наблюдая за ошеломленным неуверенным врагом, но торжествовать и прыгать на костях не хотелось. Да и Том быстро опомнился, стряхнул с себя оцепенение. И вот опять передо мной сидел старый знакомый – демон в человеческом обличии. Губы сжаты, взгляд прямой и насмешливый, сомнения и страхи спрятаны в тайниках души. Риддл вскочил, и его распрекрасная книжка упала мне под ноги, но Том не обратил на нее внимания и спрыгнул на землю

- Куда ты? – изумленно воскликнул, но он исчез, не удостоив меня ни объяснением, ни проклятьем. – А как же поезд и что делать с чемоданами? – подумал я вслух, но кучер, мой единственный потенциальный собеседник, был не из разговорчивых. Он стегнул лошадь, и мы поехали на станцию.

***

В Лондон я вернулся один, отправил чемодан Риддла ему на квартиру. У меня не было желания встречаться с ним лично. Месяц спустя я зашел в ту самую антикварную лавку, где он работал и узнал от хозяина, что Том женился. Олису я больше не видел, семейное проклятие взяло свое, но надеюсь, что в последние месяцы жизни она была счастлива.

А через год я тоже женился. На Аде. Вскоре у нас родился сын, и мы назвали его Джеймсом. Об остальном вы, наверно, уже знаете.

Несколько лет назад в магическом мире объявился наследник Салазара, он собрал вокруг себя почти всю магическую аристократию. Многих его сторонников я знаю: Блеков, Малфоев, Ноттов, и я всегда считал их благоразумными людьми. А теперь же они все будто с цепи сорвались, напялили маски и черные балахоны, бегают по ночам, пугают обывателей и ползают на коленях перед Томом Риддлом. Но сейчас он называет себя Волдемортом. Я не могу понять, как можно бороться за чистоту крови, поклоняясь грязнокровке? Смена имен не делает кровь благороднее, а человека лучше. А ведь для посвященных не секрет, кто такой Волдеморт. Что это безумие, амнезия, проклятие?

Движимый любопытством, я попал на одно из собраний Упивающихся Смертью – так называется этот балаган. По старой памяти Вольдеморт удостоил меня личной аудиенции. Я смотрел на него и пытался отыскать хоть слабый намек на того парня, которым Темный лорд был 15 лет назад. Я выслушал длинный пафосный монолог, по большей части состоящий из абсурдных идей и самовосхваления, и все время гадал, чтобы сказал Том Риддл, окажись он здесь. Сгорел бы он со стыда, увидев свое улучшенное воплощение, которое пороло чушь, свято веря собственным речам. Риддл, которого я знал, больше всего боялся показаться жалким, а Волдеморт, не смотря на грозное имя и кровавую славу, представлял собой жалкое зрелище.

Но того Риддла больше не было. Темный Лорд сам проговорился об этом и похвастал, что разбил собственную душу на части, а эти части рассовал по разным углам. Он преподнес это как величайшее достижение, деяние достойное великих колдунов древности. На мой взгляд, его триумф больше походил на извращенное самоубийство. Будто Волдеморт хотел не просто покончить с жизнью, а уничтожить собственную сущность. Правда, я давно подозревал, за самоуверенностью Риддла, за его эгоизмом и раздутым самолюбием скрывалась банальная ненависть к себе. Том никогда не мог смирится с тем, кто он такой и принять свое прошлое.