- Расти! – Веселая вдовушка обнаружила свою добычу и теперь неслась сюда на всех парах. Паническое выражение моего лица немало озадачило Тома, но мне было не до объяснений. Уступив голосу инстинктов, я прыгнул в кусты позади скамейки и затаился, прижимаясь к земле. Тем временем звук шагов, неотвратимый, как поступь рока, приближался.

- Томми, – Вдовушка остановилась рядом со скамейкой. – Ты не видел Расти? Мне кажется, он только что был здесь.

Тут до меня дошло, в какую ситуацию я попал. Чтобы передать всю драматичность момента, прибегну к высокопарному слогу. Моя судьба и, что важнее, репутация сейчас были в руках человека, которого я всегда считал распоследним из сынков ехидны. Если вы будете висеть над кипящим котлом, держась за тонкую веревочку, вспомните Расти Поттера, торчащего в кустах рододендрона, и утешьтесь. Потому что этому бедняге, то есть мне, пришлось пережить еще более худшие минуты. Том выдержал паузу, во время которой мое сердце отсчитало в десять раз больше ударов, чем ему положено, а по шее пробежал паучок. Наконец Риддл сказал:

- Вы сегодня отлично выглядите, миссис Бэггет-Бигль.

- Спасибо, Томми, – промурлыкала Вдовушка, я судорожно сглотнул.

- А Расти… – еще одна томительная пауза, Риддл был просто мастер играть на нервах. – Он побежал в ту сторону.

Я выдохнул, и трава перед моим носом затрепетала, как от порыва сильного ветра.

- Вот как. Это немного странно.

- По-моему, в Вашем присутствии он всегда ведет себя странно и даже слишком взволновано.

Знаете в чем особенность теплых чувств к Риддлу? Они спорадичны (надеюсь, это умное слово здесь к месту) и мимолетны. Секунду назад я готов был целовать этому парню пятки, а сейчас мне хотелось хорошенько ему наподдать. Я нетерпеливо дернулся.

- Что это? – спросила Вдовушка.

- Наверно кролик. Может вам стоит объясниться начистоту. Выяснить отношения… – этот гаденыш медленно подливал масла в огонь, что бушевал внутри Габи. А я лишь молча слушал, как он роет мне могилу, и ничего не мог сделать.

- Мне стоит его поискать?

- Конечно. Это наилучшее решение, – уверенно заявил Риддл.

- О, Томми! Ты такой симпампушечка, – я беззвучно фыркнул и почувствовал себя отомщенным. – Уверена, за твоей сдержанностью прячутся не шуточные страсти.

- Вы ошибаетесь, – холодно возразил Том.

- Посмотрим, кто из нас прав, когда ты влюбишься и потеряешь голову, - напоследок вдовушка хохотнула и, наконец, удалилась.

- Горизонт чист, можешь вылезать.

Я выбрался из кустов, отряхнулся, на что Риддл смотрел с насмешливой улыбкой. Ничто так не поднимает настроение настоящему слизеринцу, как страдания ближнего.

- Спасибо, - с кислой миной процедил я, сам не понимая, за что благодарил Тома: то ли за спасение, то ли за его несвоевременную «помощь» Габи.

- Не за что, - подражая моему язвительному тону, ответил он. – Я решил, что ты еще можешь мне пригодиться.

- Неужели?

- Может от тебя будет больше толку, чем от мистера Попандопулуса.

Я бы почувствовал себя польщенным, если бы не изрядная доля сомнения в его голосе.

- Ты хочешь, чтобы я научил тебя приглашать девушек на свидание, – я все-таки вытряхнул из волос досаждавшего мне муравья и теперь все внимание обратил на собеседника. – А как же ты раньше справлялся?

- Мои теории исключают свидания из отношений между парнями и девушками, – надменно заявил мой странноватый друг.

Я еще не упоминал, что у Риддла на любой случай жизни припасена теория? Наверно, в детстве, когда все нормальные дети приставали к взрослым с вопросом «почему?», Томми досаждал им своими «потому что».

- Ну, а что же они включают? Теории, – уточнил я

- Взаимную выгоду, – ответил Том - Как и любые отношения между людьми. А романтическая чушь должна придать им оттенок бескорыстия. Но только чем честнее и чище кажутся намерения, тем больше вероятность, что за ними скрыта мышеловка. Рано или поздно за все приходиться платить.

