- Где серые странники?

- Да какие странники против такой махины, - отмахнулся медведь. Да они уже и так давно схлестнулись. Вон там, видишь, туча пыли? Так это они. Ну не выдержали. А ты сам бы стал ждать приказа? То-то же. Родж правильно поступил. Рыси сами хотели нас с флангов обойти, тут их страннички и перехватили. У них к Маленьким Но Дерьмовым Кошкам свои счеты. За прошлое. Пущай разбираются. Так что начет лопоухого? А, Чокнутый?

Думай, Мил, думай. На то ты и человек, хоть и бывший, чтобы думать. Находить выход из кризисных ситуаций. Еще немного - и жители дрогнут. Дрогнут и побегут. И тогда конец. Не помогут ни призывы, ни белая шкура. Бросить всех на эту тумбу? Это сколько новых смертей. И в этих смертях будет виноват он, Мил. Потому, что не продумал и не предугадал.

- А глаза мы ему выцарапать можем? - спросил он у Бобо. Просто так спросил. Без всякой надежды. Медведи этого не сделают. Не достанут. Орангутанги слишком заняты своими разборками. От пантер и мутантов проку мало. Больше умрет, чем хоть на пару шагов приблизятся.

Бобо не отвечал, тупо вглядываясь в одну точку.

- Или испугать его? - не унимался Мил, все более распыляясь, видя, как один за другим жители погибают под тумбами лопоухого.

- Испугать? - эхом отозвался пещерный медведь, но глаз от чего-то интересного не отвел.

- Ну да. - Ну почему медведи такие тугодумы? - Чего боятся слоны? Чего может бояться вислоухий?

- Они могут бояться только одного. - Голос Бобо упал до самой низкой отметки. Милу пришлось напрячься, чтобы расслышать все слова пещерника. - А вернее - кого.

- Мышей! - Хорошо, когда хорошие мысли приходят одновременно к двум умным жителям. Жаль только, что эти мысли такие несбыточные.

- Мыши, мыши, мыши! Да нет у нас мышей! - Мил готов был плакать от бессилия.

- Мышей нет, - как-то уж слишком радостно сообщил Бобо, расплываясь в довольной улыбке. - А вот в единственном числе - это можно.

Смутная, совсем слабая догадка промелькнула в голове у Мила. Боясь спугнуть ее, он медленно стал поворачивать морду в сторону звезды, дающей планете тепло и свет. Как раз в ту сторону, куда так настойчиво был устремлен взгляд Бобо.

- Матерь пантерья! - только и смог вымолвить он.

Тяжело переваливаясь из стороны в сторону, с легким хрустом валя вековые деревья, словно однодневную траву, загораживая собой весь горизонт, через джунгли шла Мышь. Та самая, которая до этого спокойно жила в могилах и была их Хранительницей.

Остановившись на краю пустоши, махнув хвостом, смяв по ходу дела близлежащую растительность, Мышь хрюкнула и обвела долгим взглядом поле боя.

Необычный звук, этот самый хрюк, был мгновенно услышан и над черным пепелищем пронесся всеобщий крик изумления. А потом наступила тишина.

Мышь подняла правую лапу, вытерла нос и двинулась прямиком к белой пантере.

За то время, которое Мил не имел удовольствия видеть это, несомненно, величественное чудо джунглей, Мышь заметно прибавила в росте. Но с такой же пропорциональностью похудела. В джунглях достаточно тяжело найти столько жертв, а питаться травой гордость не позволяет. Да и где настричь столько травы?

- Привет, белобрысый! - Мышь опустилась перед распахнувшим пасть Милом на задние лапы, отчего стала казаться еще больше.

Милу пришлось задрать морду высоко в небо, даже захрустели шейные позвонки. Но перед этим он унял дрожь, которая предательски выдавала его состояние.

- Привет, давно не виделись, - проглотить тугой комок в горле, прежде чем продолжать, - какими судьбами в наши края?

- Занесла судьбинушка, - грустно прокомментировала Мышь свое нынешнее положение. - А у вас здесь что? Аль праздник какой?

Говорливая, зараза.

- Да так, - уклонился от прямого ответа Мил. - Разборка небольшая.

- Вижу, что не праздник урожая.

Больше всего Мил не хотел, чтобы эта здоровенная мышь вспомнила, как над ней грубо измывались, заставляя быть скаковой лошадью. Все что угодно, только не это.

- Дело у меня к тебе, белобрысый. - Мышь обвела вмиг ставшим кровожадным взглядом поле брани и только потом вернулась к белой пантере. - Должок за тобой, белобрысый.

Вот оно. Случилось.

Мил в очередной раз проглотил слюну и подумал, что день с самого начала не удался. Сначала Проклятые. А сейчас должник появился. И, судя по его бурлящему животу, явился он сюда не для разговоров об искусстве.

- Должок, говорю, - повторила зачем-то Мышь, хотя и без того ясно, что слова таких крупных представителей мимо ушей не пропустишь.

- Жрать нас пришел? - решился Мил. А что терять. Разговорами смерть не задержишь. Но Мышь была другого мнения.

- Ты меня, белобрысый, за скотину не держи. Я ж тебе не неблагодарная тварь. Слава джунглям, с понятием. Ты мордой не мотай, а послушай лучше меня. Да не пяться, не слопаю. Это вон пусть твой мохнатый дружок пятится, всю спину мне прошлый раз когтями исцарапал.

Бобо, бормоча под нос оправдания в свой адрес, быстро ретировался на безопасное расстояние.

Мышь, кряхтя, приняла лежачее положение. Данная поза давалась ей с трудом, но она стоически перенесла это телопередвижение.

- Ты мне, белобрысый, ничего не объясняй и не оправдывайся. Оправдываться не за что, да и объяснять нечего. Пока затишье у вас, я о своем должке с тобой пошепчусь. А если кто мешать станет, того ждет смерть лютая, - последние слова Мышь сказала громко и четко, так, чтобы слышали и свои, и чужие.

Мил, вспоминая маму, осторожно уселся перед переростком.

Мышь огляделась, проверяя, до всех ли дошло сказанное. Убедившись, что мешать никто не собирается, опустила морду. Потом как-то странно скуксилась и, почти пуская слезу, стала причитать:

- А ты знаешь, белобрысый, какая я несчастная? А ты знаешь, как жрать хочется? Иной день так набегаешься, что вечерами лапы отваливаются. Все сама да сама. И никто не поможет. И никто не пожалеет. Крыс-то мне на месяц хватило. Уж больно плодовитыми оказались. Сначала все смеялись, издевались. Потом в подполье ушли, затаились. Пришлось и оттуда выкуривать. Травкой питалась, пробовала на голодной диете посидеть. Тоска. Бедная я. Ты посмотри, что со мной жизнь сделала!