С этой, еще ночью приготовленной речью Мил выступал перед столпившимися перед ним жителями. Все в этой пламенной речи было правдой. И про дух, и про страх. Единственное, чего Мил решил не говорить, это то, что существовала и обратная сторона дела. Вернее, точка зрения. И те, кто сейчас, раскрыв пасти, внимал его словам, и те, кто скрывался за пустошью, были в одинаковом положении. И те и другие в это славное, пока туманное утро могли стать в равной степени и победителями, и побежденными. Но, как справедливо считал Мил, данное обстоятельство к делу не относилось и потому им можно было пренебречь. И хотя обман, как свойство человеческой души, был противен бывшему полицейскому, приходилось жертвовать достоинством ради должного уровня морального духа. Свою в высшей степени воодушевляющую речь Мил закончил в стиле героической патетики, чему научился за те два года, когда не занимался оперативной работой, а протирал штаны, творя доклады высшему начальству:

- И запомните, жители! Победа будет на стороне справедливости! А все мы знаем, на чьей стороне она, справедливость.

Обошлось без громогласного "ура", чему Мил был рад. Судя по боевому настроению жителей, их крик мог бы разбудить все джунгли. А где шум, там никакой секретной операции. Война - не баловство и не проявление эмоций. Война - это... Это...

Мил оторвался от размышлений о сущности войны. Не время. Вот потом, если получится, можно поломать голову над ролью войн в жизни обыкновенных джунглей и их обитателей.

x x x

Стоя у самой кромки границы, там, где джунгли и пустошь решали свои права на территорию, Мил внимательно наблюдал за передвижением своего небольшого войска. Утренний, не к добру густой туман скрывал перебегающие фигуры от взора белой пантеры. Но ему не нужно было видеть. Достаточно легкого движения теплого воздуха, чтобы почувствовать. Вот отряд Мистера, чуть громыхая костями, тронулся с места и узкой лентой растекается по флангам. Все правильно. Мистер мужик с понятием. Вопросов лишних не задает, делает все как положено. Это и хорошо и плохо. Хорошо - понятно. А плохо... Если Проклятые все такие с понятием, худо будет.

Несколько глухих ударов и стиснутое шипение подсказали Милу, что выступила стая орангутангов. Притом интересно, сами орангутанги не издавали ни единого шороха. Единственной обезьяной, способной создать такое многоцветное шумовое сопровождение, мог быть только Альвареза. На последнем совете этот длиннорукий житель совсем замучил его. Мила. А что, если... А почему... А по какому месту кулаками бить... Суета с ним. Но без него - скучно.

Если кого Мил и не услышал, так это черных пантер. Сколько Мил ни вертел мордой, пытаясь уловить хоть небольшой шорох, ничего не получалось.

Чего нельзя сказать о медведях. Но на этот шум, грузноватый и неповоротливый. Мил внимания не обращал. Попробуйте тащить на себе железяку, которая так и норовит соскочить со спины?! Тут одним кряхтеньем не отделаешься. Нужно что-то покрепче и ненадежнее. Когда после непродолжительного копошения шум наконец стих, Мил понял, что все основные силы расставлены по местам и ждут не дождутся, когда взойдет звезда, дающая планете тепло и свет.

Подождав еще немного, Мил поднялся и направился к своему месту. Единственному камню на пустоши, с которого можно будет видеть все происходящее. Камень возвышался практически за спинами медведей, в нескольких шагах от странной конструкции, которую Мил называл "огневой точкой". Весь черный от копоти, которую так и не смогли смыть дожди, чуть потрескавшийся камень был похож на толстый блин. Прекрасное место для командного пункта.

Едва белая пантера, покрутившись на месте, улеглась на теплую черную поверхность, вырывая из тумана куски всклокоченного воздуха, стали подходить вожаки.

Квар молча улегся у основания, только метнул внимательный взгляд на белую пантеру. Как там альбинос?

Одновременно подошли Мистер и Бобо. Оно о чем-то тихо переговаривались. По обрывкам фраз Мил догадался, что разговор идет о необходимости надежной защиты тяжелой артиллерии с флангов. Весьма важный разговор.

Появление Альварезы вызвало всеобщее оживление, если не сказать больше. А оживляться было от чего. Альвареза появился из тумана так стремительно, словно за ним гнались дикие пчелы. Ни на кого не обращая внимания, он взлетел на камень и, одной рукой опершись на его шероховатую поверхность, вторую приложив к бровям, устремил свой взгляд в сторону предполагаемого противника. Стойка орангутанга была донельзя красива и мужественна. Если бы не одно "но". На могучем торсе Альварезы была напялена ярко-желтая майка Пришельцев с весьма интересным рисунком.

Мил, пару секунд потративший на то, чтобы закрыть пасть, наконец нашел в себе силы, чтобы задать вопрос:

- Ты где это спер?

Альвареза, даже не удостоив взглядом белую пантеру, все также всматривался вдаль, явно гордясь произведенным на всех впечатлением.

- Классная одежда, да? - переполнявшая его гордость заставила тело орангутанга наклониться еще чуть-чуть вперед, так что теперь обезьяна была похожа на оленя, который заметил в зарослях деревьев опасность.

- В общем-то да, - не мог не согласиться Мил. - И форма и цвет подходящий. Но...

- Без каких-либо "но", мой белый товарищ. - Альвареза скосил один глаз на Мила и оттопырил губу, показывая, что мнение альбиносов по поводу майки он игнорирует. - А костюмчик я у странников, которые в город Пришельцев мотались, отобрал. Не хотели отдавать, сволочи, но я убедил. Уж больно она мне к морде. А ты что, не согласен?

Второй глаз также сфокусировался на Миле. Тот немного подумал и решил, что не стоит обижать обезьян, которые стремятся к совершенству и цивилизации.

- Гм. - Конечно, все вышесказанное просто здорово, но Мил решил открыть Альварезе все, что он думал по этому поводу. - Ты смешон.

Странно, но орангутанг даже не обиделся. Его природная уверенность в своей неотразимой красоте, подкрепленная наличием прекрасного цвета майки, давала ему полное право думать, что все остальные жители ничего не понимают в искусстве.

- Да ты посмотри. - Он развернулся к Милу и остальным жителям широкой грудью, распрямил ее, насколько хватало костного строения, и уткнул крючкообразный, обросший палец точно в центр этой самой развернутой груди. - Это же наверняка мой дальний родственник нарисован. И мои ребята тоже с этим согласились.