Аррайда кивнула.

Черрим взглянул на мирно сопящую в одеялах Эдвину, причесал когтями пушистые баки, посопел:

— Ты… тебя тут ничто не держит… Но не могла бы ты с Эдвиной посидеть, пока я вниз за ее железякой пойду? То есть, ты сперва поспишь, конечно…

— Я с тобой.

— Ты что, боишься? — удивился он. — А как же одна сюда лезла?

Хаджит почесал голову. Рыжая шерсть смешно вздыбилась. Аррайда, чтобы не захихикать, прикрыла рот рукой.

— Нет, ну, ужасов о двемерских руинах много рассказывают. Сам слышал. И о бородатых призраках, и о ходячих доспехах. Жутко, когда вдруг исчезает целый народ, — Черрим подтянул к себе миску с остывшей кашей, жмурясь от наслаждения, стал глотать. — Только вот воевали с Нереваром… и сгинули. Все бросили…

— Неревар? — Аррайда покатала на языке незнакомое имя.

— Нер-ревар-р… Мурлыкать имя удобно — как твое. Ты права, пожалуй, — протянул Черрим, выскребая дно. — Лучше вместе пойдем. Спи пока, а я вещи соберу.

Аррайда улеглась, закутавшись в одеяло, рядом с Эдвиной, но вновь проснувшийся в глубинах Арктанда грохот не давал заснуть. Пол мелко вздрагивал, шипел пар, влажное горячее дуновение вылизывало зал, и казалось, что призрачные обитатели крепости незримо и настойчиво дышат в затылок.

Лариус Варро. Форт Лунной Бабочки

Лязгнувшее под ногами проклепанное полотнище древнего двемерского моста вновь соединило времена. Позади истаяли в дымке над высокой горой наклонные, толстеющие кверху стрельницы крепости двемер с куполами и железными шпилями; скаты, карнизы, круглые бастионы — их сменили изысканно строгие, прямые линии форта, построенного людьми. Голубоватый в лунном свете камень зубчатых стен над сухим глубоким рвом, яркий огонь факелов, зажженных между зубцами; массивные квадраты башен, протянувшиеся от них и от стен густые тени… Громко хлопающие под ветром знамена… Храп торговцев, разбивших лагерь во внутреннем дворе, треск костра, искры в небо; рев гуаров, звонкие шаги часовых… Звуки и запахи живые, ничуть не похожие на слепой взгляд чужих руин.

Факел горел оранжевым коптящим пламенем, черный дым тянулся от него, затмевая звезды, ярким горохом просыпанные по небу. Из-за зубцов форта пялились любопытные луны — алая и ярко-белая, — заливая смутным светом башенный щит. Крышка люка неудачно вырвалась и грохнула о каменную площадку. Скорченный мужчина в доспехах вскинул голову и невнятным, мятым голосом спросил:

— Кто здесь?

— Я, — левой рукой уцепив за кольцо, Аррайда вернула крышку в пазы. Вожделенное место оказалось занято. Приспичило же ему сидеть тут в три часа ночи на самом ветру. Но возвращаться по темной винтовой лестице девушке хотелось еще меньше. Прихрамывая, криво выставив левое плечо вперед, она пересекла щит, вынула клеймору из заплечной петли и без приглашения уселась на брошенную на плиты лысую шкуру, обладателя которой не взялся бы определить и лучший охотник Морроувинда. А меч положила рядом. — Добрый в-вечер. То есть, н-ночь… То есть…

Мужчина уставился на Аррайду стеклянными глазами:

— Иди отсюда.

— Ни за что. Форт, называется: негде выспаться.

— Чего-о? — протянул он, ошеломленно моргая. И факел, и луны ярко освещали бледное, в короткой щетине, лицо и глаза на нем, опушенные пушистыми, совершенно девичьими ресницами. В глазах плавало изумление пополам с яростью.

— Форт! — выплюнул имперец. — Никакого порядка! Приходи, кто хочешь, шляйся, где хочешь!

От мужчины несло вином, но для пьяного складывал он слова удивительно гладко.

— Вот и я говорю, — слегка заикаясь, поддакнула Аррайда.

— А ты кто такая? — незнакомец приподнял стоящий перед ним серебристый кувшинчик для флина, перевернул, потряс и сокрушенно поставил на место:

— Кончился! Шармат…

— Кто?

