– Кто вы? – Пальцы Хейзел сомкнулись на рукояти спаты. – То есть… Что вы за богиня?

Уж в этом Хейзел была уверена: от женщины исходила сила. Все вокруг них – и закручивающийся Туман, и монохромный ураган, и потустороннее сияние руин – было вызвано ее появлением.

– Ах да, – женщина кивнула. – Давай сделаем здесь немного светлее.

Она подняла руки, и в них из ниоткуда появились два зажженных старинных тростниковых факела. Туман отполз к стенам. Полупрозрачные завитки у сандалий женщины обрели формы животных: черного лабрадора-ретривера и какого-то серого зверька с длинным пушистым телом и белой мордочкой. Может, ласка?

Женщина безмятежно улыбнулась.

– Я Геката, – сказала она, – богиня колдовства. Нам с тобой многое предстоит обсудить, если ты, конечно, переживешь эту ночь.

Хейзел хотела броситься со всех ног прочь, но ее стопы будто сковало белой изморозью.

По обе стороны перекрестка из земли, подобно темным побегам, выросли две высокие металлические подставки. Геката вставила в них факелы, а затем, словно в каком-то зловещем танце, медленно обошла вокруг Хейзел.

Черный пес и ласка неотрывно следовали за ней.

– Ты точная копия своей матери, – наконец сказала Геката.

У Хейзел запершило в горле.

– Вы знали ее?

– Разумеется. Мэри была предсказательницей. Она умела ворожить, насылать проклятия и делать гри-гри. А я богиня колдовства.

Ее черные без единого пятнышка глаза смотрели так глубоко внутрь Хейзел, будто хотели извлечь ее душу. В Академии Святой Агнесс во время первой жизни в Новом Орлеане над Хейзел постоянно издевались как раз из-за ее матери. Все дети считали Мэри Левеск ведьмой. А монахини шептались, что та продала душу дьяволу.

«Если уж моя мама пугала монахинь, – подумала Хейзел, – что бы с ними было, встреться они с этой богиней?»

– Многие боятся меня, – будто прочитав ее мысли, сказала Геката. – Но волшебство само по себе не является ни добром, ни злом. Оно всего лишь инструмент, как тот же нож. Разве нож злой? Только если попадает в руки злому человеку.

– Мо… Моя мама… – запнулась Хейзел. – Она не верила в волшебство. Ничего такого. Она просто притворялась, чтобы зарабатывать.

Ласка пискнула и обнажила зубки. Затем из противоположного конца ее тельца раздался звонкий посвист. При других обстоятельствах пускающая газы ласка могла повеселить, но Хейзел и не подумала смеяться. Красные глазки зверька, подобно крошечным уголькам, смотрели на нее с откровенной злобой.

– Тихо, Гейл, – сказала Геката и, извиняюще посмотрев на Хейзел, пожала плечами. – Гейл не любит слышать о скептиках и мошенниках. Это личное, она когда-то сама была ведьмой.

– Ваша ласка была ведьмой?

– Вообще-то она хорек, – поправила Геката. – Но да – когда-то Гейл была воистину отвратительной ведьмой. Никакой личной гигиены, плюс жуткие… скажем так, пристрастия в еде, – Геката помахала ладонью перед своим носом. – Из-за чего мои последователи начали пользоваться дурной славой.

– Ясно, – Хейзел старалась не смотреть на зверька. Его кишечные проблемы ее совершенно не интересовали.

– В общем, – продолжила Геката, – я превратила ее в хорька. Хорек из нее получился многим лучше человека.

Хейзел сглотнула и опустила взгляд на черного пса, с любовью тыкающегося носом в руку богини.

– А ваш лабрадор?..

– О, это Гекуба, в прошлом царица Трои, – ответила Геката таким тоном, будто это и так было очевидно.

Собака заворчала.

– Твоя правда, Гекуба, – сказала богиня, – у нас нет времени на представления. Суть в том, Хейзел Левеск, что, хотя твоя мать и утверждала, будто она не верит в волшебство, на самом деле она обладала магической силой. В конце концов, ей пришлось это признать. И когда она искала заклинание призыва бога Плутона, я ей помогла.

– Вы?..

– Именно, – Геката вновь обошла вокруг Хейзел. – Я разглядела в твоей матери потенциал. И вижу еще больший в тебе.