Я хмыкнул, но не удивился, чего-то подобного от Риддла и следовало ждать.

- Если романтика – чушь, то почему ты сидишь и штудируешь глупые книжки?

Том немного помолчал, а потом задумчиво произнес:

- Потому что чертова мышеловка прищемила мне хвост.

Я не стал издеваться над Риддлом, хотя момент выпал более чем подходящий, но влюбленный, все равно, что больной. А издеваться над безнадежно больными - это не в принципах Поттеров. Подожду, пока Том отгрызет себе хвост.

- А что советует мистер Попандопулус? – Поинтересовался я, а сам навострил уши, не стоило забывать, что Габи бродит где-то рядом в поисках любви и меня.

- Советует! – Том презрительно фыркнул. - Он утверждает, что лучший способ понравиться девушке – это писать стихи, петь под окном серенады и выкладывать ее имя цветами на мостовой.

Как и всякий прагматик, Риддл мыслил поверхностно, не заглядывая в суть вещей. И поэтому считал романтику бредом буйнопомешанных, у меня же на эту проблему был свой взгляд. Вот вам нравиться девушка, может и вы ей нравитесь, но до тех пор, пока вы не докажите свои чувства, ни ласковых улыбок, ни нежных слов и тем более страстных поцелуев вам не видать. И чем же доказать эти чувства? Убить дракона, найти сокровище или, помучавшись ночь, выжать из себя пару зарифмованных строчек, а потом вечером пропеть их под окошком милой? Так что, если бы не романтика, мужчинам пришлось бы не изливать свои чувства, а совершать настоящие поступки. Должно быть, романтику придумали не сопливые девицы, а их прагматичные кавалеры, которым надоело бегать за драконами.

Свою идею я изложил Риддлу, в конце концов, не он один умеет придумывать теории, тот меня выслушал, а потом, произнес:

- Я лучше убью дракона, чем буду изображать из себя идиота.

«Ну что с такими людьми сделаешь?» - тяжко вздохнул я, но отступать не собирался. Счастье Тома Риддла и моя возможность целый год выпивать за чужой счет зависели от того: сумею ли я сломать стереотипы и сделать из темного колдуна настоящего романтика.

- Значит, тебе нужна настоящая опасность, – увлеченно начал я. - Представь, что в темное мрачное Средневековье пение серенад, о котором ты отозвался с презрительным фырком, было подвигом для настоящих мужчин.

Я оседлал свое вдохновение, и слова полились потоком:

– Вот один такой рыцарь душистой летней ночью притащился под окошко своей возлюбленной, нежно сжимая в руках гитару. Огрубевшие пальцы трепетно коснулись струн, и голос, полный любовного томления, раздался в ночной тишине. Из окошка высунулась девица, и, хотя ей в лицо дохнуло ночной прохладой, она чуть оголила плечи, наклонившись вперед, чтобы кавалер мог насладиться ее красотой. А он, воодушевившись, взвыл еще громче, и разбудил старого хрыча, папашу девицы. Тот, поняв, что покушаются на честь его драгоценной доченьки, вскочил с постели, как есть, в ночной рубашке и колпаке. Нахлобучив железный шлем прямо на ночной колпак, он разъяренный, как стадо гиппогрифов, схватился за ружье…

Повествование захватило меня, я ходил перед Риддлом, размахивая руками, голос дрожал от переполнявших меня чувств. Том, ошарашенный моим красноречием, сидел молча, и только его глаза становились все круглее и круглее:

- За что схватился?

- А?.. - Вопрос застал меня врасплох, и я застыл с приоткрытым ртом.

- Отец. За что он схватился?

- За ружье. А за что ему еще хвататься? – В свою очередь спросил я.

- Может за ведро с помоями? – ехидно предложил Риддл. - С ружьями в Средневековье дело обстояло плохо, зато помоев было много хоть залейся. Так что, разъяренный отец схватил ведерко и вылил его содержимое прямо на голову твоего рыцаря. Это остудило любовный пыл лучше холодной воды, и герой-любовник поплелся домой, в теплой летней ночи, которая стала чуть менее душистой, – закончил он и, довольный собой, откинулся на спинку скамейки.

- Эх, ты!– произнес я с сожалением, конь вдохновения, что нес меня в заоблачные дали, сложил крылышки и посрамленный поплелся прочь. – Лезть в дебри романтики, вооружившись логикой, все равно, что играть в квиддич на земле. Тут ведь вся соль в полете.