Имперец с изумлением уставился на незваную гостью. Аррайда же разглядывала его. Кираса с гербом легиона — на фиолетовом поле гнедая и белая вздыбленные лошади; круглые наручи с выпуклым рисунком, юбка из стальных полос, поножи и калиги. Все ладно пригнанное, досмотренное, даже щегольское. Слишком хорошее для простого легионера. А что меч сунут в кожаные ножны без украшений — так надо судить не по ножнам, а по клинку.

Так и не добившись внятного ответа, девушка запустила руку в сумочку-невидимку и вытащила за горло пузатый кувшин суджаммы:

— Бери!

— А флина нет?

— Ну, я же не винная лавка. Что нашлось — то и прихватила.

— Шармат, — имперец схватился руками за голову. — Сидишь на задворках Империи, в самой глубокой заднице. Пополнение год не присылали, жалованье тоже. Снится… дура какая-то… и даже флина у нее нет.

— Сам дурак! — огрызнулась Аррайда. Имперец побледнел — хотя, казалось, куда уж больше, и стал приподниматься, потянув из ножен палаш:

— Я — Лариус Варро, рыцарь-протектор Имперского Легиона! Так что лучше… придержи язык!

Девушка обрадованно вытянулась на освобожденной шкуре:

— Я — Аррайда. И меч у меня подлиннее. Так пить будешь?

Лариус заржал. Сел на плиты рядом с девушкой, сбил горлышко; закинув голову, дергая кадыком, сделал пару глотков прямо из кувшина.

— Вот и познакомились. Тебе налить?

Не вставая, девушка поковырялась в сумке. Извлекла на свет темный кубок с ободком из яшмы:

— Лей.

Рыцарь-протектор недоверчиво покрутил кубок перед глазами, постучал по нему ногтем, взвесил на руке.

— Та-ак… А ты знаешь, что диковины двемеров являются достоянием Империи и немедленно должны быть сданы в Легион или ближайшему агенту Восточно-имперской торговой компании?

— Ну, бери, — пробормотала Аррайда. — В Арктанде этих чашек…

— Ты была в Арктанде?

— А что, нельзя?

— Именно, — Варро тяжело вздохнул. — Я обязан вменить тебе незаконное проникновение в руины двемер. Потом, возможно, контрабанду… или запрещенную сделку… — он поочередно загнул три пальца на левой руке, пристукивая указательным правым. — Два месяца на рудниках с конфискацией. Беда в том, что древних руин много, а нас мало — чтобы ставить часовых возле каждой. В этом форте обязан стоять легион! А у меня когорта… неполная. Так что… живи, — буркнул Лариус, наливая суджамму в кубок. — Ничего я тебе не сделаю.

Он прикрыл ладонью глаза.

— А даже если сделаю… Балморский суд выпустит через два дня. И будешь ходить, и, как те, скалиться мне в лицо. Пей, давай.

Аррайда приподнялась на локте:

— Не буду я скалиться. А что такое?

— А то, — рыцарь-протектор тяжело взглянул исподлобья, — что Империи только кажется, будто мы осуществляем тут закон. А правда такова, — он пьяно взмахнула рукой перед глазами, — что есть данмеры — и все остальные. Нет, я непра-ав… Тебя охотно осудят. Потому что ты — нвах. Не кривись. Это значит всего лишь: «чужак», "чужеземец". Азура… проклиная данмеров, чванства им полной мерой отмерила. Глядят на тебя презрительно… пепельные хари, будто перерезать глотку готовятся. Вот так забудешь, как выглядит обычное человеческое лицо. Дрянь!

— Что-о?

— Дрень… Дрен… — забормотал Лариус. — Точно, Дрен.

— Это кто?

— Я же сказал, — скривился имперец, — дрянь. Редкостная дрянь.

И растолковал, пожалев девушку:

— Вельможа, на Аскадианских островах, родной младший братец правящего герцога Ведама Дрена. И, п-пожалуй, самый страшный человек на Вварденфелле. У него на дороге не становись. А то мигом окажешься в этой вот норе… дыре Лунной Бабочки. Или убийц подошлет… Только не думай, что меч защитит от удара в спину.

Аррайда именно так и думала, но из сочувствия промолчала.

— Заговор… — бормотал рыцарь-протектор. — Свидетели пропадают… или мигом теряют память… В собственный дом зайдут, убьют — и ничего им не сделаешь…

— Кому?

— Камонна Тонг. В Балморе… только шепотом о них… боятся. Я уже попробовал. Досыта дерьма нахлебался. Слышишь меня? Не лезь!

Он схватил Аррайду за плечо. Девушка вскрикнула.