У Хейзел закружилась голова. Ей вспомнилось признание матери незадолго до ее смерти, как она призвала Плутона, как тот полюбил ее и как из-за ее жадности ее дочь Хейзел родилась проклятой. Девочка могла призывать из земли драгоценности и золото, но любой, кто подбирал их, был обречен на муки и смерть.

А теперь, по словам этой богини, выходило, что все это случилось из-за нее.

– Магия не принесла маме ничего, кроме страданий. Всю свою жизнь я…

– Если бы не я, твоей жизни вообще бы не было, – равнодушно заметила Геката. – У меня нет времени на твой гнев. И у тебя тоже. Без моей помощи ты умрешь.

Черная собака зарычала. Хорек щелкнул зубами и пустил газы.

Легкие Хейзел словно заполнило раскаленным песком.

– О какой помощи идет речь? – спросила она.

Геката подняла бледные руки. Туман закружил в трех проемах, откуда она пришла – в северном, восточном и западном. Замелькали черно-белые образы, будто ленты старого немого кино, которое иногда показывали в кинотеатрах в детстве Хейзел.

В западном проходе римские и греческие полубоги в полном обмундировании сражались друг с другом под высокой сосной на склоне холма. Травы почти не было видно из-за тел раненых и убитых. Хейзел увидела себя, скачущую верхом на Арионе сквозь ряды сошедшихся врукопашную воинов и что-то кричащую в попытке остановить насилие.

Под аркой, ведущей на восток, Хейзел разглядела падающий где-то посреди Апеннин «Арго-II». Снасти были охвачены пламенем. Валун влетел прямо в квартердек. Еще один прошил корпус. Словно протухшую тыкву, корабль разорвало на куски, а двигатель взорвался.

Но образы в северном проеме оказались еще хуже. Хейзел увидела Лео без сознания – а может, мертвого, – падающего в облаках. Увидела плетущегося в одиночестве по темному туннелю Фрэнка, крепко сжимающего одну руку другой, вся его футболка пропиталась кровью. И Хейзел увидела себя посреди огромной пещеры, подобно люминесцентным нитям паутины, пронизанной узкими лучами света. Она пыталась прорваться сквозь них, а в отдалении у подножия двух черно-серебряных металлических дверей лежали, застывшие в неестественных позах, Перси и Аннабет.

– Выбор, – сказала Геката. – Ты стоишь на распутье, Хейзел Левеск. А я богиня перекрестков.

Земля под ногами Хейзел задрожала. Посмотрев вниз, она заметила вокруг себя блеск серебряных монет… тысячи старых римских динариев выпрыгивали на поверхность, и уже казалось, будто весь холм вот-вот готов взорваться. Видения в проходах так взволновали девушку, что она неосознанно призвала все серебро, спящее в округе.

– В этом месте прошлое почти соприкасается с настоящим, – сказала Геката. – В древние времена здесь пересекались две главные римские дороги. Здесь обменивались новостями, раскидывали торговые палатки. Здесь встречались друзья и бились враги. Целым армиям приходилось решать, по какой дороге идти дальше. Перекрестки – это всегда место выбора.

– Прямо как… с Янусом, – Хейзел вспомнился храм Януса в Лагере Юпитера. Полубоги отправлялись туда, когда им нужно было принять решение. Они бросали монетку, загадывая варианты на «орла» и «решку», в надежде, что двуликий бог укажет верный путь. Хейзел никогда не нравилось то место. Она не понимала желание своих друзей переложить ответственность за сделанный выбор на плечи бога. В конце концов, после всего пережитого доверия к божественной мудрости в ней осталось не больше, чем к игровому автомату в Новом Орлеане.

Богиня волшебства с отвращением фыркнула.

– Ох уж этот Янус с его проходами! Согласно его логике, весь выбор сводится к черному или белому, да или нет, внутрь или наружу. Но в действительности все далеко не так просто. На любом распутье тебя ждут как минимум три дороги… четыре, если считать вариант с возвращением назад. Именно в таком положении ты сейчас, Хейзел.

Хейзел еще раз посмотрела в каждый проход, заполненный мельтешащим Туманом: война между полубогами, уничтожение «Арго-II», страдания для нее и ее друзей.