И ушел, явно чтобы притащить еще что-то вдобавок к соленым грибам, деревяшке с нарубленной жареной колбасой, большущей чашке салата, жареным ребрышкам, яйцам-пашот, рассыпчатому гороху-нуту, дышащему паром горшку с сырным супом, что Карл уже разливал всем половником, гренкам с сыром и… что-то Мари даже не видела, но только чуяла.
Алекс, отложив голубой клубень и отдышавшись, смотрел на заставленный стол совершенно дикими глазами. Вот как, значит…
– Это что? – Мари кивнула на недоеденное голубое. – Что за паф-паф?
– Пах-пах, – поправил Карл, – для аппетита. И метаболизма. И усвояемости. И чтобы живот не болел потом. Ну и…
Угу, понятно объяснил. Внутри у Мари так и полыхал пожар, требующий еще и еще. Она и ела, поняв, что ничего не случится с талией и вообще. Вот знала, и все. И ела.
– Блины! И поросенок для дылды! – Ери поставил подносы, вытер лоб полотенцем и сел, подтянув стул. – Посижу с вами?
– Уважь нас, честный домовой, присядь, угощайся, будь нашим гостем на немного. – Карл обвел рукой стол.
Домовой?!
Алекс и Мари уставились на Ери, покачивающегося на стуле, не доставая ножками в сапогах до пола и с показной ленцой тянувшего колбасу, кусок за куском. Лениво или нет, но колбаса кончалась быстро.
– Чего? – Ери пошевелили густыми бровями и всем личиком, заросшим жесткой бородой. – Домовой, потомственный, так и есть. Не из местных дурных невоспитанных краев, само собой. С Фризии я.
– А? – Мари непонимающе уставилась на него.
Алекс толкнул ее локтем, типа, потом объяснит
– Давно тут, Ери? – поинтересовался Карл, разламывая копченую курочку и протягивая по бедру Мари с Алексом. Лохматый, отключившись от всего и всех, невозмутимо наслаждался поросенком, постепенно умяв не меньше трети. И куда в него лезет, подумалось Мари, опять ощутившей укол совести. Надо извиниться перед ним, блин…
– Ну… не очень. – Ери явно не хотел говорить сколько. – До того таверну держали, да-а-а… Да и с этим вон, рубакой, по морям нас поболтало, есть такое. Так ты это, девка, точно не хочешь у нас остаться? Ну, не кухня, так это… мне помогать станешь.
Мари, справившаяся с курицей, довольно вздохнула: голод уходил. И ойкнула, вдруг ощутив снова, пусть и не так сильно.
– Яблочко вот съешь, – посоветовал Ери, – не хочешь? Не хочешь яблоко, так и не хочешь есть.
Тоже мне, персональный тренер по фитнесу и похудению нашелся. Она решительно притянула к себе нарезанный ломтями пирог с сыром, курицей и чем-то копченым.
– А потом жалуются, что мол, толстые, – пожевал губами Ери, – хотя, конечно, пах-пах…
Мари, почти не жуя проглотившая кусок, укоризненно посмотрела на него и провела рукой по животу. Вроде… ничего, можно еще закусить.
Карл, спрятавшийся в тень, довольно ухмылялся, потягивая ром прямо из горлышка пузатой темной бутылки. Лохматый терпеливо справлялся с поросенком, уверенно идя к победе и превратив половину в жалкие остатки. Кашу, вывалившуюся наружу, пахнущую травами и черносливом, он уминал походя.
А Алекс… А Алекс осоловело смотрел перед собой и крутил в руках блин, с одной стороны в сметане, с другой в варенье. Мари забрала плотную масляную лепешку, поймав благодарный взгляд.
– Не, ну вот ты подумай, – Ери не отставал. – Причин-то сколько остаться, а?
– Пять тысяч? – издевательски спросила Мари.
– Да больше, чего ты… тьфу, вот языкастая.
– Ну, а чего?
– Верно, сам виноват. Так это, ты слушай, слушай, не смейся. У нас, во-первых, питание положено, и не остатки, а прямо-таки с кухни. Плюс, смотри сюда, говорю, спальню тебе обеспечим отдельную, с шкафчиком там и умывальником. Ну и…
Ери говорил-говорил, а на Мари накатила сонливость, заставившая откинуться к бревну сбоку, прижаться щекой, втянув в себя почему-то такой явственный запах смолы, соли, моря… моря?.. Моря…
– Уходит! Как есть, уйдет, купец-то?!
– Не трави, Ери, никуда не денется. Наш будет…
Косматый маленький домовой, в рваных, до колен, штанах и босиком, весь увешанный оружием, как елка гирляндами, подпрыгивал у бушприта.
Милт, в красном платке на голове, с саблей у пояса, похлопал товарища по макушке. Тот оскалился, блеснув острыми зубами.
– Не жалеешь, что ушел от своих совсем? – поинтересовался Милт.
– Жалеть? Нет там моих, всех на костры отправили. Или прямо с домами сожгли, да еще и солью сверху посыпали. Жалеть…
Милт не ответил, слишком уж много злости звенело в голосе волосатого крохи, приведенного капитаном в последнем порту. Раз капитану он оказался нужен, так, значит, тому и быть. С ним себе дороже спорить, все знают. Да и награда у него не то, что королевская, бери выше.
Жизнь, вечная. За такое сам пойдешь куда угодно и с кем угодно. Пусть хоть и с этим бесенком в одних драных штанах. И ладно, Ери-то оказался еще тем сорвиголовой и настоящим джентльменом удачи, рубившимся без страха и даже порой пугая ко всему привычных корсаров «Моржа».
– По местам стоять, черти полосатые! – грохнуло с мостика. О-о-о, капитан явились, изготовившись к бою. А купец-то, впрямь, убегает. И нужен ли им этот купец, цель же другая, за нее Милт и подписался на самоубийственный поход.
– По местам! – заорал он сам, боцман все же, засвистел сигнал в дудку, побежал к квартердеку. Его место там, он же еще и квартердек-мастер, вся абордажная команда под ним, и ему, Милту, отвечать, если что…
Шхуну они гнали второй день. Та то пропадала, то появлялась, петляя между крохотными зелеными островами, узкая и не глубоко сидящая. Пряталась, пряталась, но таки загнали ее, вывели в открытое море, не давай поймать ветер, ловя своими же парусами. Но та, как заколдованная, опять убегала, прытко скользя по волнам.
Капитан, простучав каблуками вниз, через ступеньку, успел к абордажникам первым. Встал, своим кривым ятаганом, взятым где-то у Африки, показал на белую точку у горизонта.
– Вон там нужное нам, парни! Там жизнь не на человеческий короткий век, а длинная. И мы ее заберем, сделаем нашей судьбой, чтобы бороздить моря, упиваться золотом, красотками и лучшими винами. Вон, смотрите, только руку протяни.
Ветер рвал длинные золотые волосы шкипера, путая и бросая их прямо на ясные голубые глаза. Капитан у «Моржа» был красив, статен и полон огня. За ним, за чертовым огнем, и шли моряки, веря, как самим себе. Капитан не обманывал, все оказывалось правдой. Так почему не поверить еще раз, а?!
Малт оглянулся, глянул на шхуну и радостно завопил. Не зря играли с парусами с утра и до вечера, украли ветер, как есть украли!
– Да-а-а! – два десятка глоток разом, солнце так и сверкает на клинках.
Кра-а-а-а!
Чертова птица капитана, белая мерзость с красными глазами и клювом, приземлившись на плечо, орала вместе с остальными. Как-будто ей тоже обещали жить вечно и даже больше.
– Малт! Малт!
Ери стоял рядом, дергал за рукав провощенной куртки с нашитыми стальными пластинками. В глазах бесенка, неожиданно и страшно, плескался настоящий ужас.
– Что?
– Не надо нам туда, Малт! – прошептал домовой. – Плохо, Малт, чую…
Кра-а-а-к!
Чертова пернатая тварь приземлилась на палубу, блеснула гляделками. Тень капитана легла на Ери, густая и злобная. Голубые глаза смотрели сквозь мохнатого друга-крохи, Малт дернулся, загородить. Ятаган уперся в грудь, капитан покачал головой, не лезь, мол.
– Что ты чуешь?
Ери блеснул глазенками, почесал густую бороду.
– Не надо нам туда, шкипер. Там…
– Хочешь стать короче на одну голову, недомерок? – поинтересовался капитан.
Кр-р-р-а-а-ак! Птица точно согласилась.
– Если не хочешь, то готовься к бою. Или прыгни за борт, – посоветовал капитан, – услышу еще раз, укорочу